|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Апокалипсис был вчера Андрей Силенгинский © 2005 Вчера и послезавтра Апокалипсис... А-по-ка-лип-сис.
До чего крепко увязло слово в голове — битый час выкинуть не могу. Как маленькая лип-кая бумажка, приклеившаяся к пальцам — тряси рукой, не тряси, никак не избавишься.
Апокалипсис.
Самое странное — в душе нет ни боли, ни злости. Пустота. Даже страха, можно сказать, нет. Изредка налетит внезапным порывом леденящий ужас, сожмет костлявой рукой сердце — и тут же отпустит. Все. Снова пустота. Только опять и опять тянет посмотреть на экран, что там наверху. Как будто что-то может измениться...
Апокалипсис.
Дурацкое слово, почему оно прилипло именно ко мне? Я ведь никогда не был особо ре-лигиозен... Да чего там, атеистом всегда был. А сейчас? Сейчас, наверное, самое время начи-нать верить в Бога. В последние дни жизни. Но я еще не успел как следует обдумать этот вопрос. Все-таки, умру я, скорее всего, еще не завтра, разобраться в себе успею.
Апокалипсис.
Наверное, сегодня все газеты вышли бы с таким заголовком. Ну, не все, но многие. Толь-ко газет больше нет. Ничего больше нет. Даже людей. Кучка выживших счастливчиков не в счет. Сколько их всего, интересно? Бронич считает, что порядка двух-трех тысяч. Я думаю, он преувеличивает. Не может быть так много фанатиков, вроде него, или случайно оказав-шихся в подходящем месте, вроде меня. Сотня-другая... от силы.
Впрочем, какая разница? Сколько бы их... нас не было, все мы обречены. Мы тоже по-койники не намного живее тех, что сгорели в адском пламени последней войны.
Фу, какой безобразный штамп!.. Стоило подумать о газетах, мысли пошли — соответст-вующие. Не надо думать о газетах. Не надо думать о том, чего больше нет и никогда уже не будет. О газетах, кино, футболе... о людях.
Чушь какая! О чем тогда думать? О том, что выжженная земля еще лет двадцать будет таить в себе невидимую, но смертельную опасность для человека? О том, что скоро все слу-чайно выжившие умрут от самого банального голода, даже если найдут укрытие от радиа-ции? Об этом бункере — комфортабельном свинцовом гробе, зарытом в землю? О тусклой лампочке над головой? О Брониче?
Вот о Брониче думать не следовало. Он тут же нарисовался в дверях со своей обычной полуулыбкой на лице, а мне хотелось побыть одному. Интересно, это у него нервный тик, или Бронич действительно находит в сложившейся ситуации нечто забавное?
– Бронич, а ведь ты идиот, — поприветствовал я его.
Он внимательно посмотрел на меня своими совиными глазами. Зрение у Бронича стопро-центное, но впечатление всегда такое, словно он только что снял очки и ничего вокруг не ви-дит.
– Я тоже рад тебя видеть, Джефф! Не приведешь ли полностью цепочку умозаключе-ний, которая привела тебя к столь печальному выводу?
Дьявол, как же меня раздражает его манера говорить! Я выдохнул и с трудом взял себя в руки. Никогда раньше не раздражала, напомнил я себе. А сегодня... сегодня меня будет раз-дражать все, что угодно. И Бронич в этом совсем не виноват. В конце концов, я пока что жив только благодаря ему.
– Пожалуйста! — я широко улыбнулся. Вернее, оскалился. — Ты построил себе этот склеп, потому что боялся ядерной войны, так?
– Почти, — Бронич тоже улыбнулся. — Мое жилище ты можешь называть склепом, если тебе так больше нравится. Но я не боялся войны. Я знал, что она случится.
– Допустим, — я махнул рукой. Никогда не спорьте с фанатиками... тем более, когда они оказываются правы. — Пойдем дальше. Вчера ты мне убедительно доказал, что, следующие двадцать лет людям на Земле нечего будет кушать, даже если у них есть убежища, как у те-бя... у нас с тобой. Я опускаю ненужные подробности...
– Правильно! Ты все излагаешь исключительно точно, — Бронич радостно закивал голо-вой. Кретин какой-то... — Через какое-то время на поверхности можно будет находиться без фатальных последствий. Но вот есть то, что растет на земле, еще пятнадцать-двадцать лет нельзя.
– Так какого же дьявола... — мой голос взвился помимо моего желания и я с усилием чуть приглушил громкость. — Какого такого дьявола ты не запасся продуктами на эти два-дцать лет?
– На одного? — тихо и вкрадчиво спросил Бронич?
– Что? — не понял я.
– Я спрашиваю, мне нужно было забивать свой бункер провиантом на два десятка лет исходя из расчета на одного человека? — он смотрел мне в глаза чуть склонив голову набок. Ну, точно сова!
До меня дошло, куда он клонит. Поэтому я не нашелся, что ответить.
– Итак, я аккуратненько складываю в своем чулане продукты на двадцать лет. А неза-долго до часа Икс ко мне по счастливому стечению обстоятельств заходит мой добрый при-ятель Джефферсон Маклин. Так ведь и случилось на самом деле, правда? Что же дальше? Мы живем с ним вместе, поглощая запасы из чулана. Идиллия! Но мы оба знаем, что их не хватит на двоих! И вот, в одно прекрасное утро, я просыпаюсь в своей постели с перерезан-ным горлом. Печально, друг мой, очень печально! — Бронич сокрушенно покачал головой.
Любопытно, как бы ему это удалось? Проснуться с перерезанным горлом? Или это про-явление его атрофированного чувства юмора? Но, он прав, конечно, прав.
– Да ну... Что ты такое говоришь, — пробормотал я, не глядя, однако, в глаза собеседни-ку.
– Не надо, Джефф, не надо! — Бронич замахал в воздухе своими короткими толстыми руками. — Не стоит оправдываться, не стоит прятать глаза. Инстинкт выживания — это такой фактор, бороться с которым невероятно сложно. Между прочим, очень может быть, я бы первым решился запустить немного воздуха в твою яремную вену. И в конце концов, я не стал делать запасов совсем по другой причине.
– Вот как? По какой же, позволь узнать?
– У меня есть кое-что получше, нежели тонны консервов! — Бронич выпятил и без того выпирающий живот и пару раз гордо хлопнул глазами.
– Цианистый калий? — спросил я, зевая. В эту ночь мне так и не удалось заснуть.
– Ха! Ты не растратил своего чувства юмора, Джефф, это приятно. Правда, оно приоб-рело у тебя черный оттенок, но ведь это простительно в свете последних событий, не правда ли? Давай позавтракаем, друг мой, и твои мысли станут гораздо светлее.
– Сомневаюсь, — снова зевнул я. — Но ты собираешься сказать мне, что у тебя есть тако-го, что заменит нам запасы продуктов?
– Собираюсь, Джефф, непременно собираюсь! — Бронич уже суетился возле холодиль-ника. — Но только после еды. Я великолепно выспался и теперь зверски голоден.
– Бронич... ты — чудовище! — я сглотнул.
– Почему? — он отвлекся от своих манипуляций с яйцами и ветчиной и посмотрел на меня, сложив руки перед собой. — Почему, Джефф? Потому что не заламываю руки в вели-кой скорби о человечестве? Потому что ночью не обливал слезами подушку, а использовал ее по прямому назначению? Потому что могу испытывать голод, нормальный человеческий голод? — Бронич немного помолчал, будто ожидая от меня ответа. — Я прагматик, Джефф, и не скрываю этого. Когда сделать что-либо не в моих силах, я ничего не делаю. Я не могу по-мочь миллиардам погибших людей. Я не мог им помочь и до катастрофы, хоть и был уверен в ее неизбежности. Что ты от меня хочешь? Зато, — он поднял палец вверх, — я смогу помочь тем, кто выжил.
– Всем? — тупо спросил я.
– Всем!
– У тебя мания величия, Бронич.
– Запомни, Джефф, — Бронич вдруг весело подмигнул, — у великих не может быть ма-нии величия. Просто по определению.
– У тебя яичница подгорает, о великий Бронич, — я вздохнул и оперся локтями о стол.
Все же, не скрою, мне было крайне любопытно, что придумал этот полусумасшедший бывший ученый. Но выпытывать я не стал. Если Броничу пришла в голову идея помучить меня, заставляя расспрашивать и выклянчивать ответы, я не собираюсь ему подыгрывать. После завтрака, так после завтрака.
Насчет яичницы я сказал, только для того, чтобы поддеть Бронича. На самом деле подго-рать она и не думала. Вообще, завтрак получился просто-таки шикарный — хозяин бункера обошелся с содержимым своего холодильника с преступной расточительностью. Кроме яич-ницы с ветчиной на столе появились тосты, мармелад, сливочное масло, огромные стаканы с апельсиновым соком и дымящийся кофейник.
Бронич накинулся на еду с таким остервенением, словно участвовал в соревновании по скорости истребления пищи. Я смотрел на него с удивлением, хотя, признаюсь, сам испыты-вал голод в большей степени, чем мне казалось.
Но мысли мои, все же, были заняты другим. Неожиданно они были прерваны.
– Джефф! — Бронич повысил голос и укоризненно покачал головой. — Прекрати смот-реть на этот несчастный кусок ветчины с видом мученика! Растянуть его на двадцать лет те-бе все равно не удастся. Расправься с ним поскорее, мне не терпится приступить к делу. Кстати, поверь мне, плотный завтрак окажется тебе весьма небесполезным.
Бронич принялся так внимательно наблюдать за моей трапезой, что я проглотил остатки завтрака практически не разжевывая. Невозможно спокойно есть, когда тебе смотрят в рот. Впрочем, моя поспешность в какой-то степени объяснялась еще и желанием поскорей уви-деть, что же такое прячет он в своем кабинете.
Я пытался строить догадки, но абсолютно ничего не смог придумать. От этого нетерпе-ние мое еще усилилось, и уже через минуту мы с Броничем вошли в его кабинет.
До этого дня я почти никогда не бывал здесь. Кабинетом Броничу служила комнатушка, обставленная предельно просто и функционально: письменный стол, кресло и книжный шкаф. Шкаф был забит литературой научного содержания. На столе располагались две акку-ратные стопки бумаги, три гелиевые ручки, закрытый ноутбук и присоединенная к нему странного вида жестяная коробочка.
Вообще-то, порядок в кабинете можно было бы назвать идеальным, если бы не эта ко-робка. Она вносила долю того хаоса, который по представлениям большинства людей дол-жен царить в кабинете ученого.
Надо сказать, с этой задачей скромное жестяное изделие, объемом менее половины куби-ческого фута, справлялось блестяще. Саму коробочку было непросто разглядеть из-за пута-ницы разноцветных проводов, торчащих откуда только возможно металлических стержней, скоб, стеклянных трубок, катушек, реле, конденсаторов и прочих деталей.
Общее впечатление было чудовищным. Каким-то шестым чувством я понял, что Бронич привел меня, чтобы продемонстрировать именно эту коробку. Но я бы и с десятой попытки не смог догадаться, что же, черт побери, это такое.
– Садись, Джефф.
– Куда? — я озадаченно осмотрелся.
– Э-э... Действительно. Ну, садись на кресло, а я пока постою.
Я не стал спорить и устроился в кресле, отодвинув его в угол комнаты, чтобы иметь воз-можность видеть одновременно и Бронича, и нелепую коробку.
– Вот Джефф, — предчувствие меня не обмануло, Бронич показывал именно на коробку. — Ты можешь лицезреть то, что не только спасет наши с тобой жизни, но и позволит выжить оставшейся части человечества.
– Прекрасно, прекрасно, — я потянулся в кресле. — Если ты теперь скажешь, что это, я буду тебе очень признателен.
– Разумеется, скажу, Джефф, ведь за этим я тебя и привел в свой кабинет. Все очень просто, это — машина времени!
Бронич гордо посмотрел на меня, ожидая реакции. На что он рассчитывал, интересно? На аплодисменты? Ни крики «браво» и слезы радости?
– Машина времени? — переспросил я сухо.
– Да.
– Здорово! Именно такой я ее себе всегда и представлял. Это — коробка из-под печенья?
– Из-под мармелада.
– Конечно! Ну, конечно, из-под мармелада! Я должен был сам догадаться, что коробка из-под печенья для этой цели не подходит.
Похоже, до Бронича дошел мой сарказм.
– Извини, Джефф, — он развел руками. — У меня не было возможности наладить серий-ное производство машин времени. Впрочем, этой одной нам будет вполне достаточно. Не-смотря на ее несколько неказистый вид.
– Да к дьяволу вид! — пока еще я был довольно спокоен. — Знаешь, Бронич, я ведь всегда считал тебя наполовину чокнутым. Я заблуждался.
– Брось, Джефф, — Бронич махнул рукой. — Ты никогда...
– Какой на хрен «наполовину»! — я, наконец, взорвался. Выплеснулось копившееся на-пряжение. — Ты свихнулся на сто, на двести, на тысячу процентов! Господи, машина време-ни! — я закрыл лицо руками.
Говорить что-то еще не хотелось. Хотелось уйти отсюда куда-нибудь подальше, туда, где меня не сможет найти Бронич. Увы, исполнение этого желания сопровождалось бы таким количеством полученных миллирентген, что смерть от голода покажется приятной.
А ведь чего я так завелся? Потому что, когда шел за Броничем в его кабинет, надеялся. На что — сам толком не пойму. Анабиозные ванны? Таблетки, заменяющие недельный раци-он питания? Поди разбери... Но все же Бронич, несмотря на относительную молодость, ко-гда-то был ученым с мировым именем, если верить ему самому. А если не ему, то десятку книг на разных языках с его фамилией на обложке.
И вот я прихожу сюда и убеждаюсь, что экс-светило науки съехало-таки с катушек окон-чательно и бесповоротно. Тонкая и хрупкая надежда, за которую я цеплялся из последних сил, выскользнула из дрожащих рук и с оглушительным звоном разбилась о коробку из-под печенья... то есть, да, из-под мармелада.
– Ожидаемая реакция, — раздался вдруг над головой совершенно спокойный голос Бро-нича. — Вполне естественная, особенно если учесть твое близкое к прострации состояние. Скажи только, Джефф, что явилось первопричиной этой легкой истерики? Твоя уверенность в абсурдности идеи машины времени или же ее не слишком презентабельный внешний вид?
Я только махнул рукой. Пойти поспать, что ли?
– Вероятней всего, эти две позиции сложились одна с другой, — Броничу, похоже, мой ответ не очень-то и требовался. Он продолжал свои рассуждения сам, обращаясь тем не ме-нее ко мне. — То есть, основой, по всей видимости, была именно кажущаяся антинаучность машины времени, а неуклюжее оформление послужило своего рода катализатором.
Наверное, он получал удовольствие от своей болтовни. Мне было скучно.
– Реальность и фантастика... Они так тесно переплелись в последнее время, что обыва-телю почти невозможно без посторонней помощи разобраться, где же проходит грань между возможностями науки и банальным вымыслом. Шарлатаны научились ловко маскировать свои детища под научные факты, а наука стала слишком похожа на сказку.
– Бронич! — я откровенно и очень невежливо зевнул. — Ты эту речь репетировал, что ли?
– Ну... — Бронич смутился. — В какой-то степени.
– Кончай треп. Тоскливо.
– Н-да, — он почесал затылок. — Перейду сразу к сути. Принципиальную возможность создания машины времени допускали многие ученые.
– Во главе с Броничем? — я скептически приподнял бровь.
– Хорошо! — Бронич вдруг резко вскинул голову и рубанул ладонью воздух. — Опустим вводную часть. Как ты отнесешься к небольшой демонстрации? В конце концов, я знал, что без этого не обойтись.
– Демонстрируй, — я поудобней уселся в кресле. — Валяй!
Поверил ли я в машину времени? Нет. Стало ли мне интересно? Пожалуй... да. Люблю фокусы.
Бронич включил ноутбук, затем пошарил глазами по комнате, взял было со стола авто-ручку, но тут же передумал и вернул ее на место. Сделал он это небрежно, ручка скатилась на пол. Бронич кинулся было поднимать ее, на полпути передумал, выпрямился и посмотрел на меня.
Он суетился и здорово сейчас смахивал на сумасшедшего ученого их дешевой кинокоме-дии.
– Ты ведь носишь часы, Джефф?
Я вытянул вперед левую руку, закатав рукав.
– Замечательно... замечательно... Позволь, еще немного ближе, Джефф, — Бронич взял мою руку и подтянул почти вплотную к коробке из-под мармелада. — Что может быть симво-личнее для демонстрации... — бубнил он себе под нос.
Бронич отделил от коробки какой-то проводок, заканчивающийся загнутой в спираль медной проволокой. Этой проволокой он коснулся моих часов, другой рукой быстро и, по-моему, не глядя, набирая что-то на клавиатуре.
– Снимаю структурный код, — пояснил он мне с серьезным видом. — Он точно иденти-фицирует любой предмет и является последним вектором пространственно-временного бази-са.
– Континуума, — поправил я Бронича.
– Чего? — он удивленно вылупился на меня.
– Во всех книжках пространственно-временной континуум, — я постарался придать себе максимально строгое выражение лица.
– В каких книжках? При чем тут континуум? — редко мне приходилось видеть своего приятеля таким растерянным.
– В фантастических.
– А! — такое впечатление, что Бронич испытал облегчение. — Я же говорил, сказка и быль... Но я фантастику почти не читаю. Разрешишь мне продолжить? — он убрал, наконец, свой щуп от моей руки.
– Пожалуйста, — великодушно позволил я.
– Смотри на свои часы, Джефф, внимательно смотри! — Бронич осклабился. — При же-лании можешь даже крепко взяться за них второй рукой, это ни в коем случае не буде пре-пятствием.
Браться за часы я не стал, но глядел во все глаза. Очень уж уверенно выглядел Бронич.
Он тем временем отвернулся от меня, прямо-таки демонстративно отодвинувшись по-дальше. И невероятно кичливым жестом нажал на какую-то кнопку ноутбука.
Часы исчезли.
Растворились в воздухе.
Растаяли.
Без каких-либо звуковых или световых эффектов. Лишь руку обдало слабым ветерком. На запястье быстро исчезал след от браслета.
– Ни хрена себе! — выразил я всю глубину переполнявших меня чувств.
– Вуаля! — Бронич выписал обеими руками какие-то немыслимые кренделя и расплылся в мерзкой довольной гримасе.
– Чего «вуаля»? — я засопел. — Где мои часы, Копперфильд?
– В прошлом, Джефф, в прошлом, — если он улыбнется еще хоть немного шире, уголки губ повстречаются на затылке. — Не волнуйся, вернутся, — Бронич кинул взгляд на монитор, — через двадцать секунд.
Двадцать секунд мы молчали.
Зачем часы без всякого предупреждения возникли на моей руке. Зафиксировать этот мо-мент я не сумел, как ни старался.
– Ни хрена себе... — вроде бы, я это уже недавно говорил. Но что поделать, если именно эта нехитрая фраза вернее всего отражала роящиеся в голове мысли.
Я почесал макушку.
– Это что же, так и стену в магазине можно убрать? — спросил я.
– Да что стену!.. — Бронич вдруг остановился на полуслове и удивленно посмотрел на меня. — Какую стену? Откуда такие мысли, Джефф?
– Бог его знает, — я, если честно, сам удивился. — Навеяло чего-то. Какие теперь стены...
– Действительно, — Бронич сложил губы бантиком и неторопливо повращал глазами. — Вот, Джефф. Исчезновение и появление часов — твоих часов, заметь — ты видел собственны-ми глазами. Теперь перед тобой стоит любопытная, я бы сказал, дилемма. Считать ли добро-го старика Бронича адептом черной (или белой, как хочешь) магии либо все же смириться с существованием машины времени. Я со своей стороны искренне рекомендую принять имен-но второй вариант. Хотя бы потому, что очень скоро ты будешь иметь еще более веские до-казательства его истинности.
– Да-а... — пока это было все, что я мог сказать. Я не знал, что и думать.
Но, как ни странно, Бронич увидел в моем ответе то, что хотел увидеть.
– Молодец, Джефф! Я всегда считал тебя человеком пусть слегка невежественным, но обладающим тем не менее живым и гибким природным умом.
– Постой! — я, наконец, с грехом пополам придал разбегающимся мыслям в своей голо-ве отдаленное подобие порядка. — Но ведь если это... Надо лететь... или... дьявол, как это на-звать?! В общем, надо переместиться во вчерашний... или лучше в позавчерашний день и предотвратить!..
М-да, мне казалось, что я все-таки собрался с мыслями... Но Бронич меня понял.
– Невозможно, Джефф, — он печально покачал головой. — Невозможно по трем причи-нам. Во-первых, есть существенное ограничение на перемещения во времени. Два объекта с идентичным структурным кодом не могут существовать единовременно. Из этого следует, что ни ты, ни я не сумеем попасть не только во вчерашний день, но и вообще в любой мо-мент времени после нашего рождения. Во-вторых, если бы нам это и удалось, что бы мы смогли сделать? Подумай, Джефф, кто стал бы слушать пару сумасшедших, предрекающих завтра конец света? Сколько уже было таких юродивых?.. да и не только юродивых, навер-но... И в-третьих, это самое главное. Реальность, Джефф, она неизменна. Выйди в гостиную, посмотри в обзорный экран. Ты увидишь то, что мы сегодня имеем. Это свершилось, Джефф, как ни печально, и никто не в силах что-либо поправить.
– Ты хочешь сказать, что прошлое изменить нельзя? Даже при помощи машины време-ни? — я недоверчиво посмотрел на собеседника.
– Ни прошлое, ни настоящее. Менять мы в силах лишь наше будущее, но машина вре-мени для этого не нужна. Кстати, путешествие в будущее действительно невозможно в принципе. А настоящее уже существует, оно незыблемо, так как является следствием бес-численного ряда причин, имевших место в прошлом, то бишь уже свершившихся.
– Но как же так? — я порывисто вскочил с кресла. Забавно, несколько минут назад я не верил в машину времени и называл ее создателя психом. А сейчас спорю с ним по поводу возможностей его детища. — Как же так? Если я отправлюсь в далекое прошлое и хотя бы раздавлю там бабочку...
– Опять фантастика, — Бронич снисходительно улыбнулся. — Послушай себя, Джефф! Ты говоришь о прошлом, а употребляешь глагол будущего времени! «Раздавлю»... Раздавил, Джефф, раздавил! Если ты в прошлом раздавил бабочку, это уже случилось. Будь это позав-чера или за миллион лет до нашей эры. Сей факт уже записан на скрижалях истории. От-правляйся в прошлое, Джефф, и дави бабочек тысячами или займись чем-нибудь еще в своем вкусе, ты непременно сделаешь именно то, что просто обязан сделать. Такой вот, в некото-ром роде, детерминизм. Кстати, хотелось бы предостеречь от попыток каким-либо образом повлиять на известные исторические факты. Со стопроцентной гарантией из этой затеи ниче-го не выйдет, а причина, помешавшая этому, может быть весьма неприятной. До фатально-сти, — значительно добавил он.
– А что насчет парадоксов времени? — блеснул я эрудицией. Сдаваться не хотелось.
– Парадоксы! — Бронич всплеснул руками. — Любые парадоксы есть всего лишь игра ума. Да, да, именно игра, а ум должен прежде всего работать. При посредстве различных умозаключений можно придумать всевозможные парадоксы. Но стоит только обратиться к верховному судье — Опыту, как от парадокса не останется и следа. Так же обстоят дела и с так называемыми парадоксами времени. На словах — все, что угодно. На практике — никаких парадоксов.
– Ну, допустим, — я устал спорить. Спать все же хотелось дико. — Но как ты собираешь-ся спасти нас, если прошлое изменить невозможно?
– Неужели сам не догадываешься, Джефф? — Бронич улыбнулся и склонил голову на-бок.
– Сам... — я пожал плечами. — Я бы предположил, что ты переправишь нас на двадцать лет вперед, где мы без опаски сможем жить на поверхности. Но ты сказал, что путешество-вать в будущее нельзя, — я пожал плечами еще раз. — Так что мне ничего не приходит в голо-ву.
– Ну же, Джефф! — покровительственно покачал головой Бронич, — Остался всего лишь один маленький шажок мысли. Вспомни о своих часах.
Я не только вспомнил о часах. Я закатал рукав и долго на них смотрел. Я восстановил в памяти картину их исчезновения и появления. Какое это отношение имело к нашей пробле-ме, я не понимал. О чем и сказал Броничу в несколько раздраженном тоне.
Он посмотрел на меня сочувственно, отчего мое раздражение мягко говоря не ослабло.
– Джефф... Чтобы не потерять остатки уважения к твоим мыслительным способностям, мне придется сделать скидку на бессонную ночь. Мне хочется верить, что в противном слу-чае ты обратил бы внимания на то, что часы на твоей руке появились не сразу же после ис-чезновения.
– Ну и что из того?
Бронич после продолжительного молчания сокрушенно и в высшей степени оскорби-тельно покачал головой.
– Что из того... Часы отсутствовали в настоящем одну минуту, потому что ровно эту же самую минуту они провели в прошлом. Я задал такой промежуток времени. А мог задать две минуты, час, день... или двадцать лет.
– Что?! — я даже встал с кресла и теперь смотрел на собеседника сверху вниз. — Ты предлагаешь нам с тобой провести двадцать лет в прошлом?
– Не только нам с тобой, Джефф, но и всем выжившим жителям Земли, — с нарочитой небрежностью бросил Бронич и зыркнул на меня глазом, наблюдая за эффектом, вызванным своими словами. Думаю, я его не разочаровал в этом плане.
– А? Всем? Но как? — я собрался с силами и сделал-таки свою речь несколько более связной. — Каким образом? Будешь странствовать по свету в поисках людей?
– Нет, друг мой, конечно же нет, — если Бронич сейчас лопнет от гордости, я ни капель-ки не удивлюсь. — Мне удалось — и это открытие само по себе почти столь же масштабно, как изобретение машины времени — найти единый структурный код для всех людей. Живых, ра-зумеется. Пространственные координаты не имеют значения, все перенесутся в прошлое с того места, в котором они в данный момент находятся.
Что тут сказать? Все это не умещается в моей голове. По правде, после того, как я смог разместить там машину времени, места осталось совсем немного. Я решил плыть по тече-нию, предоставить Броничу действовать, а самому не задавать лишних вопросов. Впрочем, без одного я все же не обошелся.
– А в какое время мы отправимся?
– Разумный вопрос, Джефф, над которым я долго думал, — Бронич изловчился и устро-ился в кресле, так непредусмотрительно мной оставленном. — Если бы нас было только двое, я бы, вернее всего, предпочел какие-либо более или менее цивилизованные времена. Начало двадцатого века, например. Мы бы затаились и в течение двадцати лет вести тихую и разме-ренную жизнь. Но увы, остальные выжившие не присутствуют при этом разговоре. Было бы наивно думать, что, неожиданно переместившись в иное время, все они догадаются не при-влекать к себе внимания. Нет, шум непременно будет поднят, и шум немалый.
– Ну и что? — не понял я. — Что в этом страшного?
– Джефф! — Бронич воздел очи гору. — Или ты меня совсем не слушал, или твой мозг совершенно потерял способности выполнять свои функции. Страшного в этом то, что такого просто не было в истории человечества! По крайней мере в последние столетия, когда в мире существовал какой-никакой обмен информацией. А то, что такого не было, может означать только одно — наша попытка провалится. Не хочу даже думать, почему и что при этом слу-читься. Я просто не стану так рисковать.
– Ладно, не буду спорить, тебе видней, — махнул я рукой. — Значит, в цивилизованные века нам нельзя. Но, знаешь, в нецивилизованные мне как-то не хочется...
– Мне тоже! — ответ Бронича был для меня неожиданным. — Я сильно сомневаюсь в способности современного человека выжить в средневековье или древнем мире. Нет, там нам делать нечего решительно!
– Тогда... я не понял, — стоять надоело и я присел на краешек стола. — В цивилизован-ные нельзя, в нецивилизованные — тоже... Куда же в таком случае?
– В доисторические, если позволено мне будет употребить этот термин, — Бронич отки-нулся на кресле.
– Позволено, позволено, кто ж тебе запретит, — пробурчал я. — Это к динозаврам, что ли?
– К динозаврам!.. Прости, Джефф, но мышление у тебя какое-то... узконаправленное. Почему к динозаврам? Зачем к динозаврам? На Земле было сколько угодно эпох, свободных от этих чудовищ. Вряд ли тебя можно упрекнуть в незнании такого простого факта. Так по-чему, почему сразу «к динозаврам»? — Бронич театрально потряс в воздухе руками. Трагик из него так себе, надо сказать.
– О’кей, Бронич. Рассказывай сам, я постараюсь не перебивать.
– Мне очень хотелось бы верить в твою искренность, Джефф. Значит, что необходимо нам — говоря нам, я имею в виду всех людей — чтобы выжить в прошлом? Пункт первый, — Бронич загнул большой палец на правой руке, — подходящий климат. Достаточно теплый, ровный и не слишком сухой или влажный. С этим все в порядке — периодов с такими погод-ными условиями на Земле было более чем достаточно. Пункт второй, — указательный палец последовал примеру большого, — проблема пропитания. Если выразиться точнее, отсутствие этой проблемы. Нам приходится уходить из настоящего, потому что здесь нечего есть, и бы-ло бы неразумно отправляться туда, где с пищей дела обстоят ненамного лучше. К счастью, и с выполнением этого условия особых трудностей не возникает. И, наконец, пункт третий, самый важный, — средний палец прежде присоединиться к загнутым коллегам выразительно покачался в воздухе. — Было бы очень неплохо, чтобы мы не стали решением чей-либо про-довольственной проблемы. Проще говоря, в эпохе, которую мы изберем местом своей два-дцатилетней ссылки, не должно быть крупных хищников, представляющих угрозу для человека.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, — я криво усмехнулся. — Идеальный климат, вдоволь пищи и никаких хищников — ты говоришь о рае?
– Если хочешь — да! — физиономию Бронича от уха до уха вновь пересекла улыбка. — Многие ученые, наделенные склонностью к поэтическим сравнениям, называли эту эпоху именно так. Но позволь мне продолжить, осталось совсем немного.
Я сделал широкий великодушный жест рукой и даже подкрепил его несколькими энер-гичными кивками головы.
– Так... — Бронич собрался с мыслями. — Подходящим для нас временным интервалом является, само собой, пересечение трех множеств, удовлетворяющих каждому из трех усло-вий. Что мы имеем в результате? А в результате мы имеем отрезок палеозоя длиной пример-но в пятьдесят миллионов лет, включающий в себя средний и поздний девон и ранний каменноугольный период. После совсем недолгих раздумий я остановился на девоне. Имен-но его, кстати говоря, и называют иногда райским садом. Практически никаких наземных животных...
– Практически? — перебил я. — А если все же поподробней?
– Ну... — Бронич немного замялся. — Только пауки и что-то вроде скорпионов.
– Ничего себе рай! — я так резко подсочил, что едва не опрокинул стол. — Бронич, я не люблю пауков и скорпионов!
– А никто и не заставляет тебя их есть! — непонятно, шутит он или прикидывается идиотом. — В море там полным-полно моллюсков, которых можно брать практически голыми руками.
– Можно подумать, ты пробовал! — я повысил голос.
– Разумеется, пробовал! — Бронич тоже перешел почти на крик.
Мы замолчали, стоя лицом к лицу и глядя друг другу в глаза. Мне было нечего возразить. Действительно, можно было догадаться, что Бронич провел уже не один эксперимент. Это в какой-то степени успокаивало. На кровь шотландских предков не позволила мне сдаться так скоро.
– И ты полагаешь, мы двадцать лет сможем жрать одних кальмаров?
– Зачем? Можно рыбку половить. А потом, не стоит забывать о растительной пище, ее там поистине вдоволь, хотя она и не балует разнообразием. Думаю, одного-единственного археоптериса нам двоим хватит на все двадцать лет.
– Археоптерикса? — я удивленно заморгал.
– Археоптериса! Это что-то вроде троюродного брата современного папоротника, толь-ко в высоту метров пятнадцать. Его молодые побеги оказались не только съедобны, в чем я практически не сомневался, но и удивительно вкусны, что стало для меня приятной неожи-данностью — я ведь, вообще-то, не большой поклонник папоротника.
– Да... — я заложил руки за голову и скорчил недовольную гримасу. — Папоротники и кальмары. И рыбка, если повезет. В течение двадцати лет... Думаю, это не Бог изгнал первых людей из рая, они сами сделали оттуда ноги. Что ты там говорил о каменноугольном перио-де?
– Меню там значительно разнообразней, — Бронич решительно закивал головой. — Больше рыбы, богаче флора, наземные рептилии...
Не скажу, что «рептилии» звучит очень уж аппетитно, но разнообразие меня воодушеви-ло. Так в чем же подвох?
– Климат? — предположил я.
– Отменный. Ровный, теплый, в меру влажный.
– Хищники?
– Только мелкие.
– Тогда что тебе не нравится в этой эпохе?
– Всего одно, — Бронич тяжело вздохнул. — Насекомые.
– Да, это, конечно, неприятно... — я задумался, но мои размышления были прерваны моментально.
– Это не неприятно, Джефф, это ад! — с лица Бронича исчезла даже тень улыбки. — Тьма насекомых, в десятки раз больше, чем в наше время и по количеству видов и по общей чис-ленности. Восемьсот видов одних тараканов, Джефф...
Меня передернуло. Ненавижу этих тварей!
– Понятно.
– Некоторые из них в длину достигают десяти сантиметров!
– Понятно!
– А другие умеют летать!
– Понятно, черт возьми! — рявкнул я. Чтобы избежать встречи с летающими тараканами я готов питаться двадцать лет одной травой. — Поехали в девон!
Страшно ли готовиться к путешествию в прошлое? Безумно. Несмотря на то, что альтер-натива — неминуемая и довольно скорая смерть, я неоднократно ловил себя на мысли, что готов плюнуть на все и остаться здесь. В прочном и надежном свинцовом бункере. Спокойно и мирно дожидаться своего последнего мгновенья.
Дело не в гигантском отрезке времени — почти четыреста миллионов лет — через которые нам предстояло перешагнуть. Будь на месте этой непредставимо большой цифры какое-нибудь столетие, я бы вряд ли волновался заметно меньше.
Пугал сам процесс. Возможно потому, что в глубине души я все еще считал его немыс-лимым, антинаучным и несопоставимым с реальной жизнью.
Хотя, стоит признать, и перспектива провести двадцать лет в роли робинзона не слишком ласкала воображение. Рай там или не рай, не знаю. У Адама была Ева, а у меня... Да, надо будет все силы посвятить поиску женщин. Бронич утверждает, что это не такая уж непо-сильная задача.
У меня к Броничу масса вопросов, которые я не задаю. Наверняка у него есть ответы на каждый из них, а выслушивать лекции у меня нет ни малейшего желания. Быть может позже я спрошу. О том, что он сделал для того, чтобы часть людей не попала в океан — ведь даже мне понятно, что за такой огромный срок очертания материков изменились до неузнаваемо-сти. О том, вернутся ли обратно в наше время люди, родившиеся за эти двадцать лет. Я уве-рен, что вернутся, но как Бронич смог этого добиться? Хотя, в том, что из объяснений я ничего не пойму, я тоже уверен.
Много вопросов... Я пока выкинул их из головы. И постарался отрешиться от всего. Встал в углу кабинета, прислонился к стене и прикрыл глаза, предоставив Броничу колдо-вать за клавиатурой без помех и отвлекающих факторов. Пусть он ничего не говорит мне о том моменте, когда будет осуществляться переход, — мысленно взмолился я. Разумеется, мои молитвы не были услышаны.
– Все готово, Джефф! — все-таки голос Бронича дрогнул.
– Переход будет мгновенным? — я тщетно старался выглядеть хоть сколько-нибудь спо-койно.
– Сам переход — да, — Бронич кивнул. — Сейчас я нажму на «Enter», пройдет что-то око-ло трех секунд — за это время машина сосчитает и соберет в единую базу всех людей на Зем-ле, оставшихся в живых — и... — неопределенный жест рукой.
– Энергии точно хватит? — спросил я как можно небрежнее. — Все-таки четыреста мил-лионов лет...
– Хватит, Джефф. Дальность перехода имеет весьма слабое влияние на энергозатраты. Основной фактор — масса. Конечно, она в нашем случае велика, но я все рассчитал. У нас тройной запас прочности.
Я хотел еще что-то сказать, но не нашел слов. Господи, пусть это поскорее закончится!
– Жми эту чертову кнопку, Бронич! — прохрипел я незнакомым голосом.
И Бронич нажал.
Откинувшись в кресле, он наблюдал за тем, как на экране быстро сменяли друг друга ка-кие-то цифры. И вдруг резко напрягся.
– Черт! — взвыл Бронич и потянулся к клавиатуре.
Но тут наступила темнота.
По глазам резанул свет — ослепительно яркий после экономного освещения броничевско-го бункера. Я зажмурился и какое-то время имел удовольствие созерцать броуновское дви-жение разноцветных кружков перед глазами. Когда их танец вместо зажигательного ча-ча-ча стал больше напоминать медленный вальс, я осторожно разомкнул веки и сделал попытку осмотреться.
Вокруг был лес. Едва этот факт успел впечататься в самый краешек моего сознания, оно тут же целиком заполнилось картиной стоящего неподалеку Бронича.
Даже если бы я забыл о не совсем нормальном поведении перед отправлением в прошлое, одного взгляда на принятую им позу было бы достаточно, чтобы понять: что-то пошло не так.
Бронич стоял сильно ссутулившись и обхватив голову руками. Кроме того он мерно по-качивался из стороны в сторону, как тонкая ива на ветру. Хотя вокруг царило полнейшее безветрие, а Бронича я бы скорее сравнил с пнем столетнего дуба.
– Бронич, — тихонько позвал я.
Никакой реакции.
– Бронич! — уже громче.
Хоть бы амплитуду качаний сменил, что ли. В знак того, что слышит меня.
– Да Бронич, мать твою!
Вообще-то, я скорее человек действия, и если сейчас я не дождусь ответа, следующим моим шагом будет пинок по этой толстой заднице.
– Да? — похоже, у Бронича здорово развита интуиция.
– Случилось что-нибудь? — я готов был поставить сто против одного, что случилось, но черт возьми, пусть он мне об этом скажет.
– Люди... — чуть слышно и не отрывая рук от головы.
– Что «люди»?
– Их оказалось больше, чем я думал.
– Намного? — машинально спросил я.
– Намного. Тысяч десять по меньшей мере, точно не успел заметить.
– Так... это ж здорово! — я пожал плечами.
– Кретин, — без всякой эмоциональной окраски сказал Бронич. — Машина на такую на-грузку не рассчитана.
– А-а-а, — глубокомысленно ответил я. — Ну, все ведь нормально? Переход совершился?
– Совершился!.. — в голосе Бронича появились нотки раздражения. — Машина сгорела!
– Сгорела?! — я поперхнулся. — Но...
– Это не девон, — тихо и мягко проговорил Бронич. — Машина не выдержала нагрузки, сбросив нас где-то по дороге. Назад мы теперь не вернемся.
Я молчал. Может, обхватить голову руками и покачаться из стороны в сторону? А помо-жет? Огляделся вокруг, на этот раз внимательней. Как я уже говорил, лес. Самый обычный лес, на мой взгляд. Ничего доисторического. И птицы поют.
– Бронич, а где... то есть, когда мы?
– Кайнозой. Практически наверняка четвертичный период, — с готовностью ответил тот.
Я осмотрелся еще раз.
– Не знаю... По-моему, все выглядит вполне современно.
Бронич вздохнул.
– Я только что сказал тебе то же самое. Некоторые признаки говорят о том, что мы не отдалились от точки старта и на сто тысяч лет.
Ну, по мне что четыреста миллионов лет, что сто тысяч — разница непринципиальная. Можно, наверное, и здесь выжить. Но вот то, что люди никогда не смогут вернуться назад и попробовать восстановить цивилизацию — это страшно.
И тут мне в голову стукнуло. Да так стукнуло, что аж зазвенело в ушах и пересохло в горле. Бронич, наверное, прав, называя меня невеждой, но кое-что я все-таки читал. И фильм по ВВС смотрел.
– А знаешь, Бронич, я, пожалуй, могу тебе сказать, какое сейчас время, — спокойно го-ворю, изо всех сил стараюсь не сорваться.
– Что? — смотрит на меня совой, моргает и не понимает ничего. Уч-ченый!..
– Сейчас, Бронич, приблизительно сорок тысяч лет до рождества Христова.
– Почему? — спрашивает.
Я говорю медленно, с паузами, словно самому тупому ученику в классе теорему Пифаго-ра втолковываю.
– Потому что. Около сорока тысяч лет назад. На Земле появились. Первые настоящие люди. Откуда они появились — до сих пор не было ясно. Поздравляю в твоем лице всю зем-ную науку с раскрытием этой великой тайны.
Голова у Бронича все же работает, дошло практически сразу. Ну, похватал чуток ртом воздух, схватился еще раз руками за голову для проформы, а потом кивать начал.
– Да, — говорит. — Вероятней всего так оно и есть. Это наиболее логичное предположе-ние. Оно все объясняет, все... — и пальцами в воздухе зашевелил, что-то, видать, про себя прикидывает.
– Нет, а я все же одного не пойму. У нас же все знания двадцать первого века. Почему тогда нас ждет каменный век?
Бронич уже в себя пришел и снова улыбается слегка снисходительно.
– Джефф, Джефф! Что стоят все наши знания без техники, без инструментов и даже без металлов? Да, я знаю, как сделать ветряную мельницу или даже электростанцию, но что с того? Что мы можем голыми руками? Ни-че-го, Джефф! Думаю, для того, чтобы научиться делать приличные каменные ножи потребуется несколько поколений. А тогда, — он вырази-тельно махнул рукой, — какие там мельницы...
– Значит, каменный век, Бронич?
– Каменный век, Джефф! Видишь, как получается, — он словно бы виновато развел ру-ками. — У человечества нет вчерашнего дня, если смотреть из нашего сегодня. Зато никогда еще человек не мог быть так уверен в том, что у него есть завтра.
Философ!
– А послезавтра? — спросил я. Риторически.
– Послезавтра, увы, человек лишен. Сегодня, завтра... и снова сегодня.
Здорово, ничего не скажешь. Чем больше я об этом думал, тем сильнее путались мысли. Голова шла кругом и в конце концов думать надоело. Хотелось не то плакать, не то кричать. Я выбрал второе.
– А кто мне говорил, что парадоксов времени не бывает? — заорал я на маленького тол-стяка, стоящего передо мной. — Что же это тогда, по-твоему? Откуда вообще взялись люди, ты мне можешь объяснить?
Я плюнул себе под ноги и пошел прочь. Мне опять не хотелось видеть Бронича.
– Ты куда, Джефф? — услышал я жалобный голос.
– Пойду, сделаю пару наскальных рисунков, — зло кинул я, не оборачиваясь. — Или ко-лесо изобрету.
Вдалеке раздался грозный звериный рык. Я остановился.
– Хотя нет. Изобрету-ка я, пожалуй, для начала лук со стрелами...
Андрей Силенгинский © 2005
Комментарии жюри Стиль так себе. (Идея — правда, её тут не оценивают, но не могу не сказать: она просто примитивная). Затасканный сюжет вряд ли может позволить встроить в него интересную идею и сделать это «высоким штилем». Кстати, ну почему так часто авторов тянет на разные загран-имена? Почему тут нужен Джефф, например? Васю-то нельзя было использовать? Или — с Джеффом кажется «солиднее»? Эх....
Борис Долинго (писатель-фантаст)
Верю! Идея банальнешая, но математически строго. Верю.
Петр Верещагин (писатель фантаст)
Не могу сказать, что с точки зрения стиля он лучше некоторых других (метафоры и стилистика «Подвала» явно интереснее), но что совершенней — ей Богу (прошу понять разницу). Ровно, четко, абсолютно — глаз не споткнулся ни разу. Автор, может, и не гений (гениев в жанре фантастики вообще не густо), но крепкий мастеровик, и трудно себе поверить, что «из начинающих». Так можно сравнивать ювелира и очень хорошего сапожника. В конце концов, без дизайнерского кулона можно запросто обойтись. Без хорошей и прочной обуви сложнее.
Только археоптерикс, конечно, никакой не папортник, что видно уже из названия (буквально — «первоптица»). Жила в конце мезозоя такая зубатая птичка, впечаталась сдуру в камешек и в конце 20-го века стала палеонтологическим жупелом как звено в цепи эволюции «от рептилии к птице».
Дмитрий Дабб (редактор газеты «Шанhi»)
Откровением лично для меня стало заявление одного из героев о том, что парадоксов времени не существует. До сей поры читал лишь о разных вариантах парадоксов и о их разрешениях. С другой стороны, сюжет действительно достаточно банален. Да и идея в итоге оказалась затасканной. В принципе, согласен, самая сильная сторона рассказа — стиль. Евгений Пермяков
Обсудить на форуме |
|
