|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Герои поневоле Ольга Алёшина © 2011 Право на совесть — Ни о чём не думай, не беспокойся, плыви в потоке. Тебя нет — есть мы, нас много. Тебя нет, есть коллективное сознание. Пёстрый орнамент, и ты маленький кусочек рисунка. Зачем кусочку боль? Не думай, вливайся в поток, ты с нами...
Странные голоса, откуда они взялись? Лёвка уже два часа сидит в темноте, обхватив руками голову. Наташу увезли в шесть вечера, чтобы успеть на поезд. Родители собирались тихо, почти не разговаривали. Да и о чём говорить, всё давно сказано. Вопрос о том, чтобы поехать старшему брату даже не обсуждался. Сейчас они могли думать только о Наташе. Да и билеты дорогие.
Пока они укладывали вещи, Лёвка сидел на Наташиной кровати, держал сестрёнку за руку. Ладошка тёплая. Тёплая, живая. Он старался отвлечь её сказками, а сам думал: как в таком маленьком теле может находиться больное сердце? Сердце, оно же размером с кулак, Лёвка читал. А Наташин кулачок он легко может обхватить своей рукой.
— Ни о чём не думай, плыви в потоке, тебя нет...
Как хотелось послушаться, откинуться на спину и закрыть глаза.
Папа зашёл в комнату и поднял Наташу вместе с махровым пледом. Рука разжалась, а из-под пледа Лёвке на колени упала маленькая кукла. Наташка улыбнулась — она смелая девочка — и помахала пальчиками. А Лёвка чуть не взвыл, но тоже улыбнулся в ответ.
— Приедем, позвоним, — возле порога сказала мама. Приедут они в семь утра, в восемь Наташа окажется в палате, а в двенадцать в операционной. Врачи сказали: шансы пятьдесят на пятьдесят. Чудо уже то, что до них дошла очередь, и нашлись деньги на операцию.
Два месяца Наташа пролежала в клинике на обследовании, а за неделю до операции её выписали домой. Почему выписали? Клиника единственная, мест не хватает, конвейер, можно заплатить и остаться, но родители забрали девочку. И правильно сделали! Лёвка провёл эту неделю рядом с Наташкой, забил на институт, на друзей, на девушек, сидел и читал ей сказки. А Наташа слушала и шила. Что она шила? А, да, платье для куклы, которая лежит на одеяле. Сшила из кусочка золотой парчи, а сзади приделала два белых пёрышка. Где она их нашла? Ну, конечно, вытащила из подушки! Получилось неуклюже, но Наташа назвала куклу Ангелом и прижала её к себе, как самое дорогое сокровище.
— Лёв, а единороги добрые? В книгах они все добрые, но ведь они не существуют? Лёв, а ангелы существуют?
— Существуют, — улыбался он в ответ. Он готов был поверить и в единорогов, и в кого угодно, лишь бы успокоить Наташу.
Вспомнилось, как в прошлом году она радовалась первому снегу. Наташа кружилась, задрав лицо вверх, ловила снежинки на ладошку и смеялась. А если в этом году она не увидит снега? Не думать об этом! Думать о другом.
— Боли нет, тебя нет, есть поток, нас очень много, двигайся...
— Я есть, — громко сказал Лёвка. Сидеть в темноте стало невыносимо, он быстро встал и включил свет. Странные мысли жужжали в голове, как пчёлы. Пчёлы! Мёд! Наташка любит мёд. Летом, с пасеки, на дачу привезли полные соты. Наташа испачкалась сама, испачкала всех, липкими пальчиками пыталась снять крошку воска с Лёвкиных ресниц. А глаза хитрые-хитрые: все видите, как мне сладко?
Как же они смеялись!
В следующем сентябре ей идти в первый класс. На неё нацепят огромные банты, дадут в руку портфель и она отправится в школу. Отправится ли? При свете стало легче, но ходить из угла в угол быстро надоело. Лёвка бухнулся в собственную постель. До этого не спал две ночи, поэтому сразу отключился.
Во сне Наташа стояла на ступеньках его бывшей школы, и оглядывалась. На голове белые банты, в руках огромный букет, он ей мешает, но какая она торжественная!
Впереди её ждут жизнь, учёба, подружки, первый поцелуй...
— Иди, малышка, не бойся! — кричит Лёвка. — Я встречу тебя после уроков!
Наташа и не боится, поднимается на ступеньку, ещё на одну, ещё... Банты смешно подпрыгивают. Но вдруг лестница вверху начинает крошиться, осыпаться, Наташа кричит и проваливается в неизвестность. Лёвка тоже кричит, бежит к ней, но не успевает.
Просыпается с криком. На часах три часа. А если позвонить родителям? Уже ночь, все спят, мама выйдет в тамбур и скажет, что надо надеяться. Надеяться! На что? И как помочь?! Свет горит, ужасно мешает. Надо его выключить и снова постараться уснуть, но без кошмаров. В темноте Лёва возвращается в кровать, но глаза не закрываются. Постепенно темнота сгущается, и в левом углу комнаты образуется чёрный расплывчатый сгусток. Это уже не сон, сны такими реальными не бывают. Комок бесформенной массы приближается к Лёвке, и он слышит голос. Гулкий, как из колодца:
— Хочешь избавиться от страданий?
— Кто ты? — губы становятся непослушными.
— Правильнее спросить — что я? — поправила масса.
— Тогда что ты? — отчего-то без страха спросил Лёвка.
— Я то, что может избавить тебя от боли. Соглашайся, и тревога за сестру уйдёт.
— Ты можешь её вылечить?
— Нет. Она умрёт. Но ты не почувствуешь боли.
— Что? — теперь Лёвка понимает, что не может пошевелиться, почти не может, а горечь страшных слов завязла во рту привкусом полыни. — Я забуду её?
— Почему забудешь? Нет, будешь помнить, но без печали. Вспоминать, как о пролетевшей за окном бабочке.
Захотелось встать и отдубасить сгусток за одно это сравнение Наташи с бабочкой. Но силы куда-то пропали:
— Как тебя зовут? — спросил он зло.
— Вот люди... — ухнула масса. — Всегда вам подавай имя. Не скажу. Лучше решай — берёшь помощь?
— Да какую?!
— Ну, скажем, я могу взять у тебя лишние чувства: сочувствие, сострадание, беспокойство за других, и глупейшие чувства вины и беспомощности. Вместо этого ты получишь трезвую оценку ситуации, равнодушный покой и уверенность в своей правоте.
Наташи скоро не станет. Это факт. Страдания или лёгкая и приятная жизнь? Выбор за тобой.
Лев вместе со злобой почувствовал бесконечное отчаяние. Хотелось верить, что всё это сон, но глаза открыты и реальность сгустка не вызывает сомнений.
— Тебе с этого какая радость? — задал он ещё один вопрос. — Ты же не человек, ты нечто, какое тебе дело до человеческих чувств?
— А в этом, милейший Лев, и заключается вся прелесть. Я в своём роде хищник, я питаюсь вашими страданиями. Тебя от них избавлю, но папаша твой с горя скоро запьёт, а матушка и года не продержится, покончит с собой. Чем не урожай? Но не беспокойся, тебе всё это тоже будет безразлично. Настолько безразлично, что сам удивишься. Берёшь?
Поток, мысли, коллективное сознание — это тоже приснилось? Не похоже.
— Как это? — не удержался Лёва.
— Без страданий? — сгусток заколыхался, показалось, что там внутри кто-то гулко засмеялся. — Демоверсия? А ты мне нравишься! У тебя одна минута. Наслаждайся!
И боль прошла. Улетучилась, испарилась! Тревога растаяла, а вместо неё вернулось чувство покоя. Лёвка вздохнул полной грудью. Как давно он не испытывал вот такой удивительный покой и безмятежность! По сравнению с прежним это показалось настоящим блаженством. Как хорошо расслабиться и вспомнить о нормальной жизни! Институт, друзья, долгожданный поход в кафе по поводу окончания сессии. И Алиска, однокурсница, давно не против замутить с ним отношения, а он не видит причины отказываться.
Но как же мама? Она не выдержит? А что у неё останется? Пьющий муж и равнодушный сын? Мама — ещё одна бабочка за окном? Ну, уж нет! Вот когда родителям действительно понадобится помощь. И с чего он поверил сгустку, что Наташа умрёт? Кому он поверил?!
— Ну, что, молодой человек, берёте? — некстати прозвучал знакомый голос.
— Мне надо подумать, — ответил Лёвка. Слишком приятным оказалось чувство безмятежного покоя, слишком трудно сразу принять решение.
— Как знаешь. Даю время до двенадцати. Начнётся операция, твоя сестра проживет двадцать две минуты и семнадцать секунд. Решай.
И сгусток растворился. А Лёвка провалился в сон, но ничего на этот раз не увидел, или сны мелькали бледные и незапоминающиеся.
Проснулся он с прежним чувством изматывающей тревоги. Часы показывали без четверти двенадцать. Мужчины не плачут, они молча переносят любые страдания. Где у них в доме коньяк? Всего один глоток, ну, может быть, два. Лёвка всячески убеждал себя, что сегодня его одолели ночные кошмары. Да, но покой ему не приснился. Почему нет? — шутки подсознания.
— Славненько, славненько, — раздался знакомый противный голос. — Но коньячок потом. Сначала ответ — берёшь помощь?
— Нет! — Лев так быстро поставил пузатую бутылку на место, что посуда в горке зазвенела.
— Нет? Тогда страдай. Ты мне больше не интересен.
Сгусток исчез, не оставив следа. Вот и всё. Операция началась, а тревога и отчаяние в Лёвкиной душе достигли предела. Осталось двадцать две минуты и семнадцать секунд. Пятнадцать, десять, пять... что делать?! Неожиданно взгляд упал на куклу, которая осталась лежать на одеяле. Лёвка сел и взял её в руки. Ангел. Нелепые крылья из белых перьев. Светлые кудряшки, золотое платье.
— Ангел, — произнёс Лев вслух. — Я не знаю, есть ли у Наташи Ангел-Хранитель. Но если ты есть, помоги ей! Она в тебя верит. Пожалей её сердечко, не отнимай её у нас. Ангел, ты знаешь, какая Наташа, и как она нам нужна. Прошу, помоги ей перенести операцию! Позаботься о ней, дай ей сил! Ангел, не оставляй её, не отходи от неё...
Его пальцы сжимали куклу, а взгляд устремился в пустоту, за много километров отсюда, в белую холодную кафельную комнату, где сейчас лежала его сестра. Он ещё долго что-то бормотал, просил, умолял. Теперь он не стеснялся своих слёз.
Изредка, как короткие вспышки, пробегали мысли: «Зачем я это говорю?», » Так хорошо было без чувств, так спокойно!», «Наташа — бабочка, Наташа всего лишь маленькая девочка, таких много», «И что случится, если её не будет?», «Может, я зря отказался? Ампутация совести, но мне-то будет нормально! Девчонки в институте красотки, ночные клубы... кому будет плохо?» И сразу получал ответ: «Отцу, маме... всем».
И снова начинал просить. За Наташу, за хрупкую бабочку, которая ему дороже любого покоя.
Телефонный звонок. Очнувшись, Лёва взглянул на часы — половина четвёртого. Как время пролетело так быстро? Звонок! Мама!
— Да, мам.
— Лёвушка, всё хорошо, миленький мой, Наташенька выдержала! Папа хочет сказать...
Трубку отняли, и Лёвка услышал голос отца:
— Ты понял, сын? Всё обошлось! Жди нас через два дня. А сейчас надо успокоить твою маму — вот ведь когда истерика накрыла... Тань, ну, Тань, всё уже кончилось, успокойся... воды тебе принести, Тань?
Лёвка слушал всхлипывания мамы, уговоры отца и нерешительно улыбался.
За окном неожиданно и плавно закружились первые снежинки.
Ольга Алёшина © 2011
Обсудить на форуме |
|
