|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Апокалипсис был вчера Ян Яблоновский © 2005 Отрочество Мессии Я родился в поселении «Дом у источника», что под горою на северной окраине больших развалин. Мой дедушка, со слов своего прадедушки, рассказывал, что когда-то эти развалины были большим городом. Якобы, он назывался «Город Мира», и жили там больше людей, чем сейчас во всём мире. Шесть сотен тысяч! Я в это не верю, честно говоря — ведь были же и другие города, а разве может жить на Земле так много людей? Посудите сами — на одного человека в сутки нужно сто литров чёрного сока земли — обогрев, освещение — для дома и для теплиц, кухня, опять же снег растопить на воду — источник-то наш давно замёрз... Дедушка рассказывал, что в те времена свет и тепло приходили с неба — ну, неужели в такую сказочку можно поверить? Небо, это сыплющее снегом покрывало над головою, тёмно-серое днём и чёрное ночью, может давать свет и тепло? Что за глупости...
Естественно, дедушка очень сердился и обижался, что я ему не верю. Взрослые вообще часто обижались на детей, пока... Пока детей не стало слишком мало. Последний ребёнок — это была девочка, дочь горшечника Зильбера из ближнего к развалинам дома — родилась, когда мне было девять «годов». На следующий день она умерла — родители даже не успели дать ей имя. А моя подружка — первая и последняя — Рохэйль, внучка руководителя общей молитвы Симантова — умерла два урожая назад, или, как считают старики — «полгода». Я, честно, не знаю, почему счёт времени ведётся не по урожаям, а по каким-то «годам», это традиция стариков — семь дней — седмица, четыре седмицы — месяц, двенадцать месяцев — год. Дедушка Йицгар и руководитель молитвы Мейш Симантов говорили, что в древности, когда их прадедушкам было столько «годов», сколько мне сейчас, вроде бы днём небо было светлым, цвета кистей молитвенной накидки, а ночью... Ночью по небу будто бы ездил какой-то светлый круг, временами превращавшийся в серп. И вот, вроде бы, «месяц» — это время, за которое этот светлый круг проходил полное превращение, а «год» — это время от одной «небесной жары» до другой... Мой бог, как наивно! Неужели взрослые люди до сих пор верят, что под открытым небом может быть не холодно? Когда наши дедушки и бабушки были детьми, их родители рассказывали им сказки, а сейчас старики продолжают в те сказки верить!
Лично я ни во что не верю. Если молитвы не спасли Рохэйль, а она ведь была из рода мудрецов Священного Свитка — значит, или бога нет, или он специально хочет людям зла. Это факт, ясно и очевидно!
Тринадцатилетний подросток в нескладном чёрном одеянии смолк, настороженно глядя на застывшего в кресле старика в таком же чёрном костюме.
— Зачем же ты пришёл сюда, Элиёгу? — чуть погодя, спросил старец.
— Дедушка велел мне идти сюда, в ваш Дом Учения.
— Хорошо... Это хорошо — что наши дети ещё слушают своих дедов. Когда я был в твоём возрасте — я тоже не верил. И дедушка твой, Йицгар сын Эвьятара, тоже не верил. Но мы слушались наших дедушек, и за это Бог дал нам в конце концов веру. Понимаешь, мальчик...
— Вы верите — а человечество вымирает! Только за этот «год» — угасли огни в шести поселений наших Святых Гор! А в нашем «Доме у источника» — на двадцать восемь семей осталось всего двое детей!
— Их уже не осталось, мой мальчик...
— ЧТО-О?!!
— Время этого мира подходит к концу, Элиёгу. — твёрдо произнёс старик. — Знаешь, Бог даёт человеку земную жизнь лишь для того — чтобы человек выполнил свою меру заповедей, и заработал долю в Небесном Саду. Если человек не успел выполнить земной «урок» — он возвращается на Землю в новом теле, пока не выполнит. Сейчас почти все люди уже выполнили всё, что им велел Творец — и наслаждаются Небесным Садом. Скоро и мы, последние на Земле, взойдём в Небо...
— Не верю! Или — будь оно проклято, это Небо! Ибо — в скорби рождается человек, и в скорби живёт, и в скорби умирает!
— В древности так говорили многие. И Бог во гневе своём навёл на мир День Огня.
— Огня?! Что же сейчас так холодно? Учитель, это даже не смешно.
— Да, мальчик мой. Это не смешно. Это страшно! Бог отнял благоразумие у тогдашних руководителей — и они сразились между собою за чёрный сок земли. И в том бою — руководители четырёх народов, звавшихся «Великими Державами», применили оружие, которого не дОлжно было применять.
— Вы верите, что сказочный «Огонь из Семечек» мог сжечь половину Земли и угасить «Небесные Светильники»? Учитель, это же нелепо! Даже если сжечь мешок семечек, будет меньше тепла, чем от одной чашки сока земли!
— Это были другие Семечки, Элиёгу. Мудрецы, пережившие День Огня, уничтожили все записи о тех Семечках, чтобы никто никогда не сжёг остаток мира.
— Не верю.
— Хорошо... — учитель задумчиво провёл рукою по глазам. — Ты можешь идти.
— Куда?!
— Хороший вопрос... Настоящий вопрос сына народа прямых душою... Не «зачем», а «куда»... Ты слышишь?
— Да. — с замиранием сердца отозвался подросток.
— На юг, по ущелью «Освобождения и Отделения» — до поселения «Четырёх праведников». Если не хочешь — можешь не молиться в пещере «могилы Друга Божьего», скажешь — я разрешил. Оттуда на восток, по краю гор — до поселения «Солёные камни». Там никого уже не осталось живых — так забери всю еду, что там. Запасёшься провиантом. Священные Свитки не бери — ты же не веришь... И — на юг.
— Но... там же... Долина...
— Долина Смерти. Я знаю. Но я знаю, что должен быть человек, который пройдёт всю эту долину — и выживет. И я знаю, что он, только Он, сможет спасти Землю.
Этот мудрец подловил меня «на слабо». Идти в долину Смерти? — Безумие, самоубийство! Но Рохэйль всё равно не вернуть. Так что и мне, наверно, нет особого смысла цепляться за жизнь.
И я шёл.
В бывшем поселении «Четырёх праведников» мне ни перед кем оправдываться не пришлось. Я нашёл тела троих последних обитателей — они уже обледенели. Пошёл дальше.
Не знаю, что придавало мне сил. Я шёл две седмицы подряд, моё дыхание оседало инеем на воротнике. Спать не ложился — чтобы не замёрзнуть. Впрочем, от сонливости меня до сего часа спасали бежевые шарики из банки с красным крестом. Я нашёл эту банку в мёртвом поселении, и взял с собою, вспомнивши, что в пору моего раннего детства в таких банках хранились древние лекарства. Но настал час, когда я понял: больше идти не могу.
Справа и слева, на расстоянии нескольких шагов, сужались склоны ущелья. Впереди — расширялось оно, и в свете фонаря я видел, что снег там, вроде бы, гораздо ровней, чем позади. Впрочем, это уже не имело ровно никакого значения — через несколько часов этот снег заметёт труп очередной жертвы Долины Смерти. Мой труп.
Я сел. Фонарик угасал, превращая в свет и тепло последние капли чёрного сока земли. Я приник лицом к дрожащему огоньку. Казалось — он так не хотел умирать! И я не хотел. Но такова судьба. Мы умираем. Мир умирает.
Фонарик погас. Совсем. Небо оставалось чёрным. Ни намёка на сказочные «небесные светильники»! Ни намёка на мифический «Небесный Сад»!
Я наклонился влево. Лечь, расслабиться. Угаснуть, умереть, уснуть. Встретиться с Рохэйль...
Под моим плечом что-то шевельнулось. Я разрыл снег рукою.
Это был мячик. Детский мячик. Рыженький, лёгкий, упругий... Такой, каким я играл лет в пять-шесть. Он как будто просил меня с ним поиграть!
Я взял его в руки. Поцеловал. Он-то, наверно, не понимает, Что такое Смерть!
Я встал. От моего поцелуя мячик стал ярче — странно, он сам светится? Я перебросил его из одной руки в другую — и ощутил тепло. Совсем странно...
Я играл с мячиком, наверное, с полчаса. Согрелся, повеселел немного — как глупо, на самом деле, играть, веселиться — на пороге смерти! И вдруг я упал.
Шлёпнулся в лужу. Это было невозможно!!! Лужа, как на кухне или в ванной! Такого не может быть на морозе Долины Смерти! Оглядевшись, я узрел, что снег вокруг меня тает — хорошо и быстро. Боже... неужели ты есть?! Неужели Чудеса бывают на самом деле?!
Мячик — он светился уже ярче, чем факелы теплицы, — он как будто просил меня, чтобы я поиграл им с этой невероятной лужей. Я кинул его в воду — он взлетел обратно, к моей руке. Игра продолжалась.
А кругом — становилось всё светлей. Небо — не серой пеленою над головой стлалось, как в обычный день, а... Точно — какой-то невероятный, оранжево-голубой свет разливался высоко-высоко! Совсем как на древних картинах...
— Да будет Свет! — крикнул я.
Сияющий золотистый мячик летел из лужи. Я протянул к нему руку. Но он прошёл сквозь ладонь и устремился дальше, ввысь. А меня наполнило тепло. Мячик подымался всё выше, выше, выше. И как будто рос, и всё светлей и теплее делалось вокруг. А я провожал его взглядом.
И вдруг — почувствовал я, что на меня кто-то смотрит. Опустил голову. Рохэйль — моя Рохэйль! — стояла совсем рядом. Коснулся её рукою. Засмеялась! Снежные стены ущелья по сторонам — превратились, оказывается, в зелёные заросли, как будто многократно увеличенная теплица. Огромная — до самого горизонта — синяя лужа, накатываясь на незнакомой консистенции жёлтый грунт, уже промочила мои валенки. Но я уже не то, что не мёрз — жарко было, действительно, как дома! Обернувшись назад — я встретился взглядом с дедушкою Йицгаром и тем мудрецом из Дома учения. А позади них... Столько народу! Боже мой, да отродясь на свете столько людей не бывало!
Мой «мячик», наконец, перестал подыматься. И поплыл, медленно и торжественно, с востока на запад, чтобы назавтра вновь подняться с восточной стороны горизонта.
И услышал я голос из уст моих, говорящий:
— Возвещаю благословение! Се, вновь творю мир, и пребудет, и будете жить, ибо есть среди вас Мальчик, Играющий с Солнцем!
Ян Яблоновский © 2005
Комментарии жюри Премия от газеты «Просто фантастика»
Обсудить на форуме |
|
