|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Край света Александр Годов © 2011 Охота на потрошителя 1.
Джон Крамер
— Ты должен убить полицейского.
Крамер хотел было послать этого татуированного ублюдка, но побоялся, что его начнут бить. Боли детектив не переносил. Ему казалось, что в любой ситуации можно договориться и обойтись без кровопролития. Договориться словами, деньгами, девушками.
— Я не буду никого убивать, — сказал Крамер, стараясь придать голосу как можно большую мягкость. — Вы знаете кто я?
Незнакомец улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, одной рукой снял шляпу и положил ее на стол. Крамер поклялся бы на могиле покойной жены, что татуировка на лице мужчины приобрела зеленоватый оттенок. Возможно, дело было в плохом освещении: в комнате горела лишь свеча в руках незнакомца.
— Меня зовут Густавом, — сказал татуированный. — А вы — Джон Крамер, не очень честный полицейский. И именно потому вы убьете копа, который зайдет в эту комнату через два часа.
Густав говорил шепотом, поэтому, чтобы услышать его, Крамер наклонял тело чуть вперед. «Тебе надо потянуть резину, — говорил внутренний голос Джона. — Не перечь этому придурку, соглашайся со всем. Найди его слабые стороны».
Джон как бы невзначай повернул голову для того, чтобы понять, где он находится. На секунду ему удалось приметить, что единственное окно закрыто картонным листом.
— Вы очень-очень хреновый полицейский, Джон, — сказал Густав. — Если вам интересно, то мы находимся в придорожном отеле, который стоит на сорок второй миле от Чикаго. В комнате помимо меня и вас больше никого нет. Усыпил, привез сюда, привязал вас к стулу я. Удивлены?
Густав поставил свечку на пол, театрально раскинул руки и расхохотался. Смех его показался Джону неестественным и наигранным.
— Я могу дать денег.
На минуту воцарилась тишина. Лишь потрескивал фитилек свечи. Татуированный облизал толстые губы. Крамер уже готов был облегченно выдохнуть и расслабиться, рыбка заглотила наживку, но Густав вскочил с табурета и врезал кулаком по щеке Джона.
Шмяк.
Звук получился такой, словно кусок сырого мяса плюхнулся на пол.
А потом еще и еще удар. Шмяк-шмяк-шмяк.
— За кого вы меня принимаете, Джонни?! — закричал Густав. — Знаете какая у меня трансформация? Знаете? Да вы обделаетесь, когда увидите меня измененным!
Крамер не слушал болтовню татуированного. Его голова только что была между молотом и наковальней. В висках стреляло, из носа и из рта текла кровь.
Густав нажал на выключатель, и в комнате загорелась лампа.
Джон сглотнул. Тело била дрожь. Обострившийся чувства улавливали каждый вздох татуированного, каждое поскрипывание кожаного плаща, каждое мягкое касание подошв о деревянный паркет.
Превозмогая боль в челюсти, Крамер сказал:
— Простите меня.
Самое противное было то, что у Густава словно вместо лица была маска. Его губы не кривились от возмущения, зеленые глаза оставались холодными и колкими.
За стеной закричала женщина. Голос у нее был высокий и скрипучий. Детектив подумал о том, что татуированный обманул его. Возможно, в коридоре и соседних комнатах есть гангстеры... «Почему ты думаешь, что татуированный — гангстер?» — вновь проснулся внутренний голос.
Густав бросил взгляд на стену, изуродованную подтеками. Он смотрел на отставшие уголки обоев, на покосившуюся картину, на памятку об эвакуации на случай пожара и не моргал. Не человек — ожившая статуя. В то, что у этого типа с башкой что-то не в порядке, Джон верил на все сто.
Детектив решил рискнуть и начать превращение. Он представил котельную, что находилась возле его дома, разбросанные вокруг газонов игрушки. Вздохнув полной грудью, Крамер начал убеждать себя, что за окном тысяча девятьсот тридцатый год. Год, когда умерла от пневмонии жена. И вот он, Джон, сидит на скамейке и пялится на котельную. А в голове, словно пчелы, роятся мысли. Как заплатить за электричество? Где найти дополнительную работу? Как прокормить ребенка?
Холодный ветерок мазнул Джонни по вискам, закружился прямо в голове. Миг дезориентации — сердце застучало сильнее — и череда толчков в груди. Еще секунда и Крамер почувствует, как начнут расти его ребра, как ступни превратятся в козлячьи копыта.
Трансформация много раз спасала Джона.
В руках детектива разгоралась боль. Крамер мечтал только об одном: не услышал бы татуированный, как рвутся веревки. Детективу необходимы были лишь две жалкие минуты: дальше превращение необратимо.
Джон цеплялся за запахи, а холодный ветерок окутывал его все плотнее. Ледяные пальчики касались его лица, впивались в кожу.
Густав повернулся к Крамеру и врезал ногой в солнечное сплетение детектива. Кресло качнулось, но выдержало. Татуированный улыбнулся и ударил еще раз.
— Не сейчас, Крамер.
С этими словами Густав отправил Джона в глубокий нокаут.
2.
Сидни Эллрой
Луна скрылась за верхушки деревьев, бегущих вдоль дороги, какое-то время подмигивала в просветах, потом совсем пропала. Начал накрапывать дождь, превратив дорогу в блестящую черную ленту. Сидни мчался на северо-восток.
Эту трассу он знал отлично. Каждый придорожный отель, каждый склад был под присмотром его людей. Чутье подсказывало детективу, что Чикагский Потрошитель расправлялся со своими жертвами за городом, а уже затем подкидывал трупы к домам добропорядочных налогоплательщиков. Сидни пришлось практически умолять своих боссов, чтобы те разрешили ему приглядывать за пригородом хотя бы неделю.
Сидни Эллрой с тоской глядел на обороты цифр в счетчике. Миля за милей, все ближе к цели. Сегодня он должен был поймать маньяка.
Эллрой всматривался в темные деревья, отыскивая нужный съезд. Через полмили свернул направо. Он сбавил скорость. Дорога стала ужасной: рытвина на рытвине. Машину дергало и подбрасывало, ухало вниз, кидало из стороны в сторону.
Серые глаза Сидни, окруженные розоватыми белками с красными жилками сосудов, скользнули мутным взглядом на заднее сидение автомобиля. Из-за усталости детективу казалось, что за спиной кто-то сидит и выжидает момент, когда накинуть удавку ему на шею. Но, разумеется, на заднем сидении никого не было.
Сегодня нажрусь, как свинья, подумал Сидни. Вот только поймаю этого чеканутика.
Машину в очередной раз подбросило на ухабе. Эллрой вывернул вправо на обочину, впритык к забору из литого чугуна. Заглушил мотор.
Детектив осознал, как не хотелось ему выходить на улицу. И дело было не в дожде и не в низкой температуре. Работа шести месяцев по поиску и аресту Чикагского Потрошителя завершится сегодня. Хотя на арест Сидни не рассчитывал. Намного проще было пустить пулю сорок пятого калибра в голову убийце. Или разорвать на части после трансформации. Мол, попытался убежать и ему, Сидни, ничего не оставалось как укокошить Потрошителя.
А самое приятное в сегодняшней операции было то, что вся слава по поимке опасного маньяка достанется только ему. Его парни прибудут лишь часа через два.
Сидни надел шляпу, поднял воротник плаща, чтобы холодные и колкие капли дождя не попадали на шею, и вышел из автомобиля.
Отель нависал из темноты, как Летучий Голландец. Огромный четырехэтажный дом скорее пугал, чем обещал приют. Сидни решил, что точно бы не остался на ночлег в этом отеле. Стены в пятнах и трещинах, штукатурка местами отвалилась.
В доме горел свет во всех окнах, что казалось странным из-за столь позднего часа. Но зато снаружи не было ни огонька.
Под ногами детектива хлюпала грязь. Эллрой шел медленно, ставил ноги осторожно, но все равно испачкал ботинки.
Матерясь, Сидни открыл входную дверь отеля.
3.
Он плюхнулся в кресло и тяжело вздохнул. Сегодня выдался трудный денек.
4.
Джон Крамер
Сознание к Джону вернулось тугой вспышкой боли. Стиснув зубы, детектив попробовал открыть глаза, но свет от лампы оказался ослепляющим. Тогда Крамер сосредоточился на звуках. Его тяжелое дыхание, женские постанывания за стеной, звук горящего фитиля свечи и... поскрипывание кожаного плаща.
Густав рядом. Густав наблюдает.
— Джон, ведь так просто убить человека. — Голос татуированного был наполнен весельем. — Я не прошу вас задушить беременную девушку или утопить в ванне ребенка. Убейте лишь полицейского. Никто не узнает об этом. Честно-честно.
— Развяжи меня, — попросил Крамер.
Детектив не рассчитывал на то, что татуированный выполнит его просьбу, но Густав, похоже, имел не один козырь в рукаве: он освободил Крамера.
— Не говорите спасибо, — сказал Густав. — Вы видите, как я честен с вами? Вы свободны и можете влепить мне кулаком по яйцам.
Голос татуированного обволакивал. Густава хотелось слушать, хотелось выполнить любую его просьбу.
Пообвыкнув к свету, Крамер посмотрел в лицо Густаву. Татуировка в виде скелета притягивала детектива, она была важнее всего в мире.
Татуировка и глаза. Глаза лиса. Очень пугающие, но в то же самое время красивые. Просто ослепительно прекрасные.
Как и татуировка в виде скелета...
— Джонни, давай на ты? — спросил Густав. — Ты же должен понять, что я отпущу тебя только при одном условии — ты застрелишь копа. Полицейский будет один. Он постучится в эту дверь, ты ее откроешь и пустишь в грудь ему пару пуль. Плевое дело. Разумеется, я дам тебе револьвер. Мы же не дураки?
Крамер кивнул.
— Так выстрели сам, — сказал он и застыл в ожидании удара в челюсть.
Татуированный разочарованно покачал головой. Поглядел в сторону. Крамер тоже. За дверью послышались шаги — тяжелые. Не усталые, не грузные, а именно тяжелые.
— Ты думаешь, что я тебя подставлю, — сказал Густав. — Зря. Я всегда поступаю честно. На самом деле я хочу только, чтобы ты почувствовал вкус к жизни. Вот ты слышал про Чикагского Потрошителя?
Разумеется, Джон знал про маньяка. Но вот только не решался сказать об этом татуированному. Вдруг, если он скажет правду, то Густав его убьет. Ведь не просто же так татуированный завел речь о Чикагском Потрошителе. Крамер теперь знал, что Густав не гангстер — маньяк. И этот факт снижал вероятность того, что Джон выйдет из отеля живым.
— Знаю, — сказал детектив.
— Прекрасно...
Густав замолчал, охваченный воспоминаниями.
— А вот ты знаешь, что Чикагский Потрошитель не убил ни одного человека? — спросил он.
Детектив внимательно посмотрел на татуированного.
— Джонни, я помогаю людям раскрыть их таланты. Показываю, что их трансформации по сути не одержимость, а божье прикосновение. Наверняка ты задумывался над тем, почему одни люди могут изменяться, а другие нет. Джон, забудь, что ты полицейский. Освободись! Я создал Чикагского Потрошителя. Люди бояться его. Мамаши не дают детям гулять после девяти, девушки не идут по вечерам на танцы. И копы не смогут поймать, как говорят журналисты, ужаснейшего маньяка двадцатого века. Но самое смешное, что Чикагского Потрошителя нет.
Бравада Густава не произвела на Джона никакого впечатления. Верить словам сумасшедшего — гиблое занятие.
Крамер вздохнул и спросил:
— И кто же тогда убивает людей?
В комнате стало тихо-тихо. Постанывания за стеной прекратились. Детективу показалось, что он услышал, как скребутся крысы под полом.
— Людей убивают люди, — сказал Густав.
5.
Сидни Эллрой
Сидни пришло в голову, что старик за стойкой наверняка видел в молодости Бенджамина Франклина. Морщины глубокими бороздами испещряли лицо управляющего отелем, серые глаза были тусклыми, но вот волосы, на удивление детектива, не касалась седина.
И это несоответствие волос и лица раздражали Сидни.
Говорил старик, часто кивая, и для верности жестикулировал. Эллрой спросил его, где находится комната под номером двести сорок восемь, и не происходило ли за прошедшее время что-нибудь необычное. Старик показал на лестницу кивком, мол, номер найдете сами, комната на третьем этаже, и ничего такого криминального в его отеле не происходило вот уже лет как двадцать.
Поняв, что старик не намерен вести беседы с копом, Сидни направился к лестнице. Но прежде чем уйти, детектив вытащил пистолет и демонстративно повертел его в руке. Как бы намекая управляющему, что в случае чего он, Сидни, пустит пулю ему в лоб.
Ступени на лестнице противно скрипели. Эллрою казалось, что Чикагский Потрошитель услышит его еще с первого этажа.
Раздались шаги на лестнице.
Сидни отошел от перил и замер, прижавшись к стене. Разумеется, он понимал, как глупо себя вел, что наверняка это спускалась какая-нибудь шлюшка, но детектив решил перестраховаться.
Шаги остановились. На верхних этажах свет на лестнице не горел, но даже в сумраке Сидни удалось разглядеть темный силуэт. «Татуировка на лице, — заговорил внутренний голос. — Ты же знаешь, как он выглядит. Татуировку на морде нельзя скрыть».
— Ну, давай же, — прошептал детектив. — Спустись, чертов придурок!
Силуэт развернулся, и снова раздались шаги. Он поднимался.
Облизав губы, Сидни опустил пистолет и двинулся дальше. Детектив отметил, что незнакомец вышел-таки из коридора третьего этажа, а значит, вполне мог оказаться Чикагским Потрошителем. Надо было быть начеку.
Предчувствие опасности не покидало Сидни. Не желало убираться. Может быть, из-за запахов. Кислинка ржавчины на трубах, тяжелый запах пота и... крови. Да, чем ближе Сидни подбирался к третьему этажу, тем сильнее ощущался запах крови.
Дело, однако, было не только в запахах. Что-то еще. Что-то происходило не так.
Внимательно следя за силуэтом, детектив скользнул в коридор.
«А что если Фрэнк ошибся, и в отеле нет маньяка?» — спросил внутренний голос. Сидни попытался ответить ему, но в этот момент дверь в одной из квартир открылась, и на пороге оказалась девушка лет двадцати. Детектив инстинктивно навел на нее дуло пистолета. Девушка закричала. Ужас обдал Сидни удушливой волной.
Детектив зажал рот молодухе и толкнул ее в номер. Сидни понял, что выдал себя с головой. Скорее всего маньяк услышал крик и теперь попытается скрыться. Но оказаться на первом этаже можно только одним способом — спуститься через парадную лестницу. Никаких пожарных выходов нет, если верить словам Фрэнка. А это значит, что он, Сидни, окажется в коридоре легкой мишенью. Поэтому детектив зашел в номер девушки, прикрыл дверь и приказал:
— Стони!
Девица закричала еще громче.
— Да не визжи же ты, дура! — прикрикнул Сидни. — Я коп!
Слова возымели действие — девушка умолкла. Сидни улыбнулся.
— Пожалуйста, — сказал он. — Пока еще есть время. Стони. Он подумает, что это всего лишь ссора.
Кто именно «он» девица не стала уточнять, но и стонать не стала. Она пялилась на него, в глазах был испуг.
«А если Потрошитель умеет обращаться? — спросил внутренний голос. — Тогда от твоего пистолета будет столько же прока сколько от спички».
Детектива бросило в холод. Кожа покрылась мурашками. Мышцы натянуло, сердце забилось быстро и сильно. Он замер, боясь шевельнуться, боясь вздохнуть. Опасность! Не надо было корчить из себя непобедимого.
Придется самому изменяться, решил он. Есть малюсенькая-малесенькая вероятность того, что Чикагский Потрошитель не услышал его. Тогда...
Сидни сглотнул. Очень медленно положил пистолет на шкафчик и еще медленнее принялся снимать плащ. Косясь взглядом на прикрытую дверь, пытаясь услышать хоть малейший звук в коридоре...
— Не надо, — дала о себе знать девушка.
Эллрой вздрогнул и бросил взгляд на молодуху. Он не понимал, как эта глупая курица может думать о том, что ее хотят трахнуть, когда в одном из номеров орудует маньяк. «Но ведь она не знает про Потрошителя», — вновь дал о себе знать внутренний голос.
— Послушай, — начал Сидни. — Я не хочу трогать тебя, девочка. Но мне нужна твоя помощь. С тобой по соседству живет опаснейший маньяк, понимаешь?
Девица кивнула. Но продолжала смотреть на детектива с подозрением.
— Пожалуйста, застони. Сделай это, твою мать! Иначе все может кончиться очень плачевно и для тебя, и для меня.
Молодуха опять кивнула и... застонала. Разумеется, ненатурально, наиграно, но Сидни был доволен и тем, что ему поверили.
Надо превращаться, решил детектив. Но он продолжал стоять. У него возникло ужасное чувство, что может случиться что-то непоправимое. Что-то страшное.
Всасывая воздух через рот крошечными порциями, Сидни закрыл глаза и сосредоточился на сердцебиении. Тук-тук-тук. Литры крови сейчас циркулировали по сосудам. Тук-тук-тук. Надо было лишь представить что-то значимое в жизни. Первая ссора с родителями. Первая встреча с шлюхой. Первый увиденный труп. Тук-тук-тук. Вспомнить самое плохое, самое давящее на душу.
Ледяной ветерок коснулся висков.
Сидни Эллрой почувствовал давление в груди, некая сила щипала кожу и стягивала ее все туже. На переносице у него появилась трещина, побежала вверх, рассекая лоб, и вниз — разорвала надвое губу и подбородок. Детектив сжал кулаки, подавляя крик, пытаясь выжать из головы туман, путавший мысли.
Тук-тук-тук. Сердце трепыхалось под самым горлом.
Девица вновь закричала.
Плоть Эллроя почернела, сморщилась. Ботинки начали распухать, а потом разошлись по швам. Ступни превращались в копыта.
6.
Он плюхнулся в кресло и тяжело вздохнул. Сегодня выдался трудный денек. Крыша в курятнике обвалилась, трактор перестал заводиться, лопнуло колесо у грузовика. Словно некая сила не хотела отпускать его в отель. Но самое противное было то, что сыну стало хуже: поднялась температура, кожа покрылась сыпью.
Противный денек.
Мужчина улыбнулся. Вечер в противовес утру выдался прекрасным: дождь прекратился, выглянуло солнце. До лета оставалось восемь дней. Мужчина ждал лета также сильно как и в детстве. И он надеялся на то, что в июне будет жарко. Очень-очень жарко. Сын, думал мужчина, выздоровеет, и они будут ходить на речку купаться и рыбачить. Малец в этом году не будет работать на поле — он справиться сам.
Лето, солнце, небо цвета индиго, рыбалка...
7.
Джон Крамер
— Людей убивают люди, — сказал Густав.
— Что это значит? — спросил Джон.
— Я нахожу «избранных» и освобождаю их от оков морали. — В голосе татуированного сквозили стальные нотки.
Густав ни на чем не настаивал, но Крамер знал, что он должен был во всем соглашаться с маньяком.
— Хочешь я тебя отпущу? — спросил татуированный и неуверенно улыбнулся.
Джон видел его любопытный взгляд.
— Отпустишь?
— Ага, Джонни.
— И что мне надо сделать для этого?
Густав, поморщившись, склонил голову к плечу. Прислушивался к чему-то в глубине себя, взвешивая.
— Ты же не хочешь убивать полицейского? — сказал татуированный.
— Нет.
— Ну тогда и не надо. Видимо, я ошибся. Ты не можешь никого убить.
Джон не верил своим ушам. Ему казалось, что татуированный что-то еще хотел сказать. Но нет. Густав смотрел на него и улыбался.
Детектив не знал, что ответить маньяку. Время тянулось невыносимо медленно.
— Твой револьвер, Джон, в большом ящике стола. Мне жаль тебя. Ты слабак. Пока.
С этими словами Густав вышел из комнаты. А Джон Крамер, пораженный, глядел на догорающую свечу и не верил собственной удаче.
8.
Сидни Эллрой
Несмотря на превращение, Сидни чувствовал себя слабым, уставшим так, будто на нем поле вспахали, а потом выжали всю кровь, до последней капли. Он встал напротив двери, в которой по заверению Френка прятался маньяк.
Раз, два, три...
«А если Фрэнк наврал? — спросил появившийся некстати внутренний голос. — Веришь ли ты своему человеку?»
Отбросить сомнения, решил Эллрой. Надо лишь сосредоточиться и...
Раз, два, три...
Детектив вышиб дверь ногой и бросился в комнату. Его левую руку пронзило болью, трехметровую тушу Сидни швырнуло назад. Эллрой рухнул на деревянный паркет, а что-то тяжелое обрушилось на него. Вмазало в живот, ударило в солнечное сплетение, выбив воздух и заткнув горло невидимой пробкой.
Взревев, Сидни заставил пальцы на правой руке срастись и обрасти костяным наростом. Мгновение и он врезал рогами нападающему по голове. Тот вскрикнул, давление на грудь Сидни ослабло, и Эллрой воспользовался моментом: он воткнул правую руку-копье в противника и оттолкнул его.
Маньяка швырнуло в стену и откинуло на пол. Сидни поднялся. Он тяжело дышал, изо рта вырывался дым.
На лице Потрошителя не было боли, лишь сосредоточенность. Он вдруг очень легко встал. Будто не было раны на животе, будто не разодраны были в клочья мышцы ее правой руки.
Он поднялся и шагнул к Сидни, как шагают хромые, резко припав вниз на левую ногу, и тут же вновь перенося вес на правую. На шаг ближе.
Эллрой бросил взгляд на татуированное лицо маньяка, собрался с силами и кинулся на противника.
Мгновение...
Шмяк.
Голова маньяка отделилась от тела. Револьвер выпал из рук Чикагского Потрошителя.
Сидни Эллрой победил.
9.
Он плюхнулся в кресло и тяжело вздохнул. Сегодня выдался трудный денек. Крыша в курятнике обвалилась, трактор перестал заводиться, лопнуло колесо у грузовика. Словно некая сила не хотела отпускать его в отель. Но самое противное было то, что сыну стало хуже: поднялась температура, кожа покрылась сыпью.
Противный денек.
Мужчина улыбнулся. Вечер в противовес утру выдался прекрасным: дождь прекратился, выглянуло солнце. До лета оставалось восемь дней. Мужчина ждал лета также сильно как и в детстве. И он надеялся на то, что в июне будет жарко. Очень-очень жарко. Сын, думал мужчина, выздоровеет, и они будут ходить на речку купаться и рыбачить. Малец в этом году не будет работать на поле — он справиться сам.
Лето, солнце, небо цвета индиго, рыбалка...
— Как все прошло? — раздался старческий голос.
Мужчина обернулся. На пороге стоял старик. Мужчина вновь поразился тому, какие глубокие были морщины на лице старикашки. Прямо-таки борозды.
— Отлично, — сказал мужчина. — Я разрисовал лицо копу той же краской, что и себе.
Старик облизал пересохшие губы и провел рукой по черным, как смоль, волосам. Волосам, которые должны были принадлежать скорее подростку, а не человеку, перевалившему за восемьдесят лет.
— Молодец, Густав, — сказал старик.
Мужчина пожал плечами, отвернулся от старикашки и взял со столика стакан с водой. Он опустил указательный и средний пальцы в жидкость, потом провел рукой по лицу. Краска на лице запузырилась и начала стекать по лицу.
Хорошая краска. Замечательная краска. Превосходная краска. Ее придумал старик. Рассыпчатая бурда цвета хны.
— Как ты себя чувствуешь?
Старик проглатывал слоги, поэтому его вопрос прозвучал так: как ты ся чусешь?
— Отлично, — ответил Густав.
— С сыном все хорошо?
— Да.
— Ты утолил свой голод?
— Да.
— Изменяться пришлось?
— Нет.
Разговор со стариком всегда напоминал допрос.
— Завтра все газеты растрезвонят, что убит Чикагский Потрошитель, — сказал Густав. — Твой отель станет знаменитым.
— Я знаю. Может быть, я даже подниму цены за жилье. Но самое главное то, что нам удалось избавиться от полицейских. Мы должны на какое-то время успокоиться. Забыть об игре. Понимаешь?
Густав кивнул. Он вытер лицо полотенцем и взглянул в зеркало. Краска оставила зеленоватые следы на коже, но она окончательно сойдет через несколько часов. Теперь ни один человек не сможет сказать, что у него, Густава, была татуировка в виде скелета.
— Я поехал домой, — сказал мужчина.
— Только смотри, чтобы тебя никто не увидел. Копы вот-вот должны приехать.
«Чикаго-Геральд Экспресс», 25 мая, 27 мая и 2 июня 1940 года
УБИТ ЧИКАГСКИЙ ПОТРОШИТЕЛЬ
Как вчера заявил источник из пятого отделения Чикагской полиции, убит маньяк, на протяжении шести месяцев орудующий на городских улицах.
Детектив Сидни Эллрой, в недавнем прошлом главный следователь Нью-Йоркской полиции, а ныне детектив четвертого отделения Чикагской полиции, провел операцию по обезвреживанию серийного убийцы. Как сказал сам Сидни, он на протяжении нескольких месяцев проводил сыскные мероприятия в пригороде Чикаго. После тяжелой работы по поиску детективу удалось нащупать след Потрошителя. Кто бы мог подумать, что маньяк прятался в невзрачном отеле, находящимся на сорок третей миле от города. В эксклюзивном интервью корреспонденту «Чикаго-Геральд» управляющий отелем Уильям Дегнен заявил: «Я очень подавлен из-за того, что оказывается один из моих посетителей оказался Чикагским Потрошителем. А главное кто? Джон Крамер! Детектив! Человек, призванный защищать от зла! Мне не хватает слов, чтобы рассказать о своих чувствах. Я очень подавлен. Не сплю, не ем. За все свои восемьдесят лет я не мог даже вообразить, что на свете есть люди, убивающие ради удовольствия».
Свидетель Густав Робинсон, местный фермер, в частности, заявил, что обладает информацией касательно Чикагского Потрошителя. По его словам, он давно следил за маньяком и готов вот-вот был рассказать полиции о преступлениях детектива Джона Крамера, но боялся, что тот его убьет. А у Густава есть маленький сын, больной редкой и опасной болезнью — лейкемией. Пока что единственным объектом внимания газеты является Джон Крамер, печально известный как Чикагский Потрошитель.
ЧИКАГСКИЙ ПОТРОШИТЕЛЬ НА СЛУЖБЕ У МАФИИ
Подозрения о том, что Джон Крамер был «мальчиком на побегушках» у влиятельного мафиози Санни Альоне, сегодня подтверждены. «Мне удалось расколоть напарника Джона, — заявил Сидни Эллрой. — Оказывается, что Крамер выполнял приказы Санни Альоне. Также удалось выяснить, что Джон Крамер причастен к делу об убийстве подозреваемого Ричарда Даймона. Я нашел и четырех свидетелей. Это большая удача».
Между тем, заявление Сидни Эллроя подняло целый шквал негодования со стороны бывших сослуживцев Джона Крамера. «Джон не убийца!» — лаконично заявила Линда Баркер, глава третьего отделения, где работал Чикагский Потрошитель.
Следует отметить, что у Крамера умерла жена в годы Депрессии. Видимо, это оставило неизгладимый след в душе Джона.
ЧИКАГСКИЙ ПОТРОШИТЕЛЬ СТРАДАЛ ОДЕРЖИМОСТЬЮ
Представь себе, наш дорогой читатель: печально известный Джон Крамер страдал одержимостью! Что же чувствовали жертвы маньяка, когда Крамер превращался в жуткое чудовище? Как известно, болезнь одержимости — бич нашего века. По данным статистики команды ОЧП за этот год около трех миллионов человек страдают одержимостью. Ужас! До сих пор ученым со всего мира непонятна причина возникновения болезни. Обычный мужчина, без вредных привычек, не замеченный ни за какими грязными делами вдруг начинает превращаться в монстра!
И лекарство от одержимости до сих пор не найдено. Но что самое печальное: многие заболевшие не обращаются за помощью. Приглядись, наш дорогой читатель! Возможно, ваш знакомый или родственник одержим!
Александр Годов © 2011
Обсудить на форуме |
|
