|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Путешествие во времени . Chess-man © 2010 Поражённый в правах Некоторым людям иногда может хотеться одиночества. Некоторые устали ежедневно наблюдать за толпами себеподобных тварей. И лишь немногие счастливчики могут позволить роскошь одиночества.
Я, например.
Десять лет среди аборигенов начала двадцать первого века — я долго колебался между этим и общественными работами в Луносити. Но ненависть к людям пересилила — я выбрал полуживотное существование.
Сто километров до ближайшего города, пятьдесят до райцентра. Газа нет, вода в речке, удобства во дворе. По-настоящему глобальную сеть придумают лет через пятьдесят.
В помещении предварительного заключения я видел, как парни бились головой о стену уже после суток отсоединения от Сетки. Через неделю они просто сходили с ума.
Меня проняло через месяц.
Я живу в крупном хуторе — три жилых дома, не считая моей хаты на отшибе. Соседи пять бабок — младшей за семьдесят, и три трухлявых деда. Иногда из города приезжают их дети, внуки, правнуки и бог знает кто ещё.
В пяти километрах, на федеральной трассе, сельпо. Продавщицы, Верка и Нюрка, вот-вот разменяют сороковник.
На этом замыкается круг общения. И уже через месяц подобной жизни говорить стало не с кем и не о чем.
Я запил. Месяцами я почти не приходил в себя — благо комиссия по делам поражённых в правах поддерживала финансово. Не давала загнуться окончательно.
Остановило одно.
Однажды, возвращаясь в реальность, я успел заметить чужое присутствие:
— Посмотрите внимательно, господа! Перед вами яркий образец той степени разрухи, в которой оказалось русское общество начала двадцать первого века. Весь смысл существования данного индивида заключается в потреблении алкоголя в смертельных дозах. Осмотрите пожалуйста его внутренние органы. Вы видите, до какой степени они разрушены?
Я изо всех сил пытался не показать, что пришёл в сознание. Смысл голосов был понятен — обычная лекция о вреде пьянства. Лектор запросил временное окно и показывает историю а-ля натюрель. Вот только выбор в качестве экспоната такой подставы как я несколько сомнителен.
— Генрих Львович? — раздался вдруг второй голос.
— Да, Хеншель, спрашивайте!
— А разве в двадцать первом веке у человека было двадцать восемь зубов?
Спрашивающего перебили смешки.
— Фрейда ради, Хеншель, это же азы!
— Тогда посмотрите, пожалуйста!
И тут моё терпение лопнуло. Я метнул на звук голосов первое же, что попало под руку — полупустую бутылку самогона.
Зря конечно. В этом времени существовали только фантомы моих непрошенных гостей, а сами они спокойно сидели сейчас на лекции где-нибудь в середине двадцать третьего века. Хотя парень прав — исчезновение лишних зубов у современного человека пока не началось.
Полминуты пытался нащупать нужную кнопку ограничивавшего браслета, пока наконец не вызвал своего проверяющего. Тяжёлые усилия не пропали даром — когда Элис явилась, я был уже почти трезв и практически взбешён.
— Ну что ещё? — не замедлила она возмутиться.
Судя по внешнему виду, я, как минимум, снял её с любовника. Настроение улучшилось даже несмотря на головную боль. И я начал кривляться:
— Здравствуйте Элис Зигмундовна, прошу помощи и защиты! — с этими словами я упал на колени перед своим наблюдателем.
Она материализовалась в этом времени частично, и могла чувствовать запахи только на очень близком расстоянии. Но волна моих ароматов её всё равно настигла. Сдержать рвотный позыв стоило ей больших усилий.
— Вы ужасно выглядите. Посмотрите, как низко вы пали, — презрения в голосе она даже не скрывала. — Какую сумму вам выдать на этот раз?
Я чуть не вышел из образа. Эта стерва знает, как меня зацепить. Она контролирует каждый кредит моих денег, и я должен просить у неё свою собственность. Но не в этот раз.
— Не угадали, Элис! Я стал жертвой гостей из будущего. Меня незаконно посещали, говорили оскорбления и использовали манекеном без моего согласия. Что делать будем?
Смысл сказанного дошёл до неё не сразу:
— Перестаньте говорить ерунду! Вам мало десяти лет поражения?
— Считайте показания браслета.
И я преданно протянул ей руку. Информация ушла в Сеть.
Вообще-то, информационные контакты с представителями прошлых эпох запрещены. Ты можешь сколько угодно жить рядом с ними — браслеты блокируют любое действие, способное изменить историю. Но вот являться аборигенам в фантомном виде, это табу.
Хватило случая с Менделеевым, чтобы полностью перечеркнуть судьбы полутора миллиардов людей. Два столетия лихорадило человечество из-за глупой выходки Энтони Менделеева, решившего поглазеть на своего легендарного предка.
Вот тогда и изобрели браслет. (Или изобретут? В общем, в конце двадцать третьего века.) Эта штуковина мимикрирует под предметы, распространённые в том времени, в котором находится, и не даёт владельцу совершить ни одно действие, способное изменить будущее. И не спрашивайте меня принцип работы — я гуманитарий. Физику ноосферы в школе благополучно прогулял.
Так что, я вдруг оказался свидетелем очередной диверсии от наших предков. И все обвинения должны были бы сгореть.
Элис замолкла, ожидая инструкций из центра.
А потом исчезла.
В окно моей хаты заглядывала довольно милая мордашка. И, судя по всему, заглядывала уже минут пять.
А я, как дурак, всё это время простоял на коленях.
Сначала я подумал, что меня накрыло. Потом вспомнил, что ещё не похмелялся — и поэтому накрывать не с чего. Потом мордашка пропала, и я решил, что это всё ерунда.
А потом в дверь постучали.
Я, как дурак, бросился открывать! И пробежался босиком по осколкам бутылки, которую сам же и разбил о стену полчаса назад. Настоящий герой в такой ситуации даже не показал бы вида, что ему больно. Я же упал на пол и заорал, как резаный.
На мой крик в комнату влетело юное созданье, с огромной серой сумкой. Ко всему прочему, я вспомнил, что дверь не запираю принципиально. Даже на щеколду. Ну что, скажите, брать в доме одинокого алкоголика? Всё, что можно, он уже пропил.
Нет, всё-таки современная молодёжь не имеет ни каких понятий о культуре. Я уже хотел обматерить её — на фига стучать, если не заперто? Но она уже опустилась на пол возле меня, и в глазах её плавал такой страх, что язык совсем отнялся.
— Что с вами? Всё в порядке? Скорую вызвать?
Я вытаскивал из ступней осколки стекла, пытаясь не обращать внимания на это недоразумение. Она вдруг разревелась.
— Простите, пожалуйста! Я не хотела! Я не специально!
Наконец, все осколки были вытащены, и я перебинтовал ноги кусками старой простыни. После чего исподлобья посмотрел на гостью.
— Ты кто?
— Галя, — очень понятно объяснила она.
Понятно это с учётом того, что на всю округу имелось пять девиц на выданье. Вот только Галь среди них не было. К тому же все они отличались солидными формами, а эта напоминала полудохлого цыплёнка.
— Что ты здесь забыла, Галя?
— Меня на почту, на практику прислали, — ещё более понятно пояснила она.
Ближайшее почтовое отделение находилось километрах в пятнадцати.
— А причём здесь я?
— Так скоро выборы. Марья Степановна попросила оповестить всех. Спросить, кто будет голосовать на дому. Вот вы, например, один живёте?
Галя уже совсем успокоилась, села на табуретку и смотрела на меня преданными глазами. Я уселся на койку напротив неё.
— Один.
— А та женщина?
— Какая женщина? — совершенно искренне удивился я. Мысль о том, что дипломированный соцработник Элис может иметь пол, как-то не приходила мне в голову.
— Ну, вы с ней только что разговаривали, — пояснила Галя.
И тут я понял, что вся конспирация полетела к чертям.
— Я ни с кем не разговаривал, — для искренности приложил руку к сердцу.
Теперь уже меня сканировали недоверчивым взглядом.
— Врёте! — это прозвучало с угрозой.
Пришлось согласиться:
— Вру!
Галя задохнулась от возмущения:
— Вы взрослый человек! Как вам не стыдно!
Странно, чем больше я общался с этой девочкой, тем меньше ненавидел людей. Меня восхищали её юность и непосредственность.
— Галя, ну посмотри внимательно, разве похоже, что в этом доме бывает женщина?
Она осмотрелась и возмутилась:
— Неужели за вами никто не смотрит?
Я лишь развёл руками.
Внезапно она что-то для себя решила и приказала:
— Выходите во двор. Там солнышко, тепло.
Нет, ну это надо — выгнать меня из собственного дома! Наглость современной молодёжи переходила всяческие границы.
Пришлось подчиняться.
Выйдя во двор, я с удивлением понял, что сейчас лето. Тепло, прохладный ветерок ласкает кожу, и приятно шуршат листвой деревья.
Я сел на лавку возле хаты и заплакал. Никакая голокартинка не может передать подобного. Ходить по этой траве, дышать этим воздухом, смотреть на эту природу.
Надо было совершить сотни правонарушений, вести аморальный образ жизни, чтобы попасть в рай. В тот момент я вдруг отчётливо осознал, что когда окончится срок, я останусь здесь. Чего бы это мне ни стоило.
— Ну вот. Принимайте работу!
Она выглядела удовлетворённой, довольной собой. Просто светилась вся изнутри. Сандалии, длинные тонкие загорелые ноги, короткие шортики, футболка, под которой проглядывался чёрный лифчик, голубая бандана, повязанная на шее, короткие тёмные волосы. Смешно, только в этот момент меня заинтересовала её внешность.
— Что с вами? Вам опять плохо?
И она подошла ко мне вплотную.
— Нет. Мне хорошо. Спасибо большое.
Я поймал её руку и поцеловал. Она, почему-то, покраснела, как рак, и буквально отскочила от меня.
— Приходите на выборы в воскресенье. Мы вас ждём.
После чего оседлала велосипед и умчалась.
А я пошёл в дом.
Лучше бы я этого не делал! За то время, пока я пускал слёзы, сопли и слюни на завалинке, непрошенная гостья умудрилась убраться у меня в доме. Всё, что могло блестеть — блестело. Вся одежда аккуратно развешена и сложена. Мусор выкинут. Посуда помыта.
Взгляд упал на зеркало.
Пропитая рожа, свалявшаяся клочковатая борода, рваная засаленная футболка и рваные штаны.
Она сделала это ради меня? Ради такого асоциального ублюдка? Она, аборигенка дикого столетия, от которого нам достались ненависть, ханжество и эгоизм. Ради опустившегося алкоголика, которого увидела первый раз в жизни.
В тот момент я готов был убить всех, кто отправил меня сюда.
— Алекс! Алекс, очнитесь! Придите в себя!
После года запоя, перестаёшь обращать внимание на такие требования. Подумаешь, очередной глюк!
— Юнга на вас нет, Алекс! На сутки нельзя оставить! Что с вами произошло?
Сознание возвращалось частями. Я уже понял, что запой ни при чём. Голос — не ночной кошмар. Наблюдатель Элис действительно пришла по мою душу. Но вот понять, где я нахожусь, пока не получалось.
— Да очнитесь же вы, наконец!
Нет, ей всё-таки надо идти в садисты. Я встал с койки с трудом. Голова раскалывалась на двое. Судя по темноте за окном — сейчас было четыре утра.
— Какого чёрта, Элис? Идите в задницу!
— Напоминаю, эти слова являются асоциальными. Вы по-прежнему поражены в правах!
Это сказала не она, это сказали годы дрессировок.
Наконец-то удалось разлепить глаза и посмотреть на её фантом. Увиденное мне не понравилось. Нет, Элис по-прежнему ослепительно прекрасна, и чувственна, и харАктерна и дальше по списку. Но то, что внутри этого наблюдателя клокочет буря — было видно невооружённым взглядом.
— Что тебе надо, Элис? — устало спросил я.
— Вчера ты вошёл в близкий контакт с аборигенкой Галиной Колесовой. Это запрещено программой.
— Какой контакт, Элис? Не говори ерунды. На мне браслет — любое моё действие, меняющее историю, будет заблокировано. Ты же знаешь не хуже меня!
— Ты всё подстроил! Ты испортил программу! Ты взломал защитный код! Думаешь, я дура, и ничего не замечу?
Фантом Элис постепенно набирал объём. Она была готова вывалиться в это время и задушить меня голыми руками. Вообще-то, на мой дилетантский взгляд, Элис была не в себе. Но она надзиратель. Контроль эмоционального состояния для них обязателен.
Мне оставалось только вжиматься в стенку, пережидая волну агрессии. И пытаться её успокоить.
— Что ты заметила, Элис? Что произошло.
— Ни одна уважающая себя женщина не будет убираться в доме незнакомого мужика! Ты трахался с ней! Трахался, и ей это понравилось, — смех, прервавший её изобличения, уж точно был истерический. — Тебя выдали пиковые показатели кардиограммы! Ты пустил визуальную запись, но забыл затереть эмоции. Там же видно, какой оргазм ты испытывал! Животное!
Она ввалилась полностью. И в руках у неё был станер, настроенный на поражение. Личный комм и браслет заблокированы — это я понял, когда не смог войти через них в Сетку.
Это конец. Из-за какой-то ерунды меня сейчас ...
— Ты меня убьёшь?
Слово, являющееся асоциальным, на миг её остановило. Да, я аморален. Я осуждён на десять лет, но то, с какой лёгкостью слово вырвалось у меня в тот момент ...
Как нечто обычное. Нечто, само собой разумеющееся.
Я вдруг понял, что она действительно собирается меня убить.
— Ты монстр.
После буйной истерики эти слова, сказанные вполне спокойным тоном, окончательно всё решили. Эмоциональный порыв сменился осознанием. Но решение не изменилось.
— Ага, попались!
Дверь с треском открылась, и в комнату влетела Галя. Элис направила станер в её сторону и ...
Мой браслет решил, что пора вмешаться. Правая рука дёрнулась, выходя из предплечной сумки, и в последний момент ударила по локтю Элис. Моё тело потянулось за рукой, в немыслимом полёте и упало на ноги Элис. Движение продолжилось — она закричала. Очень трудно не закричать, когда тебе почти отрывают ступни. И её комм и браслет включились, вынося владелицу в родное время.
Галя застыла в дверях соляным столбом.
В прошлый раз — когда она стучалась — было лучше.
— Что опять?
Ступор не проходил. Я вправил плечо, ударившись о дверной косяк, и дотронулся до её руки.
Нормальная женщина в такой ситуации должна была очнуться и убежать. Желательно, с криком и воплями. Но мне никогда не везло на нормальных женщин.
Я довёл Галю до стула и усадил. Включил настольную лампу и поставил кипятиться чайник на переносной газовой плитке. Потом сел напротив девочки и заглянул ей в глаза.
— Что ты делала здесь в четыре утра?
— Вы мне врали.
Если это начнётся опять — я не выдержу! Но Галя вдруг продолжила.
— Вы сказали, что живёте один. Я видела женщину. Спросила по деревням — кто с вами живёт. Никто никого не видел. Вы шпион, да?
И вот что отвечать на такое? Я попытался сформулировать что-либо, но не успел.
— Вы теперь меня убьёте, да?
И из её глаз покатились крупные слёзы. Она сидела тихо, как мышь. А слёзы всё катились не переставая. Я вдруг понял, что у неё очень большие глаза. Это в век, когда пластика лица в зачаточном состоянии.
— Чай будешь или кофе?
Этот вопрос поставил её в тупик. Слёзотечение приостановилось. Впрочем, ответ меня не интересовал, так как все пакетики чая погрызли мыши. Выставил на стол банку кофе, банку с сахаром и чудом сохранившийся солёный крекер — всё, что осталось после запоя. Заодно отметил, что не пил с момента первого появления Гали.
— С чего ты решила, что я должен тебя ...
Запретное слово теперь не давалось. Нас зомбируют с раннего детства. Есть слова и понятия, о которых даже думать не хочется, не то, что всерьёз обсуждать. Мне казалось, что я асоциален. Я спокойно перешагиваю через общественные условности.
— Но я же всё видела, — почти прошептала Галя, выводя меня из задумчивости.
— Что ты видела? — тяжело вздохнул я, насыпая по кружкам кофе и разливая кипяток.
— Та женщина пыталась вас убить. А потом вы убили её, защищая меня.
От её слов меня чуть не вывернуло.
— Фрейда ради! Где тело?
В глазах Гали появился нездоровый огонёк. Я понял, что погорячился. До девушки вдруг стало доходить, что её нагло и цинично обманули. И обманщик сидит напротив неё и прихлёбывает кофе из кружки.
— Если вы сейчас же мне не расскажете, я ... я ...
Угрозу она придумать не успела. А на меня вдруг напало какое-то бесшабашное веселье. Я решил рассказать ей абсолютно всё. Или, хотя бы, попытаться — ведь браслет всё равно не даст свершиться непоправимому.
— Я заключённый, Галя.
— Хватит врать! Дед Алёша, я не маленькая! Вас тут с детства знают! Ни в какой тюрьме вы не сидели.
Что-то в обличительных речах было не правильно. Что-то царапнуло. До меня вдруг дошло.
— Я что, по-твоему, дед? — перебил я её.
— Ну да! — Галя даже растерялась. — Нет, вы очень хорошо выглядите! Правда-правда! Я бы даже не подумала!
Пять минут назад она готовилась к неизбежному, потом готова была меня растерзать, а сейчас искренне меня же нахваливала. Взяв под контроль уязвлённое самолюбие, я продолжил:
— Меня поразили в правах в начале двадцать пятого века и отправили в изгнание на десять лет сюда. В наказание за общественные правонарушения.
— Какие нарушения? — поинтересовалась Галя.
Нет, чтобы бурно мне не поверить, не ужаснуться встрече с преступником ...
— Пропаганда непрощения, неравенства мужчин и женщин, нецензурных выражений. Аморальное поведение в социуме.
В общем, я мог бы продолжать ещё долго — приговор зачитывали около двух часов. Но она перебила:
— Вы шутите, да? За такую фигню не сажают!
Осталось только улыбнуться её наивности.
— У нас тоже не сажают. У нас вообще нет тюрем. И даже мест изолированного содержания не больше двух десятков. Аморальных личностей перевоспитывает общество. Или отправляет в другие эпохи. Мне дали практически максимальный срок.
— А что же тогда дают за убийство?
Фрейд побери! Ну почему этот ребёнок спокойно размышляет о таких вещах. Тем не менее, её вопрос заставил меня уйти в себя. Я почти на автомате выпалил:
— У нас нет убийств!
— А та тётка? Я же видела пушку у неё в руках.
— Это станер, отмахнулся я.
Элис нажала на спуск. Но ведь какими бы мы ни были тварями — мы не убиваем друг друга! Это зашито в нас на генном уровне! Элис нажала на спуск.
Не знаю, наверное, я завис, как зависают местные компьютеры. Очнулся от того, что Галя гладила меня по голове.
— Дед Лёша, не волнуйтесь. Всё нормально. Никто у вас никого не убивает.
Она успокаивала меня, как маленького ребёнка. Ребёнка, узнавшего отвратительную правду об этой жизни.
— Я не дед, Галя. Зови меня Алексом. Ладно?
— Ладно, — согласилась она.
В комнате над моей кроватью стало разливаться призрачное свечение. И смутно знакомый голос вещал:
— Посмотрите внимательно, господа! Перед вами яркий образец той степени разрухи, в которой оказалось русское общество начала двадцать первого века. Весь смысл существования данного индивида заключается в потреблении алкоголя в смертельных дозах. Осмотрите пожалуйста его внутренние органы. Вы видите, до какой степени они разрушены?
К голосу добавились смешки и покашливания.
— Что такое, господа. История — наука точная. Перед вами лежит ...
Сияние исчезло.
— А это кто? — невозмутимо спросила Галя.
— Придурок какой-то. Наверное, из середины двадцать третьего века. Мы такую технологию уже не используем.
— И что, вы можете подглядывать за каждым?
Поразительно, ещё сутки назад Галя даже не знала о гостях из будущего, а теперь так спокойно приняла наше существование. К сожалению, я гуманитарий. Технические подробности выше моего понимания. Я отвечал честно, как мог.
— Теоретически, за каждым. И это нельзя отследить современными технологиями. Наверное, во всём виноват мой браслет.
Но Галю интересовала не техника.
— А когда сексом занимаются, вы тоже подглядываете?
Вообще-то двадцать первый век знаменит именно как лишённый всяческих запретов и табу в плане секса. Но тон, каким спросила Галя...
— Наверное.
— Какие ж вы все уроды!
И она выскочила вон.
Глупо получилось. Как и всё в моей непутёвой жизни.
Я пошёл встречать рассвет на холм. В голове была каша из всевозможных мыслей. И нельзя было отвлечься никакими сериалами и новостями. Нельзя было болтать с друзьями и знакомыми.
Ещё месяц назад я принимал это как должное — неизбежное следствие информационного голодания.
Но сейчас, в тот момент, когда в сознании забрезжило понимание чего-то неприятного, ссылаться на отсутствие Сетки стало бессмысленно.
Галя ухватила самую суть. Куда от нас исчезают индивидуумы, способные на физическое насилие? У нас, в мире, в котором даже просто поднять руку на человека — тягчайшее преступление?
И Элис.
Пытавшаяся меня убить.
Сначала в эмоциональном порыве, а потом весьма хладнокровно.
— Алекс, это действительно вы?
Голос возник из ниоткуда. На пределе слышимости.
— Вы ведь Алекс, да? Тот самый?
Браслет лёгкими уколами дал понять, что я подвергся информационной атаке из будущего. На то, чтобы послать голос подальше, сил не осталось.
— Нет, это не я, — прошептал я в ответ еле двигая губами. Кому надо — услышит.
— Это же вы взорвали общество прошлого века! Вызвали революцию. Вы герой, Алекс!
— Что я сделал?
Революция. Кровь, насилие, смерть. Человек из моего времени не способен на такое!
— Ну как же! Попытка вашего убийства дипломированным наблюдателем попала в Сетку. Вся планета взорвалась. А когда показали кадры вашей любви, ваших искренних чувств! Вы мой кумир! Я просто вас обожаю!
Небо в десяти метрах надо мной разорвало вспышкой. И в ушах раздался металлический голос.
— Алекс, группа лиц совершила серию темпоральных правонарушений против вас. В связи с чем просим сохранять спокойствие. Все нарушители будут наказаны. Ваши права восстановлены. Доступ к вам для всех временных потоков будет заблокирован. С вами говорит Патруль Времени. Спасибо за внимание.
— ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ!!!
Я развернулся и пошёл домой.
Пить больше не хотелось. Впрочем, нельзя исключать варианта, что какая-нибудь тварь из будущего меня закодировала.
Я чинил забор, колол дрова, приводил в порядок остатки сада. Каждое утро брился и купался в речке. Лишь бы занять себя чем-то.
Патруль Времени оказался прав — меня больше не беспокоили.
Это произошло через две недели. Я как раз начал копать новую яму для туалета.
Удар пришёлся в правый бок. А потом острые кулачки замолотили по спине. Я упал в начатую яму и повернулся лицом к напавшему.
Галя стояла сверху.
— Вставай, гад!
А из глаз у неё текли громадные слёзы.
— Или ты заставишь своих уродов заткнуться, или я ...
Придумать угрозу она, по своему обыкновению, не успела. Ни с того ни с сего кулаки опустились:
— Дед Алёша? — прозвучало это как-то неуверенно.
Я сначала удивился. Только потом дошло. У Гали не очень хорошее зрение. И бритым она меня раньше не видела.
— Нет, конечно, Я Алекс! А этого вредного деда я готов вместе с тобой растерзать. Договорились?
Видя, что битьё временно откладывается, я начал вылезать из ямы.
— Скажи хоть, кто тебя обидел.
— Гости твои! — она по-прежнему была на грани истерики. — Каждую ночь гады являются. Про тебя спрашивают. Это ты их прислал!
Что ж, этого следовало ожидать. Я опустился перед Галей на одно колено и начал каяться:
— Прости меня пожалуйста за всех придурков, которым делать нечего. А не простишь меня, так убей этой самой лопатой! — и я протянул ей свой рабочий инструмент.
— Дурак! — невольно фыркнула она.
Удивительно. Она говорила нецензурно, но совершенно не обидно. У нас так не умеют.
— А если серьёзно, поживи пока у меня. Здесь вроде бы не должны доставать.
Увидев сомнения на её лице, поспешно добавил.
— Обещаю, пальцем не трогать. Я действительно больше ни чем не могу помочь.
— Ну смотри, Алекс! — её пальчик уткнулся мне в грудь. — Если обманешь ...
Я поднял руки вверх. Она развернулась и пошла, бормоча про себя, но так, чтобы я слышал:
— Нет, ну почему я такая доверчивая дура? Почему у меня в жизни всё через задницу?
Я разместил её на койке, а сам улёгся на полу. Девочке очень сильно досталось в последнее время и приставать с интимными отношениями не хотелось. Я вспоминал, как пытался вырваться из своего окружения. Скольких сил и нервов мне это стоило.
А тут девочка, чья жизнь внезапно оказалась под прицелом нескромных взгядов.
Тридцать пять лет я верил, что общество, в котором живу — почти идеально. И надо было попасть в изгнание, чтобы понять, как сильно я ошибаюсь.
Галя ворочалась с боку на бок. Что-то по-прежнему не давало ей покоя. Наконец она не выдержала:
— Скажи, это правда?
— Что правда? — не понял я её.
— Это правда, что ты устроил революцию?
Осталось лишь грустно хмыкнуть:
— Понятия не имею. Может быть уже устроил. А может быть ещё устрою. Хотя, возможно, устраиваю в данный момент.
— Смеёшься, да?
— Нет, что ты? Просто мир, в котором я жил, очень сильно отличается от этого. Там нет насилия.
— Я видела, — поддержала она.
— Да, ты видела. Ты видела, как люди не выдерживают в том мире. И их отправляют на исправление в это дикое время. Так поступать нельзя. Это издевательство над человеком. Но так всё равно делают.
Она молчала минут десять. Потом не выдержала:
— Скажи, а про меня в будущем всё-всё знают?
— Нет, наверное. Зачем? — постарался объяснить я. — Людей интересует только будущее известных людей. Тех, кто чем-то отметился в истории. Вот если ты совершишь в будущем что-то выдающееся, тогда да. Тогда тебя будут посещать. Но всё равно — это должно быть в тайне.
— Поня-атно! — протянула она таким сладким голосом, что я понял — сейчас будет гадость. — Тогда какого хрена они меня доставали всю неделю?
Я послушно пытался представить. Ну вырастет Галя крупным художником или там писателем. Или в политику уйдёт. Только смысл надоедать ей в таком возрасте? Ближе к тридцатнику-сороковнику, да.
Нет, вот как жить без Сетки? Сейчас бы набрал её имя и год рождения — всё бы всплыло. А тут думай, ломай голову. И при этом я чувствовал, что она смотрит на меня издевательски, как будто, зная ответ.
Минут через пять она ехидно поинтересовалась:
— Ну что, Че Гевара, догадался?
— Не-а. Ты хоть намекни, про что говорят голоса?
Вообще-то я Алекс, а не какой-то там Че, но она об этом знает. Я всё никак не мог понять, где подвох.
— Иди ко мне, расскажу.
Идти, почему-то, не хотелось.
— А может не надо? — я сам удивился, насколько жалобно звучал голос.
— Я сейчас встану! — пригрозила Галя.
Пришлось подчиняться насилию.
— Господи, какие же все мужики дураки!
Даже если бы после этой фразы оставались какие-то сомнения в её намерениях... Но меня тут же обняли, поцеловали и прошептали на ухо.
— Мне сказали, что я буду твоей женщиной. Единственной.
В тщетной попытке найти контраргументы я проблеял:
— Но я же стар для тебя. Сама же меня дедом называла.
— Ага! — меня укусили за мочку уха. — Ещё раз отпустишь бороду — побрею зажигалкой.
Странно, почему-то эта угроза физической расправы меня совсем не напугала.
В общем, я сдался.
А вы бы что сделали на моём месте?
И катитесь вы, потомки недоделанные, в своё светлое гуманное будущее! А я остаюсь здесь. В злобном, развратном, прогнившем двадцать первом веке.
. Chess-man © 2010
Обсудить на форуме |
|
