|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Любовь вопреки Павел Семененко © 2011 Великий притворщик По ходу повествования упоминаются песни, которые, возможно, по ходу чтения читателю будет любопытно услышать, чтобы в полной мере проникнуться атмосферой рассказа.
http://prostopleer.com/tracks/4830247H37g Pat Boone — I,ll be home
http://prostopleer.com/tracks/4830252uzgn Dion & The Belmonts — I Wonder Why
http://prostopleer.com/tracks/4830255PEj1 Ritchie Valens — Donna
http://prostopleer.com/tracks/4830261fON6 Patti Page — Tennessee Waltz
http://prostopleer.com/tracks/4830268TdvD The Platters — The great pretender
Казалось, этот миг растянулся на столетия. Прежде чем я, Диего «Любезный» Гвалтерио, окончательно провалился во мрак. Прежде, чем тьма окутала меня целиком, увлекая в преисподнюю. Но я всё же надеялся, что моя Мэри спустится туда за мной. Может быть, она договорится с Богом и выдернет мою гнилую душу из дьявольского чрева? Ведь она всегда была такой обаяшкой. Да, чёрт возьми, она умела договариваться... Я падал, но не понимал этого. Запах церковных свечей смешался с едким пороховым дымом. Помню её лицо. Милое, доброе, в котором мне хотелось отразиться, как в зеркале — таким же, как она. Всепрощающим, невинным... Я падал, но не понимал этого.
***
— Диего, босс хочет потолковать с тобой, — голос Матео, подлизы нашего Дона, противным червяком проник в моё ухо.
— Передай, что я буду в девять, — ответил я и опустил трубку.
***
Вечером 14 февраля 1956 года на улице шел снег. Он был таким мелким, и казалось, что в лунном свете рядом с тобой загораются и тут же гаснут тысячи микроскопических звёзд. Я стоял на берегу реки, где мы любили бывать с моей деткой. Целоваться, наблюдать, как ветер гонит по воде рябь, как солнце медленной походкой спускается за горизонт. Она болтала о всяком, а я смотрел на неё и даже не слушал. Скорее, впитывал её голос, и мне казалось, что вот оно счастье — опустилось прохладой летнего вечера. Окутало нас и если пошевелиться — оно исчезнет. И я не шевелился, только поглядывал на Мэри. Помню, как её светлые локоны, словно волны, вздрагивали при каждом движении головы. Как поблескивало её фамильное кольцо с крупным изумрудом, похожее на мужской перстень. Простенький клетчатый сарафан; он так аппетитно обтягивал её грудь, что было заметно, как выпирают соски. Она сидела на пледе, поджав ноги, и всё время одергивала подол, будто я никогда не видел, что у неё там. Она выглядела такой простой, обычной. Но в этой самой простоте мне виделась какая-то девственная красота, такая же лёгкая и всеобъемлющая, как сам Господь.
— Раздери тебя черти, Диего! — не выдержал Тони Франчетти, мой давний друг по кличке Штопор. — В такой собачий холод речкой любоваться!
Он вытянулся, плотно запахнул плащ, поднял ворот, и, казалось, что его завернули в ковёр, точь-в-точь как некогда вороватого букмекера с Дирборн-стрит. Сигара Тони вспыхивала в темноте, освещая круглую ряху и шляпу, отчего он был похож на едва тлеющий газовый фонарь. Кучерявый, чертовски большой наглый итальянец с бычьей шеей, обмотанной золотой цепью с медальоном Девы Марии. Недруги, завидев его поблизости, сами бросаются в окна и под колёса автомобилей — лишь бы не попасть в лапы этого динозавра. За последние годы у Тони прилично вырос живот, поседели волосы на висках, но это нисколько не умаляло достоинств, за которые его ценили в Семье.
— Сам за мной увязался! — не оборачиваясь, ответил я. — Не хнычь теперь, как пуэрториканская целка! Заткнись и стой тихо!
— Эй, парень, следи за хайлом! Я не хныкал, даже когда на одной ноге скакал меж фашистских пуль, а вторую держал подмышкой! — он шмыгнул носом и глухо кашлянул. — Какого хера ты постоянно приезжаешь смотреть на эту вонючую канаву?! Чёрт возьми — наш городишко не бог весть что, но в нём есть места гораздо приятнее!
— Господи, Тони, ты можешь заткнуться хоть на пару минут?!
Он бросил на меня хмурый взгляд, но умолк. Видимо в его солдатской башке ещё не все извилины затянулись в тугой узел. Я глубоко вздохнул. Тони прав, эта речка под мостом пропитана всеми мерзостями, какие только может дать ей город. Но для Мэри это не имело значения. Моя умница наслаждалась даже вшивым клочком травы и воняющей стоками рекой. Стоило ей ступить на этот берег, как мир вокруг неё преображался. О, да, Мэри могла затмить собой и не такое.
— Поехали, босс ждёт, — сказал я, направляясь к машине.
Тони стоял на бугорке и, вытянувшись хлыстом, ссал на берег. Ярость стиснула моё горло так, что я натужно крякнул. В этот миг мне захотелось достать кольт и отстрелить ему всё-всё-всё, и голову в последнюю очередь. Я даже откинул край плаща. Но ведь эта тупая горилла не поймёт, за что я его шлёпнул. Даже он, мой лучший друг, ничего не знает...
— Ну, наконец-то! — с облегчением воскликнул Тони, смачно выплюнув сигару. — Я уж думал чёртов ветер порвёт мою задницу на корм рыбам, прежде чем мы уберемся отсюда!
«Бьюик» 1930 года выпуска, прокашлявшись, рыкнул мотором. Уважаю этого «железного парня» — не один раз он вывозил меня из таких передряг, куда и на грёбанном танке соваться не стоило. Каждую среду я приезжаю к Питу-Перекати-поле, лучшему автомеханику во всём штате, чтобы подшаманить своего парнишку.
— Послушай, Диего, — Тони согрелся парочкой глотков из фляжки, которую всегда таскал с собой, — почему ты не сменишь эту колымагу на что-нибудь приличное? Я слышал, что у Франческо есть пара-тройка редких штучек, вроде «Феррари». У тебя трусы задымятся, глянь ты под капот!
— С каких пор ты, Тони, стал разбираться в машинах, а?! — вспыхнул я от злости. — Я думал по твоей части самые жуткие шлюхи, от одного вида которых волосы на яйцах встают дыбом!? Разве нет?!
— Кха-кха, — довольно осклабился Штопор, закинув голову. — Старый добрый Диего, мать его, Гвалтерио! Как я рад твоему возвращению!
***
Я всегда плутал в богатых кварталах, вроде того, где жил наш Дон. По мне нет ничего проще портовых районов и рабочих трущоб, хотя никогда не питал симпатии к их обитателям. Даже наоборот. Я тот самый капореджиме Дона Карло Магна, работающий с очень щекотливыми делами — незаконная миграция, контрабанда, браконьерство. Я настолько слился с портовым контингентом, что иногда на встречах между мной и другими капо в Семье, казалось, вырастала целая пропасть недопонимания. Они жили городом, дышали его культурными, деловыми и политическими отрыжками, следили за новостями, пока я, орудуя битой, вправлял мозг бастующим китайским рыбакам. Я не всегда сам занимался «грязным бельём». После разлуки с Мэри мне просто некуда было слить всю свою ярость и отчаяние. И я ударился в работу, впился в неё зубами, как голодный лис в жирную индейку. И всё же, со временем пришлось вернуться к нормальной жизни. Капо не должен лично ворочать чёрными делами — это небезопасно для Семьи. Я попросил Дона перевести меня куда-нибудь, хоть на чёртовы шахты, только подальше от этого города, подальше от неё. И Дон согласился.
Десять лет я контролировал полулегальный золотой промысел Семьи Магна. Десять, мать их, лет колесил по стране, как долбанное шапито. Менял квартиры, города, друзей и жён. Последних не в пример часто.
Однажды, проснувшись в новом доме в Калифорнии, я осмотрелся. Бардак, початая бутылка виски, мятая девка в мятой постели, какие-то её девчачьи примочки, шмотки, сигарный пепел вокруг. На полу опрокинутая пепельница, в которой я плевками тушил окурки. Какой же мерзкой мне показалась обстановочка. Особенно пепельница. Она была похожа на меня. Вроде, приличная снаружи, но грязная, заплёванная изнутри. И я понял, что час пробил. Накануне девка, лежащая рядом, когда она ещё не была такой мятой, все уши прожужжала на счёт моего возвращения. К слову, это дочка нашего Дона, положившая на меня глаз ещё в пору своей юности. Хуже полицейской собаки — выслеживала меня, где угодно, хоть у черта на рогах. Да уж, прошлой ночкой я дал маху. Она, скорее всего, залетела. Чёрт возьми, теперь хочешь-не хочешь должен жениться! Хитроумно обставила, сучка, ничего не скажешь.
— Ребята, вы в штаны наклали, а?! Откройте уже эти раздолбанные ворота! — крикнул Тони, высунувшись из окна.
— Ты бы еще на молочном фургоне приехал! — сквозь решетку ответил ему охранник босса. — Кто это там с тобой?
— Это? — Тони с издёвкой посмотрел на меня. — Это водитель молочного фургона. Только когда будешь собирать с земли свои выбитые зубы — не забудь поздороваться с Диего Любезным Гвалтерио.
Ворота незамедлительно отворились, мы въехали во двор. Я вышел из машины и бросил ключи не в меру болтливому охраннику.
— Малыш, протри стекло и фары. То, что ты сказал про мой «Бьюик» — мне лично похеру. Но вот он оч-чень впечатлительный парень, и не любит, когда его дразнят молочным фургоном. Если я выйду из дома и увижу, что он стоит здесь — такой же сердитый и грязный — я с удовольствием помогу ему переехать тебя. Понимаешь о чём речь, малыш? Я позволю ему переехать тебя всеми колёсами по очереди. Капиш? — мой голос был тихим, бархатным, вкрадчивым. За что меня и прозвали Любезным.
— Стекло и фары... Да-да, я понял... — охранник, хоть и был вдвое больше меня, но по-видимому не на шутку струхнул. Надо расспросить Тони, что за легенды ходят обо мне в городе.
— Дон сейчас примет вас, — нам открыл дверь Матео, вылизанный и чистенький, как девка.
— Привет Тео! — Тони вразвалочку прошелся по холлу. — Как успехи? Похвастай хоть зарубками на языке!
— Зарубками? — Матео изогнул бровь.
— Да-да, зарубками. Насколько твой язык входит в задницу любому, кто платит тебе деньги?! — сказал Тони без тени улыбки на лице.
— Да ладно тебе, — я увлек его за собой вверх по лестнице.
— За двадцатку готов дерьмо жрать! Зачем только босс держит рядом с собой эту тварь?!
— За тем, что я уже не такой прыткий парень, как ты, Тони! — на пороге кабинета нас встретил наш Дон, в кресле-каталке с кислородным баллоном за спинкой. — Ты ведь не возьмёшься подтирать за мной, в случае чего, а, Тони? А он будет...
— Добрый вечер, Дон Карло, — я наклонился и обнял его. — Очень рад снова видеть вас.
— А-а-а, Диего, мой мальчик, — старик похлопал меня по щекам. — Чёрт, вспомнить бы, о чём я хотел потолковать с тобой... Шучу-шучу, я всё помню. Тони, иди-ка, проветри штаны, нам надо переговорить с глазу на глаз.
В последнее время наш Дон совсем расхлябался. Неведомый дух выплеснул на него целое ведро болезней, словно небесную кару за все грехи. Карло стал забывчив, путал прошлое с настоящим и будущим, не к месту заводил разговор. Худо дело.
— Сигару, Диего? — он подкатил к столу и приподнял крышку коробки.
— Благодарю. Не хочу злоупотреблять этим делом, — вежливо отказался я, тем более что закурить в присутствии босса, страдающего от отёка лёгких, было бы большой ошибкой.
— Правильно. Всё правильно, Диего. Именно из-за проклятых сигар я повсюду таскаюсь с баллоном, как дрянной индеец с бутылкой бренди, — Дон откинулся на спинку кресла и вдохнул из кислородной маски.
— Вот почему ты мне так дорог, Диего. Ты знаешь меру во всём. В твоих жилах течёт золотая кровь. Так о чём это я? Как тебе известно, мой подручный, Вито, покинул нас на шестьдесят седьмом году жизни. Большая утрата... — Дон Карло, прикусив край губы, покачал головой. — Наша Семья уязвима, как никогда. Консильери твердит мне, что сейчас не время маячить голым задом перед стволом дробовика. И не одного дробовика.
Дон откинул голову и замолчал. Я не мог заговорить, ибо не знал — закончил ли он свою речь. Никто не вправе перебивать Дона, тем более капореджиме на личном приёме. Когда я заподозрил, что он всего-навсего забыл суть разговора, Дон продолжил.
— Назови мне седьмую нашу заповедь.
— С жёнами надо обращаться уважительно, — немедленно ответил я, слегка удивившись.
— А сколько у тебя было жен?
— Шесть, Дон Карло. И видит Бог, ни одной из них я не изменил, ни одну не унизил прилюдно, — ответил я, начиная понимать, к чему он клонит.
— Стало быть, моя дочь Джулия станет твоей седьмой женой?
— Да, Дон Карло. Так и есть. Вас что-то беспокоит?
— Нет, мой мальчик, даже наоборот, — Дон подкатил почти вплотную и упёрся в меня взглядом. — Этой вертихвостке давно пора остепениться, и такой муж, как ты, для неё просто манна небесная. Надеюсь, в супружестве ты не забудешь упомянутую заповедь, как и все остальные — в жизни.
— Это большая честь для меня, Дон Карло, вы же понимаете...
— Честь чести рознь, Диего. Ты не знаешь, но сразу после похорон Вито было собрание Семьи, на которое тебя не пригласили. Ты догадываешься, почему?
Конечно, я прекрасно знал, почему того или иного члена Семьи не приглашают на собрание. Когда не доверяют — это раз. И когда решают судьбу неприглашенного — это два.
— Дон Карло, — я прислушался, не щелкают ли затворы ружей за дверью кабинета, — если вы считаете, что я слишком скоротечно с вашей дочерью...
— Диего-Диего-Диего... — улыбаясь, Дон покачал головой. — На сей раз, интуиция подвела тебя. Возьми этот перстень. Перстень, который я лично снял с руки Вито Бриганте, спустя минуту после его смерти. Теперь ты мой подручный, Диего. Семья единогласно приняла твою кандидатуру.
— Перстень... — я крутил его в руках и, казалось, все мышцы на моём лице пришли в движение от захлестнувших меня эмоций.
Дыхание перехватило, на стенах кабинета заплясали чёрные тени, у меня помутнело в глазах.
— Я знаю, это неожиданно. Никаких церемоний, как это обычно бывает. Я не хочу, чтобы ребята видели меня в таком состоянии, надеюсь, ты понимаешь. С завтрашнего дня офис Вито в твоём распоряжении. Капиш?
Распрощавшись, я на ватных ногах выбрел из кабинета босса. Шатаясь, спустился по лестнице. Перстень. Он жег мой палец. Перстень подручного? Да, чёрт его, подручного! Отчего же я так разволновался? Почему так хочется плакать? Навстречу мне со стаканом виски в руке вышел Тони.
— Ну что? — спросил он, ухмыляясь. — Поздравляю, младший босс! Теперь-то дела в этом городишке завертятся-помчатся, как ослик с колючкой под хвостом, да, Диего?
— Отвези меня куда-нибудь, где есть бурбон и лёд! — выдавил я, ослабив галстук на воротничке.
За что я всегда любил Тони, так за то, что ему никогда не надо было ничего объяснять. Надо идти — пойдём. Надо лететь в Африку — вперед. Надо хорошенько отделать мерзавца — конечно, друг. Но проблемо! Направившись к выходу, он всучил свой стакан Матео так, что добрая порция виски оказалась у того на белоснежной рубашке.
Шагнув за дверь парадного входа, я едва не ослеп. Мой чёрный «Бьюик» был настолько чистым, что сливался с ночью. Таким отполированным я его видел лишь, когда покупал в автосалоне. Вокруг, с тряпками в руках, голые по пояс при нехилом морозце, стояли чумазые охранники.
— Вот это да! — хрипло рассмеялся Тони, уперев руки в колени. — Диего, я думал, если с твоей колымаги смыть грязь, то она развалится на куски!
— Малыш, я вижу, ты решил не просто попросить у него прощения — ты, чёрт возьми, начисто зализал ему задницу! Штопор — за руль! — скомандовал я, усаживаясь на заднее сидение.
— Как скажешь, младший босс, — Тони выхватил ключи и с шумом уселся на водительское кресло. — Как ты ездишь в такой тесноте?! Боже, дай ему новую тачку, иначе он когда-нибудь задохнётся!
Старый друг вёз меня по пустеющим к ночи улицам города, по белоснежному покрывалу из снежного пуха, коим небо щедро устлало окрестности. По радио Pat Boone успокаивающе пел — I,ll be home. «Я буду дома, моя дорогая, Пожалуйста, дождись меня...»
Я смотрел на город, который не видел долгих десять лет; обрывки афиш на стенах, мигающие вывески магазинов и забегаловок, люди, занимающиеся каждый своим делом. Вот вразвалочку шагает портовый грузчик, грязный, в замызганном синем комбинезоне. Видимо, получил расчет и ему не терпится надраться в компании с парочкой сговорчивых цыпочек. А вот чернокожий полицейский-регулировщик в белой фуражке, свистит и машет нам жезлом, чтобы пошевеливались. На углу Вашингтон-стрит переливается желто-красными лампочками наш старый кинотеатр. Механик как раз наживил на светящуюся панель последнюю букву в названии фильма: «Человек, который слишком много знал». Рядом играет на шарманке седой бородатый старик в помятой шляпе. На его плече сидит обезьянка с пластмассовой курительной трубкой во рту, пристёгнутая цепочкой к руке старика.
Воспоминания лились рекой. Мы повернули на Джулиано-стрит. Здесь, в Таун-парке, мы когда-то гуляли с Мэри. На ней были пушистые розовые «ушки», скреплённые дужкой и песцовая шубка. Она кружилась, то хватая меня за руки, то исподтишка бросая в меня снежок. Её ярко-красная напомаженная улыбка разжигала во мне гордость за то, что она — моя жена. Мэри смеялась и всё время пыталась растормошить меня. Я подхватывал её на руки, целовал, кружил, подкидывал — она визжала, дёргала ногами — и мы вместе заваливались в сугроб... Теперь нас разделяет десять лет разлуки и шесть моих жен.
— Тони, какого чёрта?! Куда ты меня привёз?! — я очнулся от раздумий, глядя на мрачную подворотню и блюющего возле парадной работягу. — Мы что — в трущобах?!
— Диего, ты теперь младший босс — птица важная, я всё понимаю, но ты ведь не откажешь старому другу в одолжении? — Тони-Штопор обернулся, обхватив одной рукой сидение. — Местный сутенёр занял у меня кучу денег, чтобы доставить из-за океана партию девочек. Обещал пятьдесят процентов с прибыли за первые полгода. Пару недель спустя одна птичка чирикнула мне на ухо, что мерзавец на мои денежки занялся торговлей наркотиками. Если об этом узнает Дон Карло, он оторвёт мне яйца, надует их, как воздушные шарики и подарит мне с надписью «тупой осёл»!
— Тони, твоя задница притягивает неприятности похлеще, чем магнит булавки! Чего ты раньше не прижал его?! — возмутился я, уловив, что дело не кончится обычными переговорами.
— Эта сволочь ускользает от меня, как комар от мухобойки, чёрт побери! Но сегодня мне попалась его девица, беглая, и с превеликой радостью сообщила адресок, где прячется её работодатель! Так что сейчас мы с тобой выйдем из машины, поднимемся на третий этаж этой дыры и вытрясем из гадёныша душу, а заодно и мои денежки! Идём, Диего, повеселимся! — Тони, кряхтя и тихо матюгаясь, выбрался из машины.
Мы вошли в пятиэтажную хибару. В нос ударил резкий запах мочи, до ушей доносился плач ребёнка, где-то ругалась ирландская парочка: он орал и гремел мебелью, а она визжала и била посуду. До третьего этажа мы шли практически наощупь.
— Пушка с собой? — спросил Тони, достав обрез из-под плаща. — У нас на Сицилии эту штуку называют «лупара». Всего один выстрел заменяет тысячу слов...
— За дверью может стоять охранник... — я достал кольт «девятнадцать-одиннадцать», с которым нас давненько свела судьба на службе Дону Карло.
— А тебя я зачем взял, как думаешь? — Тони хитро хихикнул, сверкнув золотым зубом, и подмигнул. — Это блядский притон, Диего. Постучишься и скажешь, что пришел отдохнуть. Тебя они в лицо не знают и впустят, как клиента.
— Да нихрена подобного! — возмутился я. — Я не собираюсь получить пулю в лоб ради пары баксов! Он наверняка сидит там с «чикагской печатной машинкой» наперевес! Увидев на пороге макаронника, вроде меня, он непременно пустит её в ход!
— Не ссы, Диего! — Тони подтолкнул меня плечом. — Этот идиот настолько тупой, что даже не догадывается, с кем связался! Он думает, что я владелец итальянского ресторана на углу Таун-стрит!
— Тони, сраный ублюдок, если меня подстрелят в борделе за два дня до свадьбы — я тебе голыми руками вторую ногу оторву! — я спрятал оружие, одёрнул плащ и легкой походкой направился к двери.
— Кто там?! — раздался громогласный бас в ответ на мой стук.
— Я пришел отдохнуть, приятель, открывай, — сказал я, стараясь изобразить пижона с деньжатами в кармане.
— Тебе тут что — санаторий?! Проваливай, гринго!
— Мне друзья посоветовали... О,кей, приятель, я, наверное, не по адресу... — я развернулся и пошел прочь, когда за моей спиной щелкнул замок.
— Постой! Ты один?! — сквозь щель между дверью и косяком на меня смотрел здоровенный латиноамериканец в белой майке, заляпанной кетчупом. — Подойди, дай-ка поглядеть на тебя.
Я подошел и вопросительно поднял руки. Бугай осмотрел меня с ног до головы и не торопясь снял три цепочки с двери.
— Проходи, — он распахнул дверь, поставив к стене помповое ружьё. — Оружие при себе есть?!
— Есть! — из-за угла выскочил Тони и выстрелил дуплетом ему в брюхо, да так, что у него кишки наизнанку вывернуло. Бугая сорвало с места и вышвырнуло в открытое окно. Девки завизжали, бросились врассыпную по комнатам. Мы вломились в бордель, заперев за собой дверь на засов.
— Бенни, дружище! Вот ты где! — Тони вытащил из кабинета маленького уродливого очкарика с редкими рыжими волосами. — А я тебя повсюду ищу! Думаю, где же мой друг?! Где мой партнёр?! Диего, прошвырнись по комнатам, тащи сюда всех, кого найдёшь!
— Т-тони-Тони, подожди, я всё объясню, Тони! — лепетал сутенёр, подняв кверху руки со скрюченными пальцами.
— Конечно, объяснишь! — Тони швырнул его в угол. — Думал, Дон Карло шутки шутил, когда запретил любую наркотическую дрянь в своём районе?! Откуда ты вообще такой взялся?! Шустрый Майк сказал, что с тобой можно вести дела, но за этот совет я сломаю ему челюсть!
Я тем временем ловил полуголых девиц и таскал их в гостиную. Одна с перепуга едва не сиганула в окно — вовремя удалось схватить её за запястье.
— Итак, леди, все ли в сборе? — Тони ткнул рыженькую коротышку стволом в спину.
— Тони, я клянусь — и в мыслях не было торговать наркотиками! Я их продавал клиентам для, так сказать, остроты ощущений! — жалобно сипел Бенни, нервно одёргивая жилетку и пригибаясь к полу.
— Заткнись! Сейчас увидишь остроту ощущений, скотина! Ты, рыжая, я, кажется, тебя спросил — все бляди собрались в кучу?!
— Да, мистер, все здесь! — провизжала коротышка в корсете.
— Хорошо. Итак, дамы, я буду спрашивать — а вы отвечать! Этот хмырь торговал наркотиками?! — Тони пнул сутенёра под дых так, что тот, как футбольный мячик, подлетел в воздух и врезался в стену. Очки слетели с его крысиного носа, и часы на цепочке выскочили из кармана.
— Да! Да! Да! — понеслось с разных сторон.
— Он и нас подсаживает на эту дрянь, чтобы отобрать и те гроши, что нам достаются! — внезапно осмелела рыженькая. — Разлучает детей с матерями, насильно делает аборты! Он просто чудовище!
— Вот видишь, Бенни! — Тони хлопнул трясущегося сутенёра по плечу. — Суд присяжных вынес вердикт — виновен! И я расскажу тебе, что здесь случилось! Ты выстрелил из обреза в своего охранника, а тот, не будь рохлей, успел бабахнуть в тебя из ружья, после чего вывалился в окно в охапку со своими кишками!
Тони за шиворот утащил Бенни в коридор и поставил возле окна, напротив двери.
— Где деньги и наркота?! — спросил он, передёрнув затвор помпового ружья.
— В ящике стола в кабинете... — проблеял сутенёр, боясь поднять глаза.
— Передавай привет ублюдку Гитлеру, чья сучья мина лишила меня ноги! Бона фортуна!
Громыхнул выстрел. Девки испуганно взвизгнули. Глядя, как сутенёр с потухшим взглядом сползает по двери, я подошел к Штопору и шепнул на ухо:
— Бери деньги и валим отсюда!
— Диего, не суетись! Я договорился с копами. Их порядком уже достала возня вокруг наркоты и проституток, и они с радостью согласились не лезть в мои разборки.
Я кивнул, снял шляпу и, обмахиваясь ею, сел на диван. Тони ушел в кабинет и вернулся оттуда с целым мешком кокаина.
— Леди, я никого из вас не держу — теперь вы свободны и можете катиться на все четыре стороны — мне плевать! — он плюхнулся рядом со мной и бросил мешок на стол. — Но если кто-то из вас желает провести вечер в компании двух приличных по всем меркам ребят — я буду только рад! Мой друг женится, и раз мы здесь — нужно устроить ему хороший мальчишник!
Спустя час в борделе на всю катушку гремела музыка. Радостный визг обнюхавшихся проституток под Dion & The Belmonts — I Wonder Why, наводили ужас на жителей всего квартала. Более дурацкой песни я в жизни не слышал. То, что творилось вокруг, иначе как вакханалией не назовёшь. Тони сидел в одних подштанниках и гоготал, как рехнувшийся койот, размахивая железной ногой. За эту гнутую-перегнутую в драках ногу его и прозвали Штопором. Девки от алкоголя и наркоты просто обезумели, превратившись в стаю диких мартышек.
— Уап! Уап! Уап-уап-уап! — ко мне на колени запрыгнула одуревшая кривоногая девчушка, стараясь изобразить слова из песни.
— Иди к чёрту! — я отпихнул ее, и она перевалилась через диван, где что-то разбила и благополучно уснула.
— Диего, ты должен попробовать! Русские называют эту хрень «балтийским чаем»! — Тони протянул мне стакан, где в непонятных пропорциях была смешана водка и кокаин. — Давай, дружище! Впусти погостить в свою голову кролика Питера, железного дровосека и Мэри, мать её в сраку, Поппинс!
Настроение у меня было изрядно приподнято несколькими стаканами виски, так что я не возражал. Мама мия, теперь я понимаю, почему русские выиграли войну. Мне начисто снесло башню. Я валялся на ромашковом поле и смеялся, мне хотелось танцевать румбу, петь йодль и утюжить кулаком чью-нибудь мерзкую рожу — одновременно. Вот появилась Мэри в своём клетчатом сарафане. Она набросилась на меня, сдёрнула рубашку, затем майку и принялась облизывать мою волосатую грудь. У неё было четыре языка и мне это охрененно нравилось! Я не знаю, сколько продолжалось моё сумасшествие. Я пришел в себя и увидел, что рыжая коротышка перевалилась через меня и вырубилась, а Тони, с криками: «От так от, сестричка Дженни! От такая медицина, да!? От такое лекарство, да?!» — с громкими шлепками отхаживал её сзади в десяти дюймах от моего лица.
— Мать твою, Тони, грязное животное! — я рывком стряхнул с себя их обоих.
— Так точно, полковник Андерсен! За время дежурства враг замечен не был! — Тони подскочил на ноги, вытянулся и козырнул мне. Его орудие стояло, как главный ствол броненосца «Мэн», а глаза были похожи на бильярдные шары.
Боже, еще пару граммов, и он либо сдохнет от передозировки, либо чокнется. Я встал на ноги, натянул спущенные штаны, застегнул рубашку. Повсюду валялись голые проститутки, живые или мёртвые, сразу и не разберёшь. Неужели он их всех перетрахал?! Я поднял с пола ружьё и прикладом в затылок уложил Тони баиньки. Чёрт побери, надо было сначала заставить его одеться...
Взяв телефон, я и набрал номер. На другом конце провода не торопились ответить, но вот кто-то снял трубку.
— Мэри, милая... — смущённо пробубнил я. — Как дела, детка?
— Ты разбудил меня, но тебя это никогда не смущало, правда? — ответила она сонным голосом. — Что тебе нужно, Диего? Когда ты оставишь меня в покое? Меня нет, понимаешь ты? Нет! Нет в твоей жизни...
— Эй-эй, — поспешил успокоить её я. — Не кипятись. Я в городе и я хочу немедленно с тобой встретиться. Я много думал...
— Боже, Диего... Что тебе надо?
— Через полчаса будь в нашем любимом ресторане, детка, очень прошу, — сказал я и опустил трубку.
Даже не знаю, что было труднее. Одевать этот центнер с яйцами или тащить его на себе до машины. Наверное, и то и другое поровну. Погрузив Тони на заднее сидение, я присел на крыльце передохнуть и увидел возле мусорных баков девочку в лохмотьях и в шерстяной матросской шапочке. Подумав, что это видение, вроде полковника у Тони, я попытался прогнать его, но девочка не исчезала.
— Эй, детка. Что ты там делаешь? — спросил я. — Где-то рядом твой дом?
— Нет, мистер, у меня нет дома, — ответила она, шмыгнув носом. — Старая миссис всегда оставляет здесь для меня еду. Но вот уже два дня её кто-то ворует.
— Сколько тебе лет? — спросил я, жестом показывая подойти ближе.
— Не знаю. Наверное, семь или... — девочка опустила взгляд и шаркнула ножкой.
— Жрать хочешь?
— Если вы о том, хочу ли я есть, то да, — ответила она, приблизившись ко мне вплотную.
— Тогда запрыгивай, — я распахнул перед ней дверцу автомобиля.
По дороге она стянула шапку, распустив волнистые белые волосы. Как же она похожа на мою Мэри, будто её копия.
— Как тебя зовут? — спросил я, прибавив газу.
— Сара. А это, — она достала из кармана грязную кукольную голову и напялила её на палец, — это Бэкки!
— Привет, мистер! — пропищала она тоненьким голоском.
— Фу, убери от меня эту дрянь! — отстранился я.
— Это не дрянь! — надулась девочка. — Это моя сестричка!
Мы подъехали к ресторану «Скабирози». В такое время здесь почти никого нет, не считая богатеньких забулдыг у стойки. Я взял девочку за руку, чтобы её не вышвырнули на входе, и прошел с нею внутрь. Мэри сидела за дальним столиком, в полумраке.
— Привет, милая. Спасибо, что пришла, — сказал я, прикоснувшись к её руке.
— А разве могло быть иначе, Диего? — Мэри отдернулась. — Ты не даёшь покоя ни мне, ни себе! Сколько это ещё будет продолжаться?! — быстро заговорила она, стиснув сумочку.
— Не гони так, детка, иначе я вывалюсь! — улыбнулся я.
— Что будете заказывать, мистер? — к нам подошла официантка в бело-бордовой форме с причудливой шляпкой на голове.
— Для начала пепельницу, — я достал из внутреннего кармана сигару.
— Извините, но у нас не курят, мистер.
— Кто вам сказал такую глупость?! — я в недоумении посмотрел на неё, затем на её бэйдж. — Конни...
— Менеджер ресторана...
— Тогда я хочу слегка прожаренное сердце вашего менеджера! — я выхватил блокнот из её рук и принялся записывать. — Пе... пель...ни...ца... Се... р...дце... Пулей метнулась на кухню, Конни, и принесла мне одно из двух. Капиш?!
— Ты всё такой же... — улыбнувшись, сказала Мэри после того, как официантка скрылась из виду.
— Я долго думал, детка... Я люблю тебя, ты знаешь?
— Знаю... — вздохнула она. — Я тоже тебя люблю.
— Так почему мы не можем быть вместе?! — воскликнул я, откинувшись на спинку стула.
— Не начинай, Диего, не надо. Ты... ты не понимаешь, а я не хочу делать тебе больно. В твоей голове только-только всё уложилось — зачем ты вернулся?
— Потому что я не могу без тебя...
— Я могу вам чем-то помочь? — к нам подошел менеджер, парень в бордовом пиджаке с зачёсанными назад светлыми волосами. За его спиной, сомкнув руки, стоял вышибала.
— Просыпаюсь среди ночи, а у меня перед глазами стоишь ты...
— Я могу вам чем-то помочь?
— Что бы я ни делал, где бы ни находился — мысли в голове только о тебе...
— Я могу вам чем-то помочь?! — менеджер хлопнул ладонью по столу.
— Чёртов идиот! — крикнул я так, что он с ужасом на лице шарахнулся в сторону. — Исчезни немедленно, ублюдок! Ты не видишь, что я разговариваю?!
— Так, красавчик, тебе не кажется, что ты в этом заведении лишний? — верзила, отодвинув менеджера, шагнул вперёд и навис над нашим столиком.
— Ух ты! Сара, смотри какой здоровенный дядька! — я посмотрел на девочку, скучающую в компании сестрички-Бэкки на пальце. — Что это у него с носом? Что с твоим носом, парень?
— С моим носом всё в порядке! — напрягся вышибала.
— Нет, серьёзно, у тебя что-то с носом! Пойди, глянь сам!
— Я ска... — не успел он договорить, как я прямым съездил ему по морде.
С приезжими этот трюк срабатывает безотказно. Наши знают, что как только ты скосишь глаза, чтобы посмотреть на свой нос, то тебе его сразу же сломают.
— Что здесь происходит?! Эй, ты?! — у балюстрады на втором этаже показался хозяин ресторана в окружении охраны, вооруженной старенькими «Томпсонами».
— Лука «Титька» Скабирози! Надеюсь, твоя память не такая слепая, как ты сам! — крикнул я, поднявшись на ноги.
— Что?! — возмутился он, присматриваясь. — Ты... Диего? Диего Любезный?!
— Он самый, Титька! — я шлёпнул подтяжками.
— Что ты! Меня давно так никто не называет! Теперь я Большой Лу! — семеня пухлыми ножками, он скатился по лестнице. — Как я рад видеть тебя!
— Знаешь, не все ребята в Семье Магна такие терпеливые, как я! Обслуживание у тебя, прямо скажем, дерьмо полное! Смотри, как-нибудь всплывёт в нашей речке труп — глядь — а это Титька! Ага! Бывший Большой Лу!
— Так, сукины дети! Поторапливайтесь! Тащите все фирменные блюда, какие найдёте! — закричал Лука, методично потряхивая мою руку. — Как я рад тебя видеть, Диего! Надеюсь, уходя, ты оставишь автограф на нашей стене почёта?!
— Проваливай, Лука, я не в настроении! Надеюсь, в следующий раз твои «сукины дети» будут гостеприимнее! — я похлопал его по щеке и вернулся за столик.
— Кстати, сегодня день Святого Валентина, — я взял руку Мэри, она не сопротивлялась. — Помнишь, что ты однажды подарила мне?
— Да, — засмеялась она, прикрыв рот, — молоток!
— Помню, я сказал — чёрт возьми, Мэри! Я капо в Семье Магна! Я мафиози до мозга костей — нахрена мне молоток?! А ты сказала — вдруг когда-нибудь ты забьёшь этим молотком самый важный гвоздь в своей жизни!? Да...
— Ты постарел, Диего... — Мэри опустила глаза, поглаживая мою руку.
— А ты такая же молодая, — я поцеловал её ладонь.
— У тебя скоро свадьба... Джулия хорошая девушка, женись и забудь обо мне, наконец. Отпусти меня, Диего...
— Джулия?! — возмутился я. — Да она напоила меня до такого состояния, что я и свинью бы трахнул, подложи её кто-нибудь в мою кровать! Чёрт, терпеть не могу эту девку!
— Тихо-тихо, — Мэри взяла меня за руку и потянула за собой. — Помолчи немного...
В зале звучала песня Ritchie Valens — Donna. Мы медленно кружились. Я стиснул Мэри в объятиях, вдыхал запах её золотистых волос, прижал её щеку к своей шее. И не было ничего желаннее этого. Я бы отдал всё на свете, чтобы каждое утро прикасаться к её волосам, к её нежным щечкам. Мэри обнимала меня, и я чувствовал, как её ноготки впиваются в мою спину, чувствовал руками огонь внутри её тела. Мы танцевали и, казалось, время остановилось и мы кружимся на границе двух миров. Двух миров, которым никогда не сужено стать одним. Господи, как же я её потерял?! Как я мог?!
— Мэри! — я взял её за плечи и легонько тряхнул. — Я люблю тебя, чёрт возьми, и клянусь Богом — я лучше сдохну, чем потеряю тебя!
— Нет, Диего, отпусти! — она попыталась высвободиться. — Пусти, мне надо идти!
— Почему?! — я снова встряхнул её. — Почему?!
— Потому что я уже десять лет, как мертва!
Сначала Мэри стала прозрачной, а затем рассеялась в моих руках, словно дым. Я упал на четвереньки. Воспоминания тяжким грузом навалились на меня так, что я едва мог дышать. Вот от чего я бежал, вот что загонял в дальний угол своей памяти при помощи виски и таблеток. Она мертва... И её убил — я!
***
Мэри никогда не нравилась моя связь с Семьёй. Из газет она узнавала о заварушках — не сложно было прикинуть, что они случаются, когда меня не бывает дома. Убийства врагов Семьи Магна наводнили город. Горячее было время и у нас с Тони руки по локоть оказались в крови. Трупы находили повсюду — от багажников сожжённых машин до «рядов утопленников» с тазиками на ногах на дне реки под мостом.
— Ты не убийца, Диего! Ты не такой, как эти скоты! Ты не убиваешь людей по приказу Дона, верно?! — со слезами на глазах пытала она меня.
Чем больше я сближался с Доном Карло — тем больше отдалялась от меня Мэри. Чёрт... Я же поклялся в верности Семье. «Ваш долг — всегда находиться в распоряжении Дона, даже если ваша жена вот-вот родит». Пятая заповедь мафии. Я так сильно любил свою детку, так любил... Её мольбы, её каждодневные слёзы сводили меня с ума. В конце-концов я пошел к Дону за советом. И Дон сказал мне прислушиваться к своему сердцу, но не отключать голову. Перспектива ухода из Семьи не сулила ничего хорошего.
В тот вечер я надрался до чёртиков. Проболтался, что кровно поклялся в верности Дону и что его приказы для меня святы. Мэри закатила настоящую истерику, с надрывным рёвом и проклятиями. Перебила всю посуду в доме, затем взялась за зеркала и окна. Сказала, что уйдёт от меня к другому, если я не расстанусь с Семьёй. К другому, чёрт побери! Помню, эта угроза меня жутко разозлила... Проснулся — в руках молоток. А на кухне в луже крови — моя Мэри.
***
Подручный Дона и работа — это слова-синонимы. Весь следующий день я вникал в дела и рулил, как мог, преступным синдикатом Магна. В голове творился полный бардак. Воспоминания о Мэри были рубленными, поверхностными. Будто кто-то очень хотел стереть их из моей башки, но какие-то обрывки всё равно всплыли. Клочки воспоминаний осколками ныли в душе, стоило мне только подумать о них. И я, чёрт возьми, очень хотел собрать эти пазлы в ясную картину. Ярость от непонимания билась вместе с моим сердцем.
Я освободился за полночь. Вернулся в свой новый кабинет, поставил пластинку Patti Page. Песня Tennessee Waltz окутала теплом мрачный офис подручного. Достав из сейфа початую бутылку виски, я вернулся с ней за стол и плеснул себе в стакан. Пробка укатилась, я полез её доставать и шваркнулся башкой о днище стола. Раздался глухой звук, и было слышно, как что-то подпрыгнуло. Стол массивный, тяжелый, из красного дерева. А вот днище напомнило мне фанеру, из которой гробовщик Рэй клепает последние домики для наших ребят. Я постучал пальцем, ощупал поверхность — так и есть, двойное дно. Я поднатужился и сдвинул крышку, пошарил рукой. На пол вывалилась всякая дребедень. Какие-то амулеты, кольца, гильзы и маленькая пухлая книжечка, перемотанная медной проволокой.
Я закурил, сел в кресло и принялся рассматривать находки. Книжечкой оказался дневник бывшего подручного, Вито Бриганте. Судя по датам, он вёл его нерегулярно. Только когда что-то сильно коробило его душу. Сигара едва не выпала из моего рта, когда я увидел дату — 15 апреля 1946 года. День, когда я убил Мэри...
Мои глаза скользили по строчкам. Иногда строчки расплывались из-за слез, и я обмакивал веки манжетой рубашки. Душа сжалась до размера горчичного зерна. Дочитав, я отбросил книжку.
«Мой друг украл мою возлюбленную у меня, Я помню ту ночь и Вальс Теннеси, Теперь я понял, как много я потерял...» — пела Пэтти Пэйдж, и мой дикий рёв на мгновение заглушил её прекрасный голос. Я чувствовал себя цыплёнком, съеденным собственной матерью-курицей. Чёрт, как же так?! Как же...
Я поднял трубку и набрал номер старика Чарли, моего давнего приятеля, булочника с Пеппер-стрит.
— Чарли, дружище. Боюсь, я не смогу забрать у тебя малютку Сару. Я отправлю тебе десять штук с посыльным. Думаю, этого хватит до её совершеннолетия. Можешь дать ей трубку?
— Они наверху. Весь день играли с моей внучкой и теперь спят. Разбудить?
— Нет, Чарли. Просто скажи ей... Скажи, что... Ай, к чёрту, ничего не говори...
— Всё ясно, Диего. Можешь на меня положиться. Да хранит тебя Господь... — хриплый голос старика сменили короткие гудки, и я с размаху разбил телефон об пол.
***
В церкви Святой Марии было не протолкнуться. На свадьбу дочери Дона Карло Магна и его подручного Диего Гвалтерио пришла добрая половина города, включая Донов других Семей и их свиты. По бокам толпились репортёры, вспыхивали вспышки фотоаппаратов. Всё очень удачно сложилось. Я стоял возле алтаря, под распятием, улыбался и махал приветствующим. Мой шафер Тони с довольной мордой стоял чуть поодаль и кивками приободрял меня.
Взвыл орган. На красной дорожке появилась Джулия, которую под руку вёл Дон Карло. Было видно, что каждый шаг даётся ему с трудом, но он, тем не менее, не показывал слабины. Улыбался и кивал гостям.
Мы встали друг напротив друга, но я даже не взглянул на невесту, когда она убрала вуаль с лица. Ярость. Ярость. Ярость. Вот что щекотало моё нутро. Я ликовал от ярости, глядя на всё происходящее.
— Согласен ли ты, Диего Гвалтерио, взять Джулию Магна в законные жены? — падре, с Библией в руках, слегка склонился в мою сторону.
— Нет! — крикнул я с улыбкой.
Зал ахнул и умолк. Никто не мог поверить в то, что услышал. Думаю, если бы в церковь в тот момент угодила бомба — никто бы этого не заметил. Все смотрели на меня, выпучив от удивления глаза, и старались понять — что нашло на этого дурня?! Дон сидел в первом ряду и глядел на меня, как на обоссавшегося щенка. Тони жестами показывал, что я идиот.
— Но почему, сын мой? — подал голос падре.
— Потому что я женат. Моя законная жена Мэри Хендриксон.
— Но твоя жена пропала без вести десять лет назад...
— Она не пропала. Это я её убил. Молотком, который она подарила мне на день Святого Валентина... И закопал на берегу реки под мостом. Забавно, правда, падре? Свадьба превратилась в исповедь, — сказал я, хлопнув в ладоши. — Но это не только исповедь, но и обличение в грехах. Десять лет я думал, что убил свою жену из ревности. Позавчера Дон Карло подарил мне этот перстень, — я поднял руку с оттопыренным мизинцем, показывая его всему залу. — Матео, будь любезен, подойди ближе. Ты часто видел подручного, Вито Бриганте — скажи, его ли это перстень?
Матео вздрогнул, услышав своё имя, встал, испуганно огляделся, и робкой походкой подошел ко мне.
— Нет... Это не его перстень, — ответил он с дрожью в голосе. — У подручного на перстне большой рубин, а здесь...
— Изумруд. Это фамильный перстень моей жены. Дон, видимо, перепутал их. Возникает два вопроса. Почему я сразу не узнал кольца своей жены — это раз. И как он попал к нашему дорогому Дону Карло — это два. Кто же может ответить на них? А ответит, как ни странно, покойный подручный Вито Бриганте! — я достал из кармана дневник подручного, сдернул проволоку и открыл на нужной странице. — «Дон ценит Диего, даже больше, чем меня. Он видит в нём будущее Семьи, и в этом я с ним согласен. Гвалтерио парень, рождённый для мафии. Он один обладает такими качествами, которыми мы обладаем лишь по отдельности. Мэри стала угрозой, её нужно устранить. Чтобы прочистить Диего мозги, Дон нанял известного гипнотизёра из Нью-Йорка, чёрт, забыл, как его зовут».
— Вот видите, друзья. Наш уважаемый Дон позаботился обо мне, чтобы я не горевал по убитой жене... Но от этого ли он чистил мою башку? Читаем дальше. «Я пытался его оттащить, но Тони было уже не остановить. Мэри кричала, что беременна, умоляла, но Штопор продолжал орудовать молотком, пока не превратил её голову в отбивную. Чёрт возьми, у этого парня после войны начисто снесло крышу! Диего что-то мычал в соседней комнате, пока Тони впихивал в его руку молоток. Я снял с руки Мэри кольцо, чтобы отдать его Дону, как доказательство выполненной работы. Самой грязной и мерзкой работы, которую мне удосужилось выполнять в своей жизни. Надеюсь, что в Чистилище мы смоем кровь этой девочки со своих рук».
— Сука ты поганая! — я отбросил книжку и выхватил свой кольт.
Прогремело два выстрела. Затем третий. Первой пулей я попал во фляжку, которую Тони всегда таскал с собой. Второй угодил ему в печень. Третий выстрел принадлежал револьверу Тони. Бывалый солдафон, всё-таки, успел его выхватить и пальнуть. Мой сердечный моторчик, потревоженный пулей, сбился с ритма. Повалившись на колени, я поднял руку и навёл гуляющий ствол на Дона. В глазах потемнело, в памяти всплыли слова песни The Platters — The great pretender.
О да, я великий притворщик
Притворяюсь, что я в порядке
У меня такая беда,
Что приходится притворяться сверх меры
Я одинок, но никто об этом не догадывается
О да, я великий притворщик
Брошен в своём выдуманном мире
Я играл в игру
Но к моему ужасному стыду
Ты ушла и оставила меня горевать совсем одного.
Пули телохранителей свистели рядом, одна за другой они вонзались в моё тело, но я не чувствовал боли, будто превратился в чучело, набитое соломой. Джулия ревела, словно рехнувшаяся, тряся подолом свадебного платья, залитого моей кровью. Люди в церкви обезумели от страха, они ломились к выходу, переворачивая лавки, сбивая с ног Донов и топча их, будто это не мафиози, а разносчики пиццы. Бежали все, кроме ушлых репортёров, почувствовавших крупную наживу. Вспышки фотоаппаратов пробивались сквозь темноту в глазах. Я ничего не слышал. Я падал, но не понимал этого. Прежде, чем погрузиться во мрак, я увидел свою Мэри. Она подхватила меня, провела рукой по окровавленному лицу, грустно улыбнулась, и мне захотелось раствориться в её глазах без остатка. «Притворяюсь, как будто ты всё еще рядом», — оборвалась песня в моей голове...
***
Дон сидел в каталке. На коленях у него лежал дневник Вито Бриганте и кольцо Мэри. Карло страшно кашлял, но продолжал тянуть дым из сигары, как алкаш высасывает остатки пойла из пустой бутылки. В кабинет вошел Матео.
— Все наши ребята уехали на похороны, так что никто не видел, как я ушел и вернулся. Копы следят за домом, но мне удалось пробраться сквозь дыру в заборе на заднем дворе и проскочить в закоулок, — сказал он, расстегнув куртку.
— Нашел?! Принёс?! Ну же, скотина, говори! — Дон Карло подкатил к нему.
— Да, я нашел... Вот... — Матео достал из рукава завёрнутый в газету молоток и протянул его Дону. — Так и лежал на кухонном столе, в старой квартире Гвалтерио.
— Отлично! Подкати меня к сейфу. Теперь эти ищейки ничего не смогут предъявить! — Дон открыл сейф, раздвинул кучу сложенных в пачки денег и хотел положить улики в тайник.
— Позвольте помочь вам... — Тео выхватил из его рук молоток. — Помочь сдохнуть!
— Тео, щ-щен... — успел вскрикнуть Дон, прежде чем подлиза несколькими ударами проломил ему череп.
— Надеюсь, на том свете тебе напомнят семью фабриканта, его жену и их двух дочерей, которых ты расстрелял на глазах у маленького мальчика... — Тео сложил в рюкзак все деньги, какие были в сейфе и поджег штору на окне.
Павел Семененко © 2011
Обсудить на форуме |
|
