|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Герои поневоле Fdor Beresnev © 2011 Сохранить и преумножить Председатель правительства доживающего последние дни Северного Содружества Матвей Ильич Круглов склонился над картой и неотрывно смотрел в одну точку. Сидевший рядом комиссар по науке и образованию видел, что там одна сплошная тайга. Значит, лидер не просто изучает обстановку, а сосредоточенно думает. Сейчас возьмёт, и, как обычно, предложит простое на первый взгляд, но гениальное, переворачивающее ситуацию с ног на голову, решение. Остальные члены кабинета тоже с надеждой ждали слов главы государства и, затаив дыхание, тактично молчали.
— Я не буду долго говорить, — глухо произнёс, оторвавшись от тягостных раздумий, председатель. — Вы сами всё отлично знаете. Для Содружества настали тяжёлые времена. Давайте называть вещи своими именами. Нам объявлен невыполнимый ультиматум, и со дня на день начнётся вторжение. Угрожающая нам свора шакалов стремится не только разрушить нашу государственность, но и стереть с лица земли нашу самобытную культуру, лишить нас права самим выбирать свой путь развития, загнать наш народ в техногенное стойло, превратив в бессловесную обслугу чадящих шахт и заводов.
Голос бессменного руководителя Содружества и двукратного нобелевского лауреат окреп, глаза засверкали, в воздухе ощутимо запахло электричеством. Собравшиеся разом вспомнили, почему двадцать пять лет назад он практически единогласно был выбран руководителем новоиспечённого нищего и голодного государства и из-за чего неизменно переизбирался на этот пост. За ним, яростным и убедительным, до сих пор готово идти куда угодно почти всё население обширной, но малонаселённой страны.
— Вы также прекрасно знаете, что у нас нет возможности вести борьбу на равных. Слишком мало времени нам было отпущено, чтобы мы могли крепко стать на ноги. Единственное, что нам остаётся — укрыть, спасти наработки и продолжить тайно следовать намеченным курсом. Для этого предлагаю: все лаборатории вывезти и скрыть, результаты экспериментов спасти и засекретить, работу продолжать, технологии совершенствовать. Этим участком займётся комиссар по науке. Правительство нужно перебазировать на запасной командный пункт, силы правопорядка привести в автономный режим с полным растворением в органах самоуправления, государственные архивы уничтожить. Полностью. Это поручаю комиссару по обороне и безопасности. Начнём всё с чистого листа. Верные нам люди должны иметь возможность устроиться подручными к оккупационным властям. Тогда у нас появится пространство для манёвра. Тогда сможем не просто затаиться, а залечь на дно и окрепнуть. Чтобы потом, когда наступит время скинуть ненавистное иго одним уверенным ударом. Вопросы, дополнения?
— Документация лабораторий, — подсказал комиссар по науке, Борис Моисеевич Штерн.
— Да, документацию, научные банки данных, результаты экспериментов. Всё вывезти или уничтожить. Оставить только в одном экземпляре, в резервном хранилище. Отныне в лабораториях ничего не держать. Там — только опыты. Вся работа с данными должна вестись удалённо и только с резервным банком, степень защиты поднять до неприличия. Теперь всё?
— У нас нет секретного, абсолютно надёжного и, одновременно, защищённого банка данных, с которым можно оперативно работать, — возразил Штерн.
— Это я возьму на себя, — устало кивнул головой Круглов. — Сбрасывайте информацию пока на съёмные носители. Потом скажу, кому её передать.
— Считаю, отсутствие документации на местах может вызвать нездоровые вопросы, — бесцветным голосом произнёс Иван Васильевич Петров, комиссар Содружества по безопасности, — нужно насытить покинутые лаборатории устаревшей документацией и общеизвестными данными.
— Принимается, — кивнул председатель, — Борис Моисеевич, позаботьтесь.
— И ещё, — продолжил Петров, — Хотелось бы, пока есть возможность, получить в своё распоряжение тела всех умерших в последнее время мужчин. Желательно, двадцати — тридцати пяти лет. Для подготовки акций по дезинформированию противника.
— Хорошо. Что ж, если вопросов больше нет, предлагаю приступить к работе, времени остаётся предательски мало, а дел намечено...
Члены правительства быстро, но без спешки покинули зал заседания.
Матвей Ильич опять уставился на карту. Страна доверчиво распростёрлась перед ним. Открытая и беззащитная. Сердце сдавило и не отпускало. Он не мог её спасти. Единственное, что было в его силах — дать ей шанс. Шанс вывести из-под удара самое ценное и, затаившись, возмужать и окрепнуть. И он был готов всем пожертвовать ради этого.
Вздохнув, председатель снял телефонную трубку, нажал кнопку быстрого набора и, дождавшись ответа, произнёс:
— Извини, что отвлекаю, сынок. Ты мне нужен. На тебя и твоих ребят теперь вся надежда. Подъезжай немедленно.
***
Когда позвонил отец, Андрей как раз завершил очередную серию измерений и сидел за рабочим столом, анализируя результаты. Он машинально посмотрел на часы — половина третьего ночи. Не спится старику. Впрочем, тот часто засиживался допоздна, но беспокоил отпрыска в неурочный час впервые: ну какие срочные дела могут быть у главы стремительно набирающего вес государства к простому учёному-биотехнологу?
Выслушав короткую и зловещую тираду родителя, Круглов-сын коротко хмыкнул в трубку, быстро собрался и через час уже сидел в мягком кресле председательского кабинета у широкого стола для совещаний. Отец покинул своё место, сел рядом и участливо поинтересовался:
— Ну, как дела? Как продвигаются исследования?
— Хорошо. Наметился прорыв. Объём хранимой информации удалось стабилизировать. Правда, из-за отмирания клеток, приходится поддерживать тройное дублирование и проводить постоянную верификацию, но за последнюю неделю не потеряли ни бита. А мощность — дело наживное. Точнее, наростное. Сколько нужно — столько и нарастим.
— А считывание? Проблем нет?
— Все привитые препаратами ПГК-17 и выше способны обращаться к банку данных напрямую, без всяких инструментов. Тем, кто прививался раньше, необходим аппарат усиления ментальных волн.
— А нам, старикам не прошедшим генетическую коррекцию по возрасту, что делать?
— Обратиться к тем, кто успел. Ничего страшного — скоро вы повымрете естественным путём, и проблема исчезнет сама собой, — грустно отшутился Андрей.
— Мы вымрем ещё скорее, чем ты думаешь и большинство — противоестественно, — возразил сыну Матвей Ильич. — Всё к этому идёт. Так что согласен с тобой — проблема не первой важности и рассосётся сама. Когда будешь готов принять первый десяток терабайт?
— Погоди, погоди. Сейчас только завершается апробация. Потом, когда выведу устойчивый и быстрорастущий гибрид, его надо будет высеять, дождаться пока примется, разойдётся, раскинется. Это, конечно, большей частью гриб, он растёт быстро, но не мгновенно же. Нужно ещё года три-четыре для создания внушительной грибницы, способной решать серьёзные задачи.
— У нас нет этого времени. Нас вот-вот начнут бомбить. Лаборатории Боря эвакуирует и спрячет, но нужен обмен информацией между ними. Иначе, они обречены топтаться на месте, варясь в собственном соку.
— Ну, тогда, год-два. Но не меньше: это же растение, ему не прикажешь. Точнее прикажешь, конечно, с помощью химии и излучений, но потом уже не остановишь.
— Хорошо. Год-два. Я замыкаю создание биобанка данных на тебя. Контактируй только с Борей, больше ни с кем. Важно сохранить высочайшую степень секретности. Твой гриб-сервер данных для нас спасительная соломинка. Только он даёт реальную возможность развиваться тайно и изолированно, находясь на нелегальном положении. Обычные компьютерные сети чересчур уязвимы, компьютеры требуют розеток с электрическим током и в конце-концов легко отслеживаются.
— Не понимаю, что за срочность, что за пессимизм? Откуда все эти панические настроения? — не выдержал Андрей.
— Ты что, из леса вышел? — удивился Круглов-старший. — Впрочем, что это я спрашиваю? Конечно, из леса. Мировая общественность, как ты может быть слышал, не только запретила эксперименты с геномом на подведомственной ей территории, но и борется против их проведения в других, даже самых диких и отсталых, уголках земного шара. В последнее время это борьба приняла крайне агрессивные формы. Центральная Корея, например, судя по спутниковой фотографии, напоминает спёкшееся жерло вулкана. Австралия забита миротворцами. Бразильские научные объекты заполонили наблюдатели ООН. Мы — на очереди.
— Дела... — ошеломлённо протянул буквально за волосы втащенный в реальную жизнь кабинетный учёный. Он действительно пропустил многое. — Но... Когда? Зачем? Смысл?
— Ну, кроме ресурсов, вкусных и желанных, которые хочется немедленно отобрать и присвоить, есть ещё одна причина. Боятся они нас. Опасаются, что обойдём их на узкой дорожке, ведущей за облака прогресса. А мир, ведь, как устроен? Тот, кто впереди, кто создаёт среду и диктует контекст — тот кушает от пуза и руководит, а тот, кто догоняет и подражает — работает до седьмого пота и недоедает. Не хотят они работать и недоедать, очень сильно не хотят.
Видя замешательство сына, Матвей Ильич похлопал его по плечу и назидательно произнёс:
— Я не мешал тебе творить, Андрюша. Сам таким был: увлечённым, цельным, отрешённым. Но хватит брать, настало время отдавать. Нельзя укрыться в своём мирке навсегда. Вокруг не вакуум, а живые люди. Со своими надеждами, желаниями, проблемами. Кто-то должен им помочь. Если не мы то кто?
Действительно, больше некому. Самый известный и успешный учёный современности оставил научную карьеру, чтобы помочь согражданам выбраться из долговой ямы, и теперь, четверть века спустя, призывал к тому же своего сына. Сына, которого по праву считал своим самым большим успехом, самым грандиозным достижением. Сына, из-за которого развёлся с женой, его матерью. Она так и не смогла ни простить, ни понять.
Андрей крякнул и развёл руками.
— Сделаю всё, что в моих силах. Когда выезжать в тайгу?
— Сегодня же и отправляйся, времени практически нет.
Мужчины, встав, обнялись. Старший похлопал младшего по спине и крепко пожал ему руку. Ему было совестно. Он хотел попросить у сына прощения. За всё. За украденное детство, за рискованные эксперименты над ним, за то, что в очередной раз решив всё за него, втравливает в почти безнадёжное дело. Хотел и не мог: комок стал поперёк горло, а глаза затуманили непрошенные слёзы. Ничего, ещё успеет. В лесу с ним ничего не должно случиться. Самое отъявленное зверьё теперь живёт в городах, в домах со всеми удобствами.
Андрей, с детства не любивший никаких проявлений нежности, высвободился из отцовских объятий и вышел за дверь.
Уже светало, и ему многое предстояло сделать перед отъездом. Мозг переключился в рабочий режим, чувства отступили. Задание отца он воспринял как очередную научную проблему и уже начал намечать пути её решения.
Первым делом, следовало позаботиться о спорах самых многообещающих штаммов, образцах, реактивах и оборудовании. Надлежало срочно вытащить команду из тёплых постелей, дать поручения, поставить задачи и сроки. Учёный взглянул на часы. Теперь и он, подобно отцу, буквально физически чувствовал, как утекает время.
***
Первые ракеты прилетели в начале октября. Через два месяца после того, так круто изменившего жизнь Андрея, ночного разговора, и через три дня после очередной, на этот раз беспримерно резкой, резолюции совета безопасности ООН. Они накрыли системы ПВО, штаба войск и силы раннего обнаружения. Точнее, те места, где они были какое-то время назад. Потом в воздухе загудели тяжёлые бомбардировщики. Опекаемые, на всякий случай, юркими истребителями, они сравняли с землёй воинские части, правительственные здания и генетические лаборатории. Промышленные предприятия, в том числе центр по обогащению урана, силы возмездия пощадили. Они не попадали под санкции ООН и вполне могли пригодиться мировому сообществу после усмирения непокорной державы. Во многих вещах это сообщество чрезвычайно прагматично.
Силы самообороны были готовы к нападению. Не успели макеты радаров и пусковых установок как следует разгореться, предполагаемые объекты карательных санкций уже следовали тайными, одним им известными маршрутами. Правительство спешно уничтожало текущую документацию. Жители спустились в бомбоубежище. Отряды добровольцев, прихватив из моргов припасённые тела, вышли на заранее намеченные позиции.
Бомбардировки, перемежаясь громкими заявлениями и бравурными реляциями, продолжались неделю.
После нескольких дней затишья, с неба посыпался десант. Интервенты занимали мосты, аэродромы, ключевые высоты. Они действовали нагло и открыто. Вокруг парашютистов сновали вездесущие вертолёты, готовые мгновенно подавить любые очаги сопротивления. Изобразить паническую стрельбу, подбросить трупы и не пострадать при этом, оказалось задачей сложной, не смотря на отличное знание местности и активную поддержку населения. Миротворцы, не смотря на показную самоуверенность, вели себя очень нервно, предпочитали сначала стрелять в сторону любого движения, а потом разбираться, кто шёл и по какому делу.
Спустя ещё пару дней стрельба стихла почти повсеместно.
Находясь в личном, секретном бункере, Круглов-старший отслеживал действия по имитации сопротивления и уходу в подполье. Доклады, поначалу частые, развёрнутые и предсказуемые, поредели и сжались. По отрывистым, шифрованным, малосвязанным фразам в коротковолновом радиоэфире тяжело было понять, что же происходит на самом деле. Прямое общение через информационную и телефонную сеть по понятным причинам пришлось запретить. Председателя настиг информационный голод.
Матвей Ильич включил визор и поймал передачу со спутника. Новости ничего не прояснили, только, наоборот, запутали.
Бодрый московский диктор, развязно акая, радостно сообщил ему, что свободолюбивое население Сибири наконец-то свергло диктат давно спятивших учёных-вивисекторов и приступило к формированию переходного правительства народного согласия. Бравурный отчёт сопровождался таким же чудовищно фальшивым видеорядом: какие-то девушки с цветами, открытые радостные лица крупным планом, хмурые мужчины в наручниках. По картинке нельзя было определить не только, где показываемое происходит, но и когда оно имело место быть. Так, например, платьице у девочки из начала сюжета было чересчур лёгким для стоящей за окном осени. Наверх председатель уже две недели как не поднимался, но и в перископ чувствовалась промозглая сырость, оккупировавшая вместе с международными силами земли Содружества.
Наконец, Круглов не выдержал, надел тяжёлый армейский плащ, взял ящичек с рацией и вышел наружу.
Шёл затяжной осенний дождь. Лес вокруг бункера уныло подобрал иголки и, казалось, скукожился под низко нависшими тучами. Сырой мох местами смачно чавкал под сапогами.
Отойдя на приличное расстояние от убежища, председатель откинул крышку и навис над аппаратом.
«Лесник вызывает главного егеря, лесник вызывает главного егеря», — послал он в эфир на заранее условленной волне.
«Егерь на связи», — отозвался минут через пять Петров.
Значит, цел и руководит отходом. Уже хорошо. Но длительная бездеятельность крайне утомила Матвея Ильича, накопленная за долгие дни вынужденного затворничества энергия требовала выхода.
«Отлично, двигайся на точку два. Жду тебя там», — распорядился он.
«Не вижу необходимости, дежурство проходит штатно», — возразил комиссар по безопасности.
«На месте и расскажешь», — отрезал Круглов и выключил рацию.
Он заметно повеселел и, быстро собравшись, двинулся на место встречи.
Когда тёмными, долгими ночами они оговаривали детали ухода в подполье, старались предусмотреть всё. В том числе возможность экстренной встречи.
То, что Матвей Ильич должен просто переждать, не участвуя в происходящем, не выходя на связь, даже не обсуждалось. «Ты слишком ценен для Содружества, чтобы рисковать тобой», — сказал Борис Моисеевич и закрыл тему. Смирившись, председатель всё-таки вытребовал себе возможность личной встречи в заранее отведённом месте. Со всеми необходимыми предосторожностями, разумеется. К одному из таких мест он теперь и спешил.
Нужно было спуститься к реке, выйти берегом к просёлочной дороге и пройти вдоль неё километра полтора. Там, на лысом пригорке, стоял давно брошенный сруб. Отличное конспиративное место: и не на виду, и у дороги, и не надо мокнуть под открытым небом.
Шум моторов председатель услышал неподалёку от места встречи. Насторожился, остановился. Машины, а их было даже больше двух, заглохли где-то неподалёку. Хлопнули дверцы. Зазвучала чужая гортанная речь.
Круглов развернулся и заспешил обратно. Метров через двести он увидел перед собой редкую приближающуюся цепь. Солдаты шли ходко, дисциплинированно, негромко и деловито перекрикиваясь. Ещё немного и они тоже заметят его. Голоса сзади также приближались.
Председатель замер. Прямо физически ощущая сжимающееся вокруг него кольцо, он судорожно пытался сообразить, как такое могло произойти. Гипотезы возникали одна хуже другой и рассыпались под напором фактов. Но он перебирал варианты ещё и ещё. Более важного вопроса на данный момент для него не было.
***
В условленном месте, на маленькой полянке в глубине леса, его ждали двое: Штерн и Петров, комиссар по науке и комиссар по безопасности. И если Бориса Моисеевича Андрей ожидал там увидеть, то Иван Васильевич был явно лишним. Отец чётко сказал — контакт только через Бориса. Значит, что-то случилось. И случилось именно с отцом.
Круглов-младший посмотрел в хмурые лица министров. Они молча опустили глаза. Оба сидели на толстом, возвышающемся над землёй, корне вековой пихты, мяли в руках шапки и откровенничать не спешили. Андрея так и подмывало залезть им в мозг и узнать, что же произошло, без этих неловких пауз, недомолвок и сочувственных ужимок, но он дал зарок больше этого никогда не делать и слово своё держал. Уже семь лет. Ольгу, конечно, уже не вернуть, но та боль, та неловкость, тот бесконечный стыд он помнил так ярко, как будто это было вчера. Помнил и надеялся, что она счастлива без него там, за сотнями миль и границ и, возможно, когда-нибудь даже простит за то опрометчивое вторжение.
Волна воспоминаний накрыла с головой. Сердце захлестнула застарелая боль, смешавшись с тревогой за отца.
Андрей примостился рядом с Иваном Васильевичем, откашлялся и спросил, не выдержав повисшей тягостной тишины:
— Что с ним?
— Его схватили по пути на конспиративную точку, — выдавил из себя Петров. — Я должен был с ним там встретиться, но не успел. Даже подойти не смог — солдат видимо-невидимо. Потом по сети вещания объявили, что схвачен глава диктаторского режима.
— И что теперь?
— Повезут в Гаагу, будут судить. За преступления против человечности. Его сейчас иначе, чем доктором Менгеле современности и не называют.
Ну да. Генетические эксперименты на людях, операции по исправлению наследственности, генно-корректирующие прививки. И если первые еще проводили по желанию и с согласия пациентов, то прививались последние годы все дети в обязательном порядке. И в глазах панически боящегося мутаций человечества страшнее преступления нет. Даже диктатора Кормодо, выжегшего ядерными бомбардировками две трети своей страны, лишь пожурили и стали качать его нефть на более льготных условиях, а тут — бомбардировки, вторжение, охота и судилище. Полный набор.
— Делать-то что собираетесь?
— Мы — ничего, охрана там серьёзная, место открытое. Мы даже до двери комендатуры, где его держат, не добежим, — сказал Иван Васильевич и посмотрел на Андрея полными надежды глазами. — Но ты можешь его вытащить. С твоими-то способностями...
— Слухи о них слишком преувеличены, — сказал Круглов и задумался.
Менгеле. Скорее уж Франкенштейн, скроивший себе идеального сына. Сына, наделённого сверхчеловеческими способностями и даже, благодаря достижениям современной науки, вполне напоминающего человека. Но материнское сердце не обманешь. Она заподозрила неладное, как только шустрое чадо стало ходить и сказало первые слова. Отец всё отрицал. С каждым годом её подозрения крепли, превратившись в непоколебимую уверенность. Андрей помнил частые скандалы и истерики. Но хуже звуков были их мысли и эмоции, от которых нельзя было заслониться, спрятаться под одеялом, отгородиться, заткнув уши. Оставалось сбежать из дома и уйти далеко-далеко в лес, к тихим и спокойным деревьям, птицам, животным.
А потом мать разом пропала, исчезла из его жизни, уехав куда-то. Это случилось, когда ему было семь лет. С тех пор он её ни разу не видел и ничего не слышал о ней. Отец замкнулся, уйдя с головой в работу. Лишь изредка Круглов-старший бросал на сына виноватые взгляды. К тому времени Андрей научился экранироваться от чужих эмоций, но горячая волна стыда и раскаяния нет-нет и пробивала защиту. Ему было жаль отца, но он понимал, что попытавшись утешить его, сделает только хуже обоим и молчал, стиснув зубы.
— Но попробовать хоть можно, — не сдавался комиссар по безопасности. — Его увезут послезавтра и всё, труба. Без него нас сразу вдвое меньше станет.
— Не надо, Вань, — подал голос Штерн. — Там же действительно не прорваться. И Матвея не вытащишь, и парня под монастырь подведёшь. А кто тогда подпольем руководить будет?
— Постойте, — встрепенулся Андрей. — Каким подпольем?
— Нашим, — решительно ответил Петров. — Матвей распорядился: если что — ты за него остаёшься. Как человек, ведающий единым банком данных, выдающийся учёный и сын. Ну и способности...
— Да дались вам эти способности, — в сердцах воскликнул Андрей, вскочил и возбуждённо заходил по поляне.
Комиссары правительства Северного Содружества молча ждали его решения. Они понимали, что от него и его отца сейчас очень многое зависит. Эти яркие личности как никто другой смогут сцементировать народ, объединить, направить общие усилия в нужное русло. Без них подполье обречено бороться за выживание, с ними — у всех появится возможность уцепиться за светлое будущее.
— Послезавтра, говорите. Можно попробовать. Узнайте, когда приедет конвой, и кто в нём будет. Достаньте такую же форму, подготовьте ребят. Нагрянем на полчаса раньше. Должны успеть.
— Будет исполнено, — обрадовался Петров. — Сколько человек нужно? Десять? Двадцать?
— Четырёх хватит. Здесь численность не решает, я их даже внутрь не возьму, у входа оставлю. Вы лучше пути отхода прикройте как можно тщательней: из здания я отца выведу, а дальше придётся прорываться с боем.
Согласовав детали, подпольщики разошлись. Штерн — собирать информацию, Петров — готовить прикрытие, а Андрей отправился на грибную ферму.
Нужно было отдать подробные распоряжения по очерёдности засева, условиям подкормки и приёмам стимуляции роста. Он также хотел ввести заместителя в курс дел и передать все материалы: он понимал, что может не вернуться из похода, а биобанк вырасти должен в любом случае. Вырасти и принять данные лабораторий.
Ребята смогут довести дело до конца. Это заблуждение, что историю делают отдельные личности. В античности — возможно, а сейчас только дружной и сплочённой командой можно добиться хоть сколько-нибудь значимых результатов. Он, Андрей, лишь звено в цепочке. Пусть первое, важное, но одно. Изыми его — первым тут же станет второе, а цепь всё равно останется цепью.
Подходя к бункеру-лаборатории Круглов-младший начал насвистывать себе под нос весёлый марш. Он всегда приходил в хорошее расположение духа, приняв нелёгкое, но со всех сторон правильное решение.
***
Охранник внимательно уставился в чистый лист бумаги, сверяя несуществующую фотографию с лицом предъявителя оного.
— А вот предписание на перевозку заключённого, командировочный лист и доверенность на действия от имени и поручению, — добил его Андрей, протянув ещё три разнокалиберных девственно чистых клочка.
— Я не могу разрешить вам войти, нужно вызвать старшего смены, — оправдываясь, пролепетал страж.
— Конечно, вызывай, только быстро, — наседал одетый с иголочки визитёр. — День уже к середине, а нам ещё пилить и пилить.
Солдат нажал большую красную кнопку в левой части стола. Ничего не произошло. Значит, это не тревога. Уже хорошо. Скорее всего, в дежурке пропиликал зуммер, и сейчас оттуда придут посмотреть на причину, вырвавшую их из сладкой дрёмы. Со всеми предосторожностями, разумеется. Ничего, пусть идут. Главное, чтобы не толпой: предел одновременной обработки — три человека, на большее силёнок у Андрея пока не хватает, начинается мигрень, земля уходит из-под ног, мир начинает ускоренно вращаться.
По коридору застучали шаги. Круглов повернул голову на звук. Из-за поворота вынырнули как раз трое: один впереди, двое чуть сзади, лица настороженные, руки — на оружии. Полный порядок. Сейчас мы вас просветим, успокоим.
— Конвой за задержанным, — отрапортовал охранник, протянув идущему впереди офицеру пачку полученной макулатуры.
Тот взял в руки листки и начал задумчиво их перебирать.
— Пройдёмте, — наконец, удостоверился в полномочности прибывших он.
— Я оставлю своих людей здесь. Нечего им в узких коридорах толкаться.
Дежурный едва уловимо повёл бровью.
— Вы можете тоже здесь подождать. Мы выведем его сюда через пять минут.
— Если не возражаете, я бы посмотрел на условия содержания. Мне приказано удостовериться в соблюдении Женевской конвенции, — важно оттарабанил Андрей.
Пожав плечами, офицер развернулся и пошёл по коридору в обратную сторону. Его подчинённые проследовали за ним, пропустив гостя вперёд.
Шли не долго. Сразу за вторым поворотом обнаружилась лестница в подвал. Внизу, за решёткой из толстых прутьев, располагался ещё один пост, за ним — два ряда одинаковых дверей. Гостя подвели ко второй справа и впустили внутрь.
Матвей Ильич сидел на хлипкой кушетке и смотрел в стену.
— Собирайтесь, вас переводят в другое место, — сообщил ему мнимый конвоир.
Председатель поднял на вошедшего глаза, но ничего не сказал. Даже не пошевелился.
— У вас есть жалобы? — понял его по-своему Андрей.
Узник молча смотрел на него. Казалось, он отвечает что-то, но только мысленно.
Долгие годы самоконтроля сыграли с Кругловым-младшим злую шутку: он начисто забыл, что может легко считать мысли отца. Небольшое усилие, толчок — и в мозг полился знакомый с детства голос:
«Они как-то очень легко взяли меня. Как будто знали, где я нахожусь. Это настораживает».
— Оставьте нас, пожалуйста, — бросил через плечо подпольщик и уже тише продолжил: — В чём, говорите, проблема?
«Они выследили меня мгновенно. Как только я покинул бункер. Боюсь, у меня в теле маячок. Вживили, скорее всего, в Женеве. Помнишь, я обследовался четыре года назад. Бежать сейчас нельзя — поймают. Надо узнать точно».
Вот оно что. Мозг учёного заработал стремительно и чётко.
Жучок в теле. Так. Его можно экранировать и извлечь. Чтобы заглушить сигнал нужно укрыться. Чтобы укрыться нужно оторваться. Допустим. Но что и где искать? При текущих возможностях шпионской техники...
— У нас нет времени.
«С маячком не уйдём. Лучше здесь оставь».
Андрей вышел в коридор и строго спросил у офицера:
— Кто его брал? Задержанный жалуется на грубость и превышение полномочий.
Опешивший дежурный ещё только подбирал слова, а учёный уже знал о генеральском кабинете на втором этаже и засевшем там сотруднике то ли Интерпола, то ли спецназа совета безопасности ООН.
— Веди, быстро, — приказал Круглов-младший и подкрепил указание мощнейшим мысленным посылом.
Загипнотизированный и раздавленный офицер лишь кивнул и заторопился к выходу из подвала. Андрей едва поспевал за ним. Солдаты, перепрограммированные на прямое подчинение, преданно заглядывали в глаза и, сбиваясь с шага, подобострастно наступали на пятки. Замыкал шествие Матвей Ильич.
В нужный кабинет ввалились не стучась и все разом. Сидевший за столом за кипой бумаг кучерявый горбоносый крепыш вскочил и уставился на вошедших.
Надо отдать должное агенту спецслужб — сориентировался он мгновенно и сразу же рванулся к ящику стола за оружием. Андрей едва смог его остановить: психика чернявого незнакомца неожиданно показала себя тренированной, закалённой, устойчивой к внешнему давлению. К тому же, он оказался совершенно не внушаем. Таких, пожалуй, и двоих одновременно было бы много.
Медленно, очень медленно хозяин кабинета вытянул руки по швам и опустился в кресло. Лоб Круглова-младшего покрылся испариной.
— Как вы его вычислили?
Нет, этот не заговорит. Удерживать его в повиновении и то удавалось с трудом, а уж развязать язык...Это хорошо, что ошарашенный, он не пытается экранировать мысли. А, может, просто не имеет навыков? Как бы там ни было, в мыслях спецагента промелькнул образ какого-то аппарата. Большой, стационарный, он монтируется на машину. Несколько машин. Они непрестанно колесили по дорогам Содружества. Картинка вызвала в памяти фильмы про войну. Именно так изображалась в них охота на радиоточки разведки противника.
— Что меряет этот прибор? — не давая противнику опомниться, орал Андрей, подойдя ближе.
Не знает точно. Излучение, радиацию, ионы. Что-то, что распадается. Специально изготовленный редкий изотоп. Высокая и тонкая физика. Не его ума дело.
— Где источник, как его ввели? — кричал учёный почти в ухо допрашиваемому.
Нигде и везде. Вводили с лекарствами. Заразили сами ткани. Чтобы надёжно. Подробности неизвестны.
Крепыш, наконец, начал что-то подозревать, глазки его забегали, мозг переполнили паника и ярость. Неожиданным усилием воли он вырвался из-под контроля и опять бросился к ящику стола. Бывший наготове Андрей оглушил его массивным письменным прибором.
— Устранить изменника. Только тихо, — бросил он своим верным бойцам и вышел из кабинета.
— Зачем? — спросил его удивлённый отец.
Неожиданное человеколюбие для только что освобождённого узника.
— Он меня раскусил. Его нельзя было оставлять в живых. Выжил бы — организовал бы охоту, обложили бы по всем правилам.
— Так где у меня маячок? — задал на ходу мучавший его не первый день вопрос Матвей Ильич.
— Подозреваю, везде. Какой-то редкий изотоп. Ничего, не переживай. Можно и в бункере быть свободным.
Круглов-старший резко остановился. Сын схватил его за руку и потащил вниз.
— Пошли, быстрее. Скоро настоящий конвой нагрянет.
В подтверждение его слов на улице застучали редкие выстрелы. Нагнавшие беглецов солдаты прислушались.
— Вперёд, бойцы, — подбодрил их Андрей. — Последние недобитые прихвостни безумных учёных пытаются отбить своего главаря. Дадим им отпор во славу человечности.
Воодушевлённые, не видящие нестыковок между словом и делом бойцы радостно бросились вниз по лестнице. Идеальные солдаты: внушаемые, послушные, не рассуждающие. Таких можно бросать в пекло одними лозунгами, даже не прибегая к гипнозу. Только на лице офицера читалась некоторое сомнение, но он его быстро подавил и ринулся за подчинёнными.
Псевдоконвой занял круговую оборону у входа и вяло отстреливался он настоящих голубых касок. Те залегли у ближайших домов и ждали подкрепления. Расположились они достаточно далеко, ни прочесть их мыслей, ни внушить приказ учёный-медиум уже не мог. Счёт шёл на минуты. Вот-вот над домами застрекочут вертолёты миротворческого гарнизона.
— Орлы! — обратился Андрей к новообращённым соратникам. — По команде открывайте заградительный огонь изо всех стволов, не дайте им голову поднять. Победа будет за нами.
Выслушав одобрительные возгласы неофитов, указал остальным на развесистое дерево в противоположном от залегшего конвоя направление:
— Как зарядят — бегите короткими перебежками туда. Должны прорваться. Ребята Ивана Васильевича помогут огнём. Они где-то здесь.
— Сын, я давно хотел тебе сказать... — начал было Матвей Ильич.
Учёного накрыло знакомой волной сожаления, стыда и раскаяния.
— Потом, пап. Каждая секунда на счету. Вырвемся — расскажешь.
Ещё раз окинув взглядом площадь перед комендатурой, Андрей дал приказ открыть огонь и вскочил на ноги.
Разом загрохотала, казалось, сотня автоматов. Стреляли со всех сторон. Не смотря на почти непреодолимое желание лечь и вжаться в землю, учёный припустил в сторону заветного дерева. Пробежал метров пятнадцать и упал. Откатился чуть в сторону, вскочил, пробежал ещё немного и опять упал. Справа и слева кто-то тоже бежал и падал. Вокруг свистели пули. Где-то в стороне, у позиции голубых касок, разорвалась граната.
Пробежав примерно половину пути до дерева, Андрей прильнул к асфальту и поискал глазами отца. Старик, не пригибаясь, спокойно шёл к конвою ООН. В руке у него был пистолет. Время от времени он поднимал его и, не целясь, стрелял в сторону врага.
— Папа! Что ты делаешь? Куда? Вернись, — в отчаянье прокричал учёный, уже понимая, что отец сделал свой выбор и его не спасти.
Длинная очередь наискосок перечеркнула дважды лауреата нобелевской премии, кусками вырвав пиджак со спины и разбросав клочки по окрестностям. Круглов-старший остановился, будто наткнувшись на что-то, немного постоял, шатаясь, и повалился вперёд.
Мир вокруг Андрея раскололся, развалился на части и со звоном осыпался вниз.
***
Верхушка подполья ждала решения Круглова молча. Все слова были сказаны, все доводы прозвучали. И сейчас только от потомственного учёного зависела дальнейшая судьба подполья. Он сидел и смотрел в стол. Точь-в-точь как это, размышляя, делал его отец. Отвлечь его, как и его отца, никто не решался.
— Я принимаю командование на себя, — наконец, произнёс Андрей.
Собравшиеся разом выдохнули. Лица их оживились. На некоторых промелькнули робкие улыбки.
— Расскажите, как там. Что происходит?
— Силы правопорядка расформированы. Люди из-под удара выведены. Некоторые уже устроились на работу к новым властям. Внедряемся понемногу, — доложил Петров.
— Большая часть лабораторий успешно эвакуирована и приступила к исследованиям, — продолжил Штерн. — Потерь информации и образцов нет. Общего банка данных тоже нет, но это вы и сами знаете.
— Лаборатории автономны?
— Да. Источники энергии — автономно-ядерные, реактивы и химикаты запасены на несколько лет в перёд.
— Отлично. Иван Васильевич, что говорят про вчерашнюю заварушку?
— Считается, что подпольщики внедрились в местную гвардию и попытались вызволить своего главаря. В перестрелке с превосходящими силами властей все они погибли. Такое заключение, скорее всего, даст чрезвычайная комиссия, такова будет и официальная версия случившегося.
— Точно все погибли?
— Да, я проверял. Трое охранников у входа буквально изрешечены. На втором этаже найден труп специального агента Интерпола из отдела по выслеживанию особо опасных преступников.
Круглов задумчиво кивал, слушая комиссара по безопасности и размышляя о чём-то своём. Потом оглядел собравшихся и сказал им тихим, будничным голосом:
— Многие хорошие люди погибли и многие ещё погибнут. И только от нас зависит, станут их смерти напрасными или нет. Мы вступили в неравный бой на полное уничтожение. Это надо понимать. Мы другие. Культурно, нравственно, психологически и, даже, физиологически. Между нами и ими уже огромная пропасть и дальше она будет только расти.
Комиссары сосредоточенно слушали давно ставшие прописными тезисы. Они надеялись, что сказав А, их новый руководитель произнесёт и Б. За констатацией последуют выводы, предложения и указания. Они безгранично верили в мудрость Круглова-старшего и ждали от оставленного им за себя человека такой же чёткости, точности и глубины анализа ситуации.
— У нас лишь одно преимущество: они не осознают пока распахнувшейся между нами бездны. Не понимают возможностей нашей науки, имеют слабое представление о наших достижениях. Считают нас обычными, хоть и слегка одичавшими, людьми, дальними слабокультурными родственниками. Не будем их разубеждать.
Присутствующие обратились в слух. Их неуверенность таяла с каждым словом. Потеря лидера виделась уже не вселенской катастрофой, а досадным препятствием на пути к цели. Где-то в глубине души воспрял из пепла огонь веры в успех неравной борьбы со всем миром.
— Станем дикими, неотёсанными и недалёкими. Во-первых, никаких современных средств связи. Они прослушиваются и способны демаскировать. Мы должны создать цепочки курьеров-телепатов для быстрого обмена информацией. Привлечь модифицированных животных. Опыты в этом направлении ведутся. Уже есть обнадёживающие результаты. Во-вторых, никакой сети. Она ломается на раз, шпигуется жучками и троянами. Мы запустим свой собственный биологический банк данных и организуем сообщение с ним через налаженные телепатические цепочки. В-третьих, необходимо свести к минимуму использование всякой техникой. Особенно в делах подполья. Она тоже отслеживается и начиняется чем угодно. Нам следует слиться с природой. Обучать, подбирать, модифицировать животных для своих целей. Мы не просто ушли на нелегальное положение, а создаём свой мир, параллельный существующему, и почти с ним не пересекающийся. Не пересекающийся, но непрерывно растущий и изменяющийся. Мир, который призван поглотить и заменить старый в конце-концов.
В бункере повисла напряжённая тишина. Комиссары ошеломлённо переваривали услышанное. Почти все они принадлежали к последнему никак не модифицированному поколению граждан Содружества, и для них речь Андрея звучала дико и чересчур смело. Отказаться от цивилизации и уйти в лес к животным. Бросить всё и начать сначала. На такое они, пожалуй, не рассчитывали. Хотя, казалось бы, чего ещё ожидать от первого и самого радикального модификанта Содружества, самого грандиозного и самого успешного эксперимента их бессменного лидера?
А над ними, за толстым потолком и ещё более толстым слоем почвы, высоко в небе лопнули тяжёлые тучи, и на бескрайнюю тайгу посыпался первый осенний снег.
Fdor Beresnev © 2011
Обсудить на форуме |
|
