|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Путешествие во времени Антон Пыхачев © 2010 Греби! До рассвета оставалось не меньше двух часов, а над озером уже плыли резиновые звуки, приятные уху каждого заядлого рыбака: «Ы-ы-ху, ы-ы-ху, ы-ы-ху...». Кто-то усердно качал насос-лягушку. Резиновая лодка на отмели медленно набухала.
— Глубоко небо ночное, но нет до него понятия, — многозначительно заметил старик Митрич, посматривая то на звёзды, то на Саню Ливнева, сосредоточенно накачивающего лодку.
— Ага! — отозвался Саня, у которого со звездами и космосом отношения были попроще.
— Вот, — добавил Митрич. — Экую прорву всякой материи чудесной одним взглядом объять можно, только наверх посмотрев, да момент прочувствовав. А погляди под ноги... Трава да муравьи, червяки разные, песок опять же, суглинок там, супесь всякая, перегной снова. Оно и понятнее, кажется, а всё тоже неизведанное. По своим правилам живет, суетится, меняется, бродит. Вот, горсть земли возьми, — так жизнь положить можно, покуда разберешься чего откуда, да какими судьбами в её понамешано. А хлеб сеем-то и не думаем, лишь бы родила.
— Микромир! — добродушно кивнул Саня и перевёл дух. — Чего это тебя сегодня на трудные темы потянуло? А? Червей что ли опять не накопал?
— Обижаешь, Александр. Прямо самый первый сорт накопал, красненькие, ароматные из самой матушки — компостной кучи. А вот мотыля не купил, — не сезон. Ни на рынке, ни в зоомагазине не нашел; там только кормовые — мелкие, а при моём зрении кормовых на крючок сажать, что канат в игольное ушко протягивать.
— Ладно, ладно, — усмехнулся Саня. — А я, зато, перловки напарил и манки намешал с анисом...
Лодку достал Митрич. На большую воду они решились выйти впервые и потому подготовились загодя и основательно. «Ы-ы-ху, ы-ы-ху, ы-ы-ху...» — вновь задышал насос, и вскоре бока лодки стали приятны на ощупь и гулки на похлопывание. Образовавшееся в результате накачивания судно выглядело немного необычно, а, кроме того, было выкрашено в хаотичной гамме желтых и зеленых камуфляжных пятен.
— Ну! — Саня вытащил из жилетного кармана фляжку, скрутил крышечку и окропил резиновый борт коньяком. — Сим нарекаем тебя... Как мы её нарекаем?
— Пищухой! — вдруг придумал Митрич. — У меня кошка жила звонкая, голосистая — Пищуха, ой рыбу любила! За хвост от свежей плотвы — не оттянешь!
— Мда? Ну ладно. Нарекаем Пищухой, и да прибудет с тобою страсть Митричевой кошки, а нам рыбацкое счастье!
Побросав в длинную лодку нехитрые снасти, мужики столкнули резиновое чудо на воду и удобно расселись. Саня, как человек значительно более молодой, и не владеющий лодкой на праве собственности, закономерно оказался на веслах. Старик Митрич удобно развалился на корме и принялся расчехлять удочку.
— Греби, Саня, — благодушно скомандовал он.
Для резинового дутика лодка шла удивительно хорошо, буквально скользила по воде, стоило лишь намочить весла. Вышли рановато, не было видно ни зги, и потому Саня правил наугад просто подальше от берега, грёб весело. Учитывая, что озерцо само по себе было не слишком велико, плыть по нему куда бы то ни было — следовало недолго. Однако, тьма раздражала.
— Там на носу фонарь, — сообщил Митрич. — Попробуем включить?
— Ты серьезно думаешь, что батарейки работают?
— Ну, я ж их зарядил вчера. Тут в специальном брезентовом кармане десяток больших батарей аккумуляторных стоит. Толстых таких бочоночков, старых. Я их раньше-то вытащил и в радиоприемнике пользовал, а вчера зарядил и обратно поставил. Включай.
Саня повернулся и нащупал фонарь, намертво прикрепленный к носу лодки, щелкнул тумблером и разочарованно отметил:
— Не работает.
— Может с проводкой чего. От, гляди, у меня тут рядом с карманом тоже переключатели какие-то, лампочки... Сейчас я пощелкаю, авось наладим.
— Чего мы наладим?! — рассмеялся Саня. — Сколько лет эта лодка без дела валялась. Ничего не работает.
— Не скажи, Александр, не скажи. В наше то время как делали? На века делали. Это тебе не китайчина какая-нибудь, а старое советское производство. Оборонка. Ты греби, главное. Аккурат до островков дойдем, там и закинемся.
— Я гребу.
По воде начал стелиться легкий клочковатый туман. Благостную тишину последних предрассветных мгновений нарушал только легкий плеск весел и тихое пощелкивание тумблеров, которые терзал Митрич. Фонарик так и не зажегся, хотя в какой-то момент лодка на мгновение завибрировала и по её бортам будто бы прошлось легкое фиолетовое мерцание. Наконец старику это развлечение надоело и он, чтобы скоротать время, насадил на крючок бойкого червяка и закинул удочку в проводку.
Клюнуло спустя минуту, причем клюнуло хорошо так, отчетливо. Митрич издал характерное для рыбака напряженное молчание и принялся тянуть. Удилище выгнулось дугой, леска гудела от натяжения. Саня бросил вёсла и схватился за подсак, хищно вглядываясь в темноту. Плеснуло! Плеснуло ближе!
— Есть! — хриплым шепотом выкрикнули оба, втаскивая добычу в лодку. — Здоровенный!
— С почином, Митрич.
— Окунь! Под килограмм будет. Пощупай, какой плавник знатный!
— Да-а, зверюга! Закидывай, закидывай, они стаями ходят. Рассмотреть бы красавца получше.
— Сейчас рассветет, и поглядим. Ух, скорей бы уже солнышко то показалось бы, а то что-то похолодало. И ветерок поднялся...
— Ага. И волны. Забрасывай!
Второй поклёвки ждали дольше, тем более, что выкрашенный фосфором поплавок едва виднелся на черной воде, но и она последовала весьма отчетливо. Митрич подсёк и потянул. Саня уверенно взялся за сачок.
— Блин... — растерянно произнес он, извлекая рыбу из подсака.
— Чего ругаешься? Завидно? — радостно и азартно усмехнулся Митрич.
— Блин, — повторил Саня, — Митрич, — это блин. Ты погляди, она плоская, как тарелка.
— Может подлещик?
— Что я тебе подлещика не ловил! Ты пощупай.
— Сам щупай! Погоди, у меня динамо-фоанрь есть. На-ка — пожамкай его, только осторожно, я с ним ночью... того, до ветру... ну, не важно.
Старая машинка работала, как всякая старая машинка, бережно хранимая Митричем. Вскоре непрерывно мигающий тусклый луч света озарил улов старика.
— Блин...
— Вот и я о том же, — кивнул Саня. — Это камбала. Настоящая камбала. Я такую — только мороженную видел. А окунь! Ты видишь, какого он цвета? Потому что — это морской окунь.
Старик внимательно оглядел свою добычу, опустил руку за борт, затем облизнул палец и заключил:
— Солёная. Саня, не хочу нагнетать, но в нашем озере завелась морская вода.
— И холодно.
— И волны.
— Я гребу назад!
Лодка «Пищуха» лихо развернулась и могучие удары весел по волнам, погнали её в ночь, приблизительно туда, откуда она приплыла. Саню основательно пробило сначала холодным, а затем и горячим потом.
— Камбала — рыбина придонная, значит от берега мы недалеко, — вещал Митрич, — У меня свес всего метра полтора...
— Ага, — согласился Саня. — Только к берегу ли мы плывем?
— Вопрос вопросов, — кивнул старик и насадил свежего червя.
— Ой, чего-то худо мне, Митрич! Митрич? А?
Митрич же казался внешне спокойным, он закинул удочку и сунул в рот папиросу. Мощная поклёвка не заставила себя ждать.
— Подсак! — скомандовал старик, усердно вываживая добычу.
— Ты с ума сошел, — зашипел Саня, инстинктивно бросив весла и потянувшись к сачку. — Всё! Это последняя!
— Снова окунь, — вздохнул Митрич. — Греби, не отвлекайся.
— Не нервничай, Митрич. Ты сигарету съел. И не надо червяка облизывать, — это не нитка. И прикуривать его тоже не надо, ему же больно...
— Греби!!! Молча!!!
И Саня принялся грести с таким особенным вдумчивым усердием, которое уберегает человека от страшных мыслей. Соленые брызги, увы, подтверждали тот факт, что далеко они не уплыли. Где-то спустя четверть часа ударной гребли, Саня дозрел до комментария:
— Слышь, Митрич? Не замерз?
— Ну?
— А ведь мы в море, ага. Я вот тут думал-подумал немножко, и у меня предложение возникло и две гипотезы.
Прежде чем приступать к гипотезам, старик не отказался от предложения и крепко приложился к Саниной фляжке с коньяком.
— Ты помнишь, — также сделав согревающий глоток, продолжил Саня, — Мы фонарь включали, потом, вроде светануло слегка синим...
— Ф-фиолетовым...
— Вот. Ты тумблерами щелкал.
— Щёлкал.
— Опять щёлкай. Шуруй их туда-сюда, авось вынесет.
— А ты греби!
— Я-то погребу. Я погребу! Не трать сомнения. Ты лучше скажи, старый черт, где ты эту лодку... ну, грубо выражаясь — добыл?
Митрич оскорбился всем лицом и даже не хотел отвечать, но затем желание поделиться своими подвигами минувшей древности — пересилило, и он важно и обстоятельно сообщил:
— Со склада, конечно, откуда ей же еще взяться. Ты же знаешь, я при нашем институте пятнадцать лет заведующим хозяйственного отдела трудился.
— Это при котором институте? — удивился Саня, — Это в той закрытой двухэтажной халабуде, что за озером?
— Ну, кому халабуда, а подземных этажей там еще при товарище Королеве до черту наворочено — будь здоров! Солидное было заведение. Не о том речь... А лодочку тогда один доцентик представил, будто для нужд военного десанту. Только ничего у него не вышло.
— Ага, — буркнул Саня, с тоской оглядываясь по сторонам, — вижу я, как оно не вышло...
— Ну, на пробном пуске получился, конечно, основательный пшик. Налили ему два бассейна, из одного в другой трубу протянули, а потом и лодочку на воду поставили. А только, как он ни куражился, как ни бился через электричество и всякие невидимые последствия своих изобретений, ничего не вышло, — через ту трубу лодка в соседний бассейн перетечь не пожелала, ни в жидком виде, ни иным каким научным способом. Он потом жаловался мне...
— Тебе? — удивился Саня...
— А кому еще? — пожал плечами старик, близоруко мучая очередного червяка насажением на стальной крючок, — Кто окаянную душу успокоит, да спиртом изнутри протрет — разве что шофер, или кладовщик. Таким образом. Вот.
И старик, закинув снасть, снова принялся терзать тумблера. Тонкая нить сиреневого свечения проползла по гулким бортам «Пищухи». Небо, на мгновение потемнев, вновь высыпало яркими созвездиями, качка улеглась, потеплело. Вдруг до рыбаков дотянулся аромат едва подгнивщих водорослей, трав и цветов.
— Фух! — отреагировал суровый Саня. — Как на рынке у абхазов, пряностями благовонит, аж чихать хочется.
— Потеплело, — отметил Митрич, потихоньку подматывая леску.
— И звёзды не наши... Да, гребу я, гребу!
— Греби.
Саня подозрительно наблюдал за манипуляциями, которые старик совершал руками со своей удочкой, явно стараясь быть незаметным в этом занятии.
— Опять что ли кого подцепил? — сурово спросил Саня, снимая заплатанный ватник и бросая его под лавку.
— Так... — смутился Митрич. — Зацепилось чегой-то.
Тяжко вздохнув, Александр взялся за подсак.
Спустя несколько минут, в свете жужжащего динамо-фонарика, мужики рассматривали сверкающую всеми цветами радуги прожорливую рыбку с длинным хвостом и пушистыми плавниками.
— Я таких даже в зоомагазине не видел! — тихо воскликнул Митрич, выбрасывая добычу за борт.
— Ы! — возмутился было Саня.
— А чего с ей делать? На жарежку — один укус. А так и жалко. Да вдруг еще ядовитая какая. Ты лучше, знаешь что...
— Гребу! — кивнул Саня. — Ты с фонарём разобрался? Нет?
Митрич вновь защелкал тумблерами, пытаясь найти нужное сочетание, теоретически активирующее фонарь на носу. Практически же он достиг иного эффекта. Вновь похолодало, поднялся ветер и началась качка.
Сполоснув за бортом руку и лизнув палец, Митрич поморщился:
— Солоно. Море... Подсак! Подсак!!!
Удилище изогнулось едва ли не кольцом, тишину ночи разорвал яростный плеск попавшейся рыбины.
— Вываживай, дед, давай! — вопил Саня, азартно размахивая сачком.
— Подводи!
— Ближе, ближе, давай!
— А! А!
— Сейчас я её... Есть!
Рыба оказалась совершенно неизвестной.
— Марлинь, — заключил старик. — Вот так вот он, наверное, и выглядит. Настоящая марлинь, или даже анчоус, или я не знаю. Холодно то как...
— У-у-у-у! — раздалось неподалеку, громогласно и раскатисто.
И тут же унылое облако двинулось по небу прочь, обнажив бессовестную луну, которая в свою очередь осветила и море и «Пищуху», и могучий пароход о четырех громадных трубах, что шел в ночи, рассекая крутой грудью рябое зеркало океана, и сияя огнями салонов, кают и залов. С небес, а вернее — из-за высоких бортов корабля раздавался смех, музыка и пахло роскошью.
Саня и Митрич только и могли, что пускать пар из распахнутых ртов, да теребить друга-дружку за рукава, тыча пальцами в гигантский лайнер. Даже поднявшиеся волны тревожили их не сильно — произведенный в лихие, но славные времена — дутик справлялся с трудным делом и берег пассажиров.
— Не, не... — заявил Митрич. Во-первых, не может быть, а во-вторых: ну и что мы можем сделать?
— Могли бы им покричать! — ожил Саня.
— По-английски? — язвительно отозвался старик. И ты их догонишь? Греби лучше.
— Гребу, гребу...
В молчании прерываемом лишь треском старой митричевой катушки плыли, пока снова не стало теплее. Появилось слабое, но вполне отчетливое течение и запах, скорее затхлый, чем приятный, но точно — речной. За стеною плотного тумана засветились берега.
— Пристаём? — кивнул Саня.
— Погодь... — отозвался старик. — Еще бы понять сперва, куда занесло. Ну-ка, прими правее, вишь плывет кто-то.
Действительно, навстречу заплутавшим в море-озере рыбакам шел довольно неспешно, дымя и бурча — катер, — приземистый, однотрубный, с синей полосой вдоль борта.
— Послушайте, Александр, — вдруг спросил Митрич очень тонким, срывающимся голосом. — А вы с собой загран-паспорт взяли?
— Да у меня и нету, — отозвался тот, — а зачем?
Старик, откашлявшись, пояснил, указывая вперед:
— Ну, хотя бы затем, что вот енто сооружение очень смахивает на Тауэрский мост...
Саня обернулся, поскольку греб он, как и положено, — обратившись спиною к носу лодки, — и протяжно помянул мать, даже весла бросил. Из тумана на них надвигался знакомый по журналам и телевизору изящный силуэт о двух высоких башнях. Мост казался темным, да и вдоль набережной особого разгула иллюминации не замечалось.
— Посодют, как террористов, и вся недолга, — заключил Митрич, — сдается мне, надо удочки сматывать. Фигурально выражаясь... Ходу, ходу, отсюда!
Весла ожили не столь решительно, как хотелось Митричу, поскольку находились в руках Сани, а тому вдруг приспичило посмотреть Лондон... Впрочем, где-то на реке вдруг взвыла сирена, и это дало нужный эффект — «Пищуха» рванула с места, так, будто за ней гнались. Митрич щелкал тумблерами и негромко уговаривал Богородицу спасти и сохранить. Туман вскоре сделался плотнее, запах отстал, но зато вновь появилась легкая качка.
Заскучав, Митрич сполоснул за бортом очередного червяка на леске и вскоре выудил пошлого бычка, который вел себя нагло и дерзко, так, что его без сожаления отправили куролесить в родную стихию.
— Эй, на лодке! — окликнул их кто-то из темноты. — Курить есть?
Туго накачанный бок «Пищухи» с резиновым скрипом уперся в точно такой же борт неведомого судна.
— Кэмэл единичка сгодится? — предложил хлебосольный Саня прежде, чем испугаться.
— Бросай, — усмехнулся некто, удивив смутно знакомым тембром голоса.
И Саня бросил, вместе с пачкой и зажигалкой внутри.
— Спасибо, — некто покопался в пачке и на мгновение огонек зажигалки высветил невнятный профиль под длинным широким козырьком рыбацкой кепки, — Темза в какой стороне?
— Там! — хором ответили Саня и Митрич, махнув рукой в сторону своей кормы.
— Угу, — отозвались из темноты, — Допустим, мы увидели. И, кстати, синий тумблер — долгота, а желтый поставьте в исходное, а то неделю будете, как...
Тут некто привел известную идиому о проруби и плавающем в ней продукте жизнедеятельности, на чем и расстались.
Саня греб по легким волнам, переживая все случившиеся потрясения. Впрочем, переживал он их довольно поверхностно, запретив себе задумываться о текущем положении слишком глубоко, чтобы не начать паниковать и сходить с ума. Сказывалась армейская практика.
— Слушай, Митрич, — спросил он, прервав ударную греблю, чтобы обернуть намозоленные ладони тряпками, — А Зачем твоему доценту лодка понадобилась? Он что, не мог десантный броневик изобрести?
— Глупости говоришь, — отмахнулся старик, закуривая очередную ядовитую папиросу. — В воде вся сила. Вода — она все прошла, и сквозь землю текла, и по небу летала, и градом била, и хорошим людям, да и разным прежним тоже — существование спасала, а также всякие иные свойства выказывала, и всё — она одна. Как организм единый, всё ей доступно, всё известно, и жизнь разная через неё кверху стремится. Мировой океан — слышал, поди? Древняя она и могучая, все время ее, и весь мир наш ею пропитан.
Немного подумав, Саня не сумел сдержать смешка:
— Небось, уволили твоего доцента... — брякнул, и самому сделалось неловко.
— Зачем же вдруг уволили? — удивился Митрич. — Народных-то денег, он хоть и много на свой проект извел, а ровно больше пользы вышло. Сослали его, правда. В Москву. На большой завод, невидимые секретные волны делать какие-то, для авиации.
— А лодка? — воскликнул Саня.
— А чего ей на складе гнить? — удивился Митрич. — Мне её на хранение сбагрили, так я просушил, почистил, свернул, ну и, того... Как списали, — себе в сарайчик и тиснул, грех такому добру пропадать.
— Так она же работает... — едва не задохнулся Саня. — Мы ж! Она ж...
— Я так мыслю, — кивнул Митрич, затягиваясь, — Она с того заработала, что ты гребешь лихо. Видать, в бассейне экспериментальном ей скорости не хватало.
— Так это же, какое открытие — грандиозное! А?!
— Ну, коли и так, — горько согласился Митрич, — не шуми. Не хватало еще, чтоб спохватились. Ты прикинь... Продадут ведь. Как есть — продадут...
И Саня прикинул. Ярче всего представилась картина возникновения в родном озере чужеземного авианосца, а также многочисленных десантных катеров до отвала нагруженных вооруженным народом.
— Не отдадим, — подытожил он, содрогнувшись. — Ну, не сейчас. Может, потом когда.
Старик же, как ни в чем не бывало, молча закинул удочку, а спустя короткое время молча же подсёк и начал тянуть.
— Да что они тут! — не вытерпел Саня, — Червей, что ли, не видели? Ишь, бросаются, как оголтелые, куда ни хлыстни...
Однако же он взялся за подсак и вскоре втащил на борт очередную — довольно крупную рыбину неизвестной породы, но уже более-менее похожую на те, что продаются замороженными в магазине.
— Сельдь какая-нибудь, — пожал плечами Митрич, — Их знаешь сколько видов...
Удивительное спокойствие старика насторожило Саню:
— Ты не отчаивайся, Митрич, — мягко начал он. — Мы с тобой обязательно выберемся, я же гребу. Ну, поплутаем маленько, но ведь, рано то или поздно...
— Конечно, выберемся, — старик даже похлопал Саню по плечу. — Тут уже, теперича, никаких сомнений, так что и ты расслабься, коньячку глотни, да греби потихоньку. И утро наступит, и мы вернемся, не переживай. Ты хоть понял, кому сигареты отдал?
— Не-а, — опешил Саня. — Я как-то про это стараюсь и не думать сильно, и так всё не по-людски.
— Ну-ну. Экий ты мудрый! Оно и правильно, совсем даже отлично. Потом сообразишь.
На дне лодки забились могучие окуни, пришлось накрыть улов пакетом. Борта «Пищухи» на миг блеснули фиолетовым заревом, море осветилось высоко поднявшейся в небе луной и роскошной многочисленностью звезд. Легкий теплый бриз покачивал уставших рыбаков, фляжку с теплым коньяком передавали из рук в руки, наслаждаясь тишиной. Саня даже грести старался тише, чтобы не нарушить это удивительное чувство умиротворения и покоя. Холодная соленая бездна под лодкой лишь слегка покачивала случайных странников, небо накрывало океан волшебным колпаком, и впору было ощутить ужас от осознания себя крохотной щепочкой в масштабах величественного мира, но вместо этого — Митрич закинул удочку.
— Митрич и море... — усмехнулся Саня, — Хемингуэй, блин!
— Не ругайся! — строго потребовал старик. — И вёсла брось, отдохни. Погляди лучше, какая сила-то вокруг удивительная, немеряная. Это такая сила, что у молодых людей всякий раз должна восторг вызывать и почтение, и понимание разное: только не о бренности глупой, а об настоящей природе своего житья и вообще существования. Дыши глубже, постигай.
Когда Саня послушно и глубоко вздохнул, мирную тишину разорвал оглушительный всплеск и буквально метрах в двадцати от «Пищухи» вырвался на поверхность и заиграл в свете звезд огромный рыбий хвост... Затем раздался протяжный удивительный зов и справа, и слева от лодки принялись показывать из воды черные спины исполинские звери, с шумом выплескивая в небо фонтаны водяного пара. Завораживающее всплытие гигантов длилось, впрочем, недолго.
Когда киты ушли, Саня обнаружил, что крепко прижимает к себе Митрича, а тот в свою очередь плотно ухватился за него самого.
— Что я там говорил насчет бренности? — нервно усмехнулся старик. — Вот, вот. Греби-ка ты Саня отсюдова, даст Бог, в другой раз полюбуемся, а то — кто их этих животин знает, чего у них на уме. Да и воняет от их выхлопов, прямо сказать — не одеколоном.
Тут только Саня выдохнул и очень шустро погрёб. Обилие впечатлений несколько его утомило, и потому он даже с некоторым раздражением подбил веслом в лодку одну из летучих рыб, целому косяку которых вдруг вздумалось «подышать свежим воздухом», как выразился Митрич.
Плыли долго. Ветер то стихал, лаская кожу теплыми касаниями, то напротив поднимался и холодел до морозного хруста, небо вертелось над головой, а луна — то цельная, а то и ущербная так и норовила выпорхнуть из-за тучи с новой стороны. Однажды Сане удалось приметить на горизонте силуэты диковинных парусных кораблей, целой вереницей стоящих на рейде в ночном безмолвии неведомого залива, а в другой раз ему почудился далекий плеск сотен весел и мерный барабанный бой, мерещились холодные фьорды и таинственные лагуны.
Вскорости качка улеглась, и Митрич, исправно щелкавший всю дорогу тумблерами — вновь забросил удочку. Судя по тому, что поклёвок не последовало — ни сразу, ни спустя четверть часа, — они явно вернулись в родные воды. За бортом проплыл знакомый островок, густо поросший камышом, на берегу вдалеке смутно мерцал фонарями родной город, и Саня решительно запретил Митричу трогать тумблера. Тот поначалу обиделся, но потом согласился, что: «... успеется ищо, а то рыбу чистить же надо».
Едва веря своей удаче, Саня выпрыгнул из лодки чуть левее того места, где они спускали «Пищуху» на воду и втащил суденышко на пляж вместе со стариком и уловом.
— Вернулись! — восторженным шепотом сообщил он и даже по такому случаю немного сплясал на песке вольную вариацию камаринского, разминая затекшие ноги.
До рассвета по-прежнему оставалось не менее двух часов, а из-за кустов доносились резиновые звуки, приятные уху каждого заядлого рыбака: «Ы-ы-ху, ы-ы-ху, ы-ы-ху...». Кто-то усердно качал насос-лягушку.
Переглянувшись в уже привычной темноте, Саня и Митрич аккуратно приблизились к кустам и, стараясь не шуметь, раздвинули ветки.
— Нарекаем Пищухой, и да прибудет с тобою страсть Митричевой кошки, а нам рыбацкое счастье! — донеслись с темного пляжа знакомые слова Сани, который сам стоял тут за кустами, с распахнутым ртом и округлившимися глазами. Затем последовали звуки, характерные для загрузки лодки и спуска её на воду.
— Греби, Саня... — раздался уже мутно с воды голос старика.
Когда плеск весел стих, товарищи, придерживая друг друга за плечи и покачиваясь, вернулись к своей лодке и принялись её сдувать. Дело спорилось, рыбу аккуратно переложили в мешок — вышло очень прилично, единственную расчехленную удочку собрали, выживших в передряге червей — отпустили в кусты, а прочую наживку сохранили до следующего раза.
— Надо было их... нас предупредить, — заявил Саня, навьючивая на себя свернутую лодку.
— Зачем? — удивился Митрич. — Они же... Мы же вернулись и вполне благополучно. Вот если бы мы не вернулись, тогда, конечно, тогда бы надо было их предупредить.
— Логично... — согласился Саня, не учуяв подвоха. — К тебе, что ли, пойдем? Меня дома так рано не ждут, да и рыбу закоптим — на твоей то фазенде — сподручнее, а я уж почищу.
— И верно.
Шли они молча, каждому нашлось о чем подумать. Однако, если от приходящих в голову мыслей у Сани то выступал холодный пот, то сладко ныло сердце, Митрич оставался практиком:
— Жаль, мотыля не достали, — вздохнул он, когда добрались до окраины. — С мотылем-то вообще бы — вся рыба наша. Ну, ничего, с рычажками этими я, кажись, разобрался, да и сигареты тебе забрать по всякому теперь надо. С судьбой не спорют. Так что, в следующий раз, непременно мотыля...
Простодушный Саня даже остолбенел от этих слов. Он остановился и, поглядев на старика сумасшедшими глазами, закричал:
— В следующий раз?! Митрич, родной, ты хоть понял, где нас носило? Какого, к черту, мотыля! Лично я в следующий раз возьму спиннинг!
Антон Пыхачев © 2010
Обсудить на форуме |
|
