|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Путешествие во времени Татьяна Соловьёва © 2010 Руанский собор
Дмитрий прохаживался по Гоголевскому бульвару, наслаждаясь осенним теплом. Неяркие лучи солнца подсвечивали желтые кроны деревьев, оживляя пастельные тона стоящих по обе стороны старинных домов. Маргарита опаздывала, и Коршунов присел на скамейку. Последние три года она жила на Сивцевом Вражке, и они часто встречались здесь, чтобы неспешным шагом, обсуждая свои дела, прогуливаться по бульвару, подобно двум хорошим знакомым. Они никогда не встречались в кафе, опасаясь, что их разговор может быть подслушан. Коршунов повернул голову в тот момент, когда Марго появилась на бульваре, чтобы полюбоваться, как она идет и как глазеют на нее окружающие. Сказать, что она была красивой, не сказать ничего. Маргарита обладала элегантностью. А элегантность, та самая изюминка, которая, увы, не присутствует в каждой женщине. Дмитрий не знал, как это удавалось его знакомой, но она всегда отличалась от окружающих. В этом и заключалось ее магнетическое воздействие на мужчин, которого в свое время не избежал и он сам. К счастью, все обошлось, и они, как и прежде, остались партнерами. Маргарита предпочла одиночество, а он женился на Илоне, наивной и доброй девушке, которая любила его таким, какой он есть.
Сегодня Маргарита была в бежевом длинном пальто и черной маленькой шляпке, одетой набок. Дмитрий улыбнулся, подумав о том, что она как нельзя лучше подходит для выполнения последнего задания и поспешил ей навстречу.
— Сегодня мы начнем нашу прогулку с музея, — таинственно начал Коршунов, после того, как они обменялись приветствиями. — Мне хочется, чтобы ты взглянула на одну картину.
— Только не говори, что у тебя есть клиент, который решил обзавестись Ренуаром, — засмеялась Марго.
— Прошу тебя, не забегай вперед. Кстати, как ты относишься к импрессионистам?
— Лентяи, которым не хотелось тратить время на выписывание деталей. Хотя вряд ли я разбираюсь в живописи. Мой конек — драгоценности. О камнях я знаю почти все. К тому же они остаются живыми, несмотря на проходящие годы в отличие от мертвых пейзажей, застывших под кистью художника.
Он сдавал пальто в гардеробную, наблюдая, стоящую у зеркала Маргариту. Она никогда не прихорашивалась. Все, что она могла себе позволить, это поправить прядь волос или разгладить рукой складку на платье.
Дмитрий знал, где висят полотна нужного ему художника, поэтому быстро вел спутницу через залы. Ничего не говоря, он придержал ее локоть перед «Руанским собором вечером». Она высвободила руку, и некоторое время разглядывала картину, чуть склонив голову. Потом повернулась к нему с легкой улыбкой.
— Одна из немногих, которая мне нравится. Я бы повесила ее в гостиной над камином. Если это все, что ты задумал, мы можем идти.
— Ты не хочешь остаться и насладиться другими картинами?
— Когда у меня возникнет подобное желание, я приду сюда одна. Сегодня слишком чудесный день, чтобы проводить его в музее.
Они вышли на Волхонку и, не сговариваясь, снова повернули к Гоголевскому бульвару.
— Так что я должна сделать? Украсть эту картину? — иронически спросила Марго.
Дмитрий кашлянул, зная свою партнершу, он мог предугадать ее реакцию и готовился к ней. Ему не удалось удержаться от вступления, чтобы она не считала его сумасшедшим. Еще больше он смутился, когда начал объяснять, что машина времени существует на самом деле, и она вовсе не похожа на машину. Скорее на туннель, который открывается и закрывается в определенное время. Весь земной шар пронизан туннелями, и такое понятие, как время не существует. Времени нет, а, значит, мы свободны с нашим прошлым и с нашим будущем. Каждый такой туннель имеет свой вход, который называют порталом. Самые главные порталы находятся вблизи Северного и Южного полюсов, но их много в любой точке земли, и нам всего лишь нужно заявить во время открытия туннеля, что я хочу вернуться в одна тысяча такой-то год и привязаться к какому-нибудь человеку, который тогда жил. С ним нужно провести мысленную прямую и назвать его имя. Он объяснил ей, что она живет в городе, где порталы обозначены на карте. Когда Дмитрий назвал их, с Маргариты слетела ее элегантность. Ее лицо исказилось странной гримасой, она стянула шляпку и перчатки, словно ей стало жарко.
— Ты говоришь, Никитские ворота? — она повернулась назад, словно хотела их увидеть.
— Есть еще Арбатские, Пречистенские, Мясницкие, Сретенские, Покровские и Яузские.
Молодая женщина прикрыла глаза, помахивая шляпкой, как веером. Потом вдруг посмотрела на Коршунова и сжала его руку.
— Никитские подойдут. Каждый раз, когда мне плохо, я иду туда и возвращаюсь обновленной. Там особая энергетика.
Голос у Дмитрия подрагивал от волнения, когда он начал рассказывать то, что узнал у старенького профессора. Никитские ворота должны открыться первыми. Если посмотреть на карту Москвы бульвары, разбитые на месте стены белого города, образовывали радугу. Каждые ворота отвечали за свой цвет. Пречистенские за красный, Арбатские за синий, Никитские за фиолетовый, Мясницкие за желтый, Сретенские за зеленый, Покровские за оранжевый — что согласовывалось с цветом линий метрополитена. Исключение составляли Яузские, стоящие рядом с рекой и отвечающие за голубой. Дмитрий вдруг вспомнил, что профессор упоминал, что карта нашего города очень и очень зашифрованная штучка и сколько ее не окольцовывай, город наш все равно останется свободным для тех, кто свободен в своей душе.
Дмитрий собирался отправить Маргариту в тысяча восемьсот девяносто пятый год перед открытием выставки в Дюран-Рюэле. К этому времени Моне был уже три года как официально женат на Алисе Ошеде. Связь между ним и женой мецената и любителя искусства началась гораздо раньше и долгое время они на людях называли друг друга «месье» и «мадам», хотя и жили вместе.
— Я надену фиолетовое пальто, — вдруг сказала Марго и нахмурила тонкие брови. — С Алисой могут возникнуть проблемы.
— Вряд ли тебе кто-то помешает, — недоверчиво усомнился Дмитрий.
— Я читала биографию Моне, — сказала Маргарита. — Долгие годы он был влюблен в Алису. Если ты хочешь, чтобы он ... — внезапно она оборвала предложение и насмешливо спросила. — Так что я должна украсть из девятнадцатого века? Картину, которую мы сегодня видели? Или еще и полуденный собор прихватить?
— Наш заказчик хочет исполнить желание мастера.
— Неужели?
— Моне создал столько картин на один сюжет, чтобы убедить нас, что каждое мгновение жизни, каждое биение сердца бесценно. До сих пор он учит нас воспринимать мир более утонченно. Но его идея работает только, когда все картины собраны вместе. — Дмитрий сделал паузу. — Когда я читал о художнике, то узнал, что, пребывая в тревожном состоянии духа, часто уничтожал свои произведения. И я подумал, что было бы неплохо, если бы ты остановила его.
— О! Так у меня большая задача, — саркастически заметила Маргарита. — Пожалуй, стоит отправиться в прошлое в тот момент, когда он только начинает рисовать соборы.
— Тогда тебе придется прожить в прошлом более двух лет.
— Ладно, оставим в покое время моего ... прибытия. Как я смогу вернуться обратно?
— Порталы открываются через солнечный год, который на четверть суток больше календарного. Тебе придется воспользоваться тем же порталом, из которого ты выйдешь в том времени. — Дмитрий развел руками. — Где он находится, будешь знать только ты. Твоей якорной точкой, как ранее был Моне, теперь буду я.
— Мне нужно подумать. Подготовиться. Почитать о жизни Моне, наконец.
— Боюсь, у тебя немного времени. Никитские ворота открываются через два дня.
Маргарита улыбнулась.
— Тогда мне нужно спешить.
— Так ты согласна?
— Если решу одну проблему. В моем гардеробе нет фиолетового пальто, и мне придется обойти много магазинов.
Дмитрий долго смотрел ей вслед, пока его партнерша не завернула за угол. Конечно, он не поверил, что она пошла по магазинам. Скорее отправилась в Ленинскую библиотеку, чтобы отыскать редкие сведения о Клоде Моне. Ко всем прочим достоинствам, Маргарита была еще очень умной женщиной и к любому вопросу подходила обстоятельно. А еще, она в совершенстве владела французским языком.
Два последующих дня Маргарита пребывала в приподнятом настроении. Идея отправиться в девятнадцатый век вовсе не показалась ей абсурдной. Она словно всегда об этом знала, но не разрешала себе поверить. Например, совсем недавно она видела это во сне. Она стояла в самом центре перекрестка, и в этот момент там не было ни одной машины. А потом появилась белая башня с воротами, куда она вошла. А дальше был длинный и темный туннель, в конце которого ее ждал мужчина с густой седой бородой и внимательным взглядом темных глаз. Дмитрий позвонил утром, когда будущая путешественница еще нежилась под одеялом. Она любила поваляться в постели. В эти моменты она чувствовала себя счастливой. Она со вздохом взяла трубку.
— Надеюсь, не разбудил?
Она потянулась и зевнула.
— Нет, но испортил утро. Ты знаешь, что я не люблю разговаривать раньше одиннадцати.
— Прости, но осталось так мало времени, а ты молчишь, — голос Дмитрия стал виноватым.
— Вчера я была в магазине и купила фиолетовое пальто, — она сделала паузу, вспоминая, как сидела, читая о Моне, а потом вдруг поняла, что должна поехать в свой любимый магазин на Арбате. Она сразу увидела это пальто на вешалке. Казалось, оно сшито для нее. Затянутое в талии, спадающее складками до пола, с узкими рукавами, оно казалось до удивления несовременным. Вернувшись домой, она не стала вешать его в шкаф. Хотела, чтобы оно напоминало ей о предстоящем путешествии. Она всегда знала, что опоздала родиться: современный суетливый мир ей не нравился. Она считала, что женщина не должна работать. К своей профессии она относилась с большим уважением, не испытывая никаких угрызений совести, справедливо полагая, что вполне можно обойтись без драгоценностей. К тому же камни накапливают энергию, получая их по наследству, получаешь букет чужих проблем. Когда исчезает драгоценность, жизнь меняется к лучшему. Она несколько раз это наблюдала. Так что в какой-то степени она помогала людям.
— Так ты согласна?
Маргарите хотелось помучить его, и она, не отвечая, бросила трубку. Зная ее характер, Андрей вовсе не обиделся. Его бывшая возлюбленная была женщиной капризной и взбалмошной. Он не стал перезванивать. Оделся, вышел из дома и поехал на Сивцев Вражек. За два дня он несколько раз общался с профессором и теперь знал, что нужно делать. Профессор говорил, что самое трудное — определить место, где когда-то находились ворота. И это должен сделать сам путешественник во времени. Он поспорил со старичком, сказав, что Никитские ворота находились на пересечении Большой Никитской и бульварного кольца. На что профессор загадочно улыбнулся и сказал, что дороги вовсе не обязательно совпадают. К тому же, как позже понял Андрей, на том месте всегда движется большой поток автомобилей.
Маргарита встретила в его белом шелковом кимоно с чашкой кофе в руках. Он никогда не видел ее в таком приподнятом настроении. Сварив ему кофе, она стала собираться. Когда Коршунов увидел, как она оделась, он издал удивленный возглас. Фиолетовое пальто и маленькая черная шляпка с перьями казались из того времени. Они отправились пешком по освещаемым солнцем бульварам. Желтые листья, кружась в воздухе, стелились им под ноги. Один из них золотой монеткой опустился на воротник Маргариты. Когда они дошли до Никитских ворот, она остановилась и поцеловала его.
— Дальше я пойду одна. Ты можешь остаться и смотреть.
Неожиданная тишина навалилась на Андрея. Непонятно куда делись люди и автомобили. Маргарита сделала движение рукой, словно открывала дверь и ...исчезла. Он бросился вслед за ней и чуть не попал под машину. Водитель, обругав его, уехал, взвизгнув шинами. Дмитрий вернулся на оживший бульвар и вдруг вспомнил, что собирался предупредить Маргариту, что время вне туннеля и внутри его течет по-своему.
Маргарита шагнула на мостовую в тот момент, когда ее внутренние часы сказали «пора». Прямо перед ней была белая стена с башней. Возле ворот потирал замерзшие руки рыжий мужичок.
— Войти сможете, вернуться — нет, — пробормотал он, отодвигая железный засов.
Марго передернула плечом: не нужно ее пугать. Она не откажется провести в Париже два года и немного подзаработать. Ворота протяжно скрипнули за спиной, послышался скрежет засова. Она мысленно провела прямую, думая о Клоде Моне. Одна тысяча восемьсот девяносто второй год. Двадцатое февраля. Она почувствовала, что падает, словно в земле открылся неожиданный люк.
Когда Маргарита пришла в себя, оказалось, что она стоит у витрины магазина. Шарфики, печатки, сумочки. Она подняла глаза и прочитала: «Фернан Леви. Магазин одежды». Неужели получилось? Она быстро оглянулась, сзади нее величественно возвышался в лучах заходящего солнца такой знакомый по фотографиям Руанский собор. Она застыла не в силах отвести глаз. Собор казался розовым, вонзаясь в голубое небо, плавились от света остроконечные шпили. Изменчивое солнце, заканчивая день, высвечивало новые и новые украшения, которые вспыхивали подобно драгоценностям. Она не знала, сколько простояла, наблюдая, как, покорившись синеве вечера, темнели башни. Лепной фасад приобрел фиолетовые очертания, посерел и медленно растворился в темноте. Она повернулась к витрине магазина и увидела художника. Застыв с поднятой кистью в руке, он созерцал собор. Ее пронзило чувство радости, которое бывает у людей, которые получают удовольствие от совместно проведенного времени. Она решительно вошла в магазин, но вдруг непривычно оробела, спрятавшись за манекеном, демонстрировавшим короткий меховой жакет. Перед Моне на мольбертах стояло три картины. Он склонился над одной из них и что-то добавил. Потом долго и критически разглядывал свою работу. В его лице не было удовлетворения, он казался усталым и расстроенным. Воспользовавшись моментом, она подошла ближе и увидела почти законченную картину. Она поразилась, как точно он смог передать свет. Она встала рядом с ним и совершенно естественно, словно они были давно знакомы, сказала:
— Я видела его именно таким.
Моне вздрогнул и посмотрел на Маргариту. Его мысли в тот момент были о том, что он зря взялся за эту серию. Ему никак не удавалось передать оттенки света, свидетелем которых он являлся день ото дня. Он чувствовал себя разбитым, от того, что сегодня снова ничего не сделал. Ночью ему снился кошмар: собор, вспыхивая то желтым, то красным светом обрушивался на него. Он окинул взглядом собеседницу, ее лицо было взволнованным, она не отрывала взгляда от мольберта. Ее слова примирили его с ним самим и с картиной, которая казалась ему отвратительной. Незнакомка заинтересовала его. Тонкие изогнутые брови, мягкие карие глаза, высокие скулы. Большой рот не портил лица, а, наоборот, придавал очарование. Он с удивлением смотрел на ее короткие до плеч завитки, падающие на воротник фиолетового пальто.
— А я как раз думал о том, что мне надо уничтожить это, — он показал на картину, ставшую впоследствии знаменитым «Руанским собором вечером».
— Не смейте! — возмутилась Маргарита. — Отдайте мне, если она вам не нужна.
— Не могу. Она еще не закончена.
— Так закончите ее. Вы просто устали. Помяните мое слово, вы станете великим художником, а ваши картины переживут века и будут стоить миллионы. — Моне устало улыбнулся, польщенный ее горячностью. — Не составите мне компанию поужинать?
— С удовольствием, если вы чуть-чуть подождете, пока я приведу себя в порядок. Я знаю хорошее кафе недалеко отсюда. Как вас зовут?
— Марго.
— Клод Моне.
Его внимание привлекло пятнышко возле ее воротника, похожее на листок от дерева. Он не смог противиться любопытству и, протянув руку, взял его. Стоял конец февраля, деревья в Париже были голыми. Откуда мог взяться этот листочек? Заметив его удивление, Маргарита поспешно добавила.
— Там, откуда я родом, сейчас осень.
Клод недоверчиво покачал головой и зачем-то спрятал лист в карман, решив, что рассмотрит его позже.
Они отправились на прогулку по Руану. Узкие улочки, игрушечные домики с остроконечными крышами привели Марго в восхищение. Ей захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что она на самом деле идет рядом со знаменитым художником, а вокруг семенят француженки в нарядных шляпках с лентами. Глядя на них, она тоже начала делать маленькие шажки и подумала, что ей придется купить парик. Ее короткие волосы на фоне завитых локонов выглядели странно.
Потом они сидели за столиком в кафе и пили кофе с булочками. Она спросила, когда Моне понял, что должен посвятить себя живописи. Он начал издалека, вспоминая, что четыре часа в колледже были для него сущим адом, но оставить заведение он смог только после смерти матери, когда ему исполнилось шестнадцать. Тетушка, у которой была собственная студия, помогла ему заняться живописью. Но то, что искусство является его предназначением, он понял только, когда другой художник Эжен Буден пригласил его вместе поработать на природе.
Утром Маргарита долго смотрела на спящего Клода с нежностью. Во сне, когда терзания оставили его в покое, лицо выглядело моложе и счастливее, и лишь густая поседевшая борода выдавала его возраст. То, что произошло между ними, не имело никакого отношения к заданию. Ей впервые захотелось доставить радость мужчине. Клод пошевелился и встретился с ней взглядом. Краткое удивление в его глазах сменило чувство вины.
— Я сейчас уйду, — обиделась Маргарита, подумав, что ему неловко видеть ее.
— Нет — нет, — он удержал ее. — Мне надо было вчера сказать тебе правду.
— О чем?
— Дело в том, что я несвободен.
— Расскажи мне о ней.
Клод сел в постели, глядя на Маргариту. Если бы он мог нарисовать ее в утреннем свете. Солнечный луч высветил лицо. Сейчас она кажется ему еще красивее, чем накануне. Ему нравится, как, опершись на руку, она смотрит на него. Он забыл об Алисе, о самой Маргарите. Если бы он мог взять сейчас краски... Он вглядывается в нее, запоминает мельчайшие детали, как он привык это делать на природе, чтобы позже, в мастерской, перенести воспоминания на холст. Она так необычна, что ему хочется изменить себе и выписать каждую ее черточку. Маргарита расценивает его молчание по-своему. Ей кажется, что ему неудобно говорить о другой женщине.
— Не бойся, я не ревнива.
— Что? — спохватился художник. — Я познакомился с Алисой, когда ее муж заказал мне серию декоративных полотен для особняка в Монжероне. Мы часто встречались семьями, у них пятеро детей, у нас двое. Я написал четыре полотна для зала приемов, посвященные временам года. Этот замок достался в наследство Алисе, она очень любила его и осталась довольна. — Клод опустил глаза и провел пальцем по простыне, словно решаясь на что-то. Потом быстро продолжил: — Эрнест дал мне этот заказ, чтобы я мог поправить свои дела, а я завел роман с его женой. Через год у нее родился сын, — он поднял на глаза Маргариту. — Я не знаю, чей это ребенок, мой или Эрнеста. Вскоре после этого заболела Камилла. Иногда мне кажется, что она умерла от горя, когда узнала, что я разлюбил ее. Алиса с детьми переехала ко мне под предлогом помощи в воспитании моих сыновей. С тех пор, как мы встретились, в моей жизни было только искусство и она. Полгода назад Эрнест умер. Летом, когда закончится траур, мы собираемся пожениться.
— Конечно, ты должен жениться на Алисе, — Маргарита сжала его руку, думая о том, что нельзя нарушить ход времени. Сейчас, несмотря на неожиданную ревность, она чувствовала себя виноватой. Он, по-крайней мере, был с ней честен. Не все мужчины в ее жизни вели себя подобным образом. Видимо, в девятнадцатом веке люди считались более порядочными. Клод поцеловал ей руку.
— Тебе не нужен такой старик, как я.
За завтраком она предложила оставить работу над собором и показать ей город. Он нахмурился.
— Тебе нужен перерыв, а мне спутник, — она улыбнулась, глядя на него поверх чашки кофе. — Я совершенно не ориентируюсь в Руане.
— Ты так ничего и не рассказала о себе. Откуда ты?
Ее лицо осветилось печальной улыбкой.
— Мне не хочется говорить об этом. Пожалуйста. Просто позволь мне иногда быть рядом. Я ... ни на что не претендую.
Моне кивнул. Он и сам чувствовал, что, несмотря на это гложущее чувство, которое появлялось, когда он думал об Алисе, он не мог расстаться с Маргаритой. Она принесла в его жизнь праздник. Сегодня он чувствовал себя молодым и беззаботным.
Смотреть на Руан глазами художника оказалось большим счастьем. Он обращал ее внимание на такие детали, которых она бы и не заметила. День был солнечным и морозным с синим небом и бодрящим свежим воздухом. Они ходили пешком, и вся их прогулка была прогулкой света. Будь то старинное здание или готическая церковь, он приводил ее туда, когда солнце освещало его с наилучшей стороны. Он говорил, что здания, подобно людям, испытывают чувства. В солнечный день они веселы, в сумрачный страдают, в дождь вымокают от слез. Они радуются свету по утрам и устают к вечеру.
После ужина в ресторане «Корона» они снова вернулись в квартиру на соборной площади, которую снимал Моне. Для себя Маргарита решила, что обязательно найдет себе жилье, но этот день был слишком хорош, чтобы заниматься хлопотами. Клод отдохнул и выглядел довольным. Они вместе смотрели на его незаконченные соборы, и картины уже не казались ему безнадежными.
— Пообещай мне одну вещь... — начала Маргарита, и лицо Моне стало серьезным и чуть-чуть виноватым. Он пожал плечами, словно говоря, что он не может ничего обещать. — Это не касается ни меня, ни Алисы, только тебя. — Он неуверенно кивнул. — Не уничтожай ни одной картины.
— Но если я не доволен...
— Ты слишком строг к себе. Уже совсем скоро люди оценят твои работы.
— И я умру богатым и знаменитым, — Он усмехнулся. — Когда Камилла заболела, у меня не было денег на лекарства. Почему известность не пришла тогда, когда я в ней нуждался?
Маргарита вздохнула, вспомнив, что недавно один из его соборов был перепродан за двадцать четыре миллиона долларов. Стоя рядом с ним сейчас, она поняла, что ничего не сможет украсть.
— Сегодня был чудесный день, но завтра я снова должен работать, — он посмотрел на нее, ожидая возражений, но она только кивнула и сказала, что займется поиском квартиры, чтобы не стеснять его.
Он взял ее за руки. Мысль о том, что расстаться с ней будет так трудно, испугала его. Он надеялся, что когда он закончит работать, они пойдут ужинать, и он будет любоваться ее красивым лицом, видеть ее милую улыбку.
— Ты вовсе меня не стесняешь. Я был бы рад, если бы...
Она осталась с ним до того момента, как ему надо было уезжать к Алисе. От нее все время приходили письма с новостями о детях. Маргарита видела, как он писал ей за маленьким кухонным столом. В этот момент он становился чужим, и она уходила на прогулку. Как ни старалась она подготовиться к разлуке, ничего не вышло. В их последний вечер он признался, что любит ее, но ничего не может изменить. Она с трудом сдержала слезы.
— Когда ты собирался вернуться в Руан, чтобы закончить работу? — спросила Маргарита, прекрасно зная ответ.
— В феврале следующего года, чтобы освещение было таким же.
— Я буду ждать тебя в пять часов в ресторане «Корона» пятнадцатого февраля.
— Но что ты будешь почти целый год? Меня беспокоит, что я ничего не знаю о тебе. Даже не знаю, замужем ли ты.
— Я не замужем, но у меня есть свои обязательства. В следующем феврале я снова приеду в Руан. Каждый раз, когда ты захочешь уничтожить картину, вспомни свое обещание.
Маргарита прожила во Франции целый год, пытаясь развлечь себя. Сначала она думала, что это временно, но тоска не проходила. Она прожила полгода в Париже, потом путешествовала по Франции, останавливаясь в разных городах. Ее неожиданная любовь спутала все планы, приключение обернулось мукой. И все же, она пыталась получить, если уж не удовольствие, то, по крайней мере, опыт и знания. Она прекрасно понимала, что такое больше не повторится. Чтобы лучше понимать Моне, она стала изучать живопись, читая специальную литературу и проводя целые дни в музеях. Она не могла сосчитать, сколько дней она провела в Лувре. Мысль о том, что скоро здесь выставят картины Моне, наполняла ее гордостью. Она мысленно вела с ним долгие разговоры, обсуждая ту или иную картину. Если бы она могла взглянуть на все это его глазами, какой удивительный мир бы ей открылся. Привычка к одиночеству не позволила ей впасть в депрессию.
Она пришла в ресторан заранее и попросила столик у окна. Ей хотелось сидеть здесь и смотреть, как тают минуты, приближая долгожданную встречу. На нее, уже одетую по французской моде, с завитыми отросшими волосами, поглядывали мужчины. Она привыкла к их удивленным взглядам и недвусмысленным предложениям. Она увидела художника, когда он уже подходил к ее столику. Он опустился на стул, и они долго смотрели друг на друга.
— Не представляю, что было бы со мной, если бы ты не пришла.
— Но я же обещала.
— Я думал, что не смогу приехать. В начале февраля серьезно заболел Жан. Алиса была напугана и хотела, чтобы я остался еще на пару дней. Она не понимала, почему я должен ехать именно пятнадцатого февраля, и я, конечно, не мог ей этого объяснить. Но, судьба сжалилась надо мной: накануне отъезда у Жана спала температура, и доктор сказал, что он вне опасности. Все эти долгие месяцы я жил только работой. Я не уничтожил ни одной картины. И теперь я хочу отдать тебе те, которым ты подарила жизнь.
— Но, Клод, ты должен попытаться их продать. Через год будет выставка, и ты сможешь выставить не двадцать, а все пятьдесят.
Осознав, что она проболталась, Марго чуть не закрыла себе рот рукой.
— Откуда ты это знаешь? Все происходит в тайне. Даже мои друзья не знают, чем я сейчас занимаюсь.
— Я просто предположила. Ведь это же так естественно, выставлять картины по сериям. Утро, день, вечер. Разве нет? Мне кажется, нам нужно сделать заказ. Не знаю, как ты, а я бы выпила шампанского.
— Конечно, — лицо художника разгладилось. — Это хорошая идея. Если бы не работа, я бы не дожил до нашей встречи. Мне казалось, что меня никто не понимает. Я так скучал, что нарисовал тебя по памяти. И это было мое лучшее времяпровождение. Когда я работал над картиной, мне казалось, что я прикасаюсь к тебе.
— Ты нарисовал меня? — переспросила Маргарита.
— Да, я нарисовал тебя в Живерни, где ты никогда не была. Я разбил там прекрасный сад. Мне нравится заниматься цветами. — Он долго рассказывал о цветах, но Марго почти не слушала его. Мысль о том, что он нарисовал ее, женщину, живущую в другом веке, обеспокоила ее. Она призрак, о ней и от нее ничего не должно остаться.
После ужина они отправились к нему, чтобы посмотреть, что он сделал в разлуке. Маргарита переходила от холста к холсту, рассматривая соборы. Моне, стоя у нее за спиной, нетерпеливо дышал в затылок. Неожиданно она почувствовала себя счастливой, здесь перед ней была сама жизнь, каждое мгновение которой неповторимо окрашено в свой цвет. Она повернулась и обняла художника, чувствуя, как щекотит шею его борода.
— Ты подарил мне счастье, Клод.
Она почувствовала, что он плачет, их слезы перемешались, и они отпрянули друг от друга, но тут же снова обнялись и стояли так некоторое время.
Внезапно он высвободил руки и, отобрав три картины, протянул ей.
— Ты должна их взять. Те самые, над которыми я работал, когда мы познакомились.
— Но я не могу.
— Ели бы не встреча с тобой, я уничтожил бы их.
«Ты не мог уничтожить «Руанский собор вечером», если он висит в музее имени Пушкина», — подумала Маргарита и вдруг почувствовала, что ее обнаженные до локтей руки покрываются мурашками.
— Они твои, иначе я их разору сейчас же.
— Хорошо, — сдалась Маргарита, прижимая к груди картины. В это время ей пришла в голову странная мыслишка, что она держит в руках около семидесяти миллионов долларов. Ужаснувшись своим мыслям, она положила холсты на стол и повернулась к Клоду.
— Ну а теперь взгляни на мою лучшую картину, — он развернул другой холст.
Маргарита ахнула от удивления. Несмотря на нечеткость линий, она узнала себя. Слегка облокотившись на перила мостика над прудом с кувшинками, молодая женщина в белом платье мечтательно глядела вдаль.
— Ты не показывал ее Алисе?
— Она видела все картины.
— И как она отреагировала?
— Она слишком умна, чтобы спрашивать. Если хочешь, я все объясню. Когда-то я был в нее безумно влюблен, но сейчас...
— Клод, замолчи! — крикнула Маргарита. Она слышала это слишком часто от других мужчин в своем времени и не желала слышать от него, даже если он говорил правду.
— Прости, я ... запутался.
Против ее ожиданий, Клод не работал три дня. Все это время они провели вместе. Когда Моне опять расставил холсты, Маргарита затосковала. Она все еще любила Клода, но это была уже другая, постаревшая на год любовь. Жить в разлуке с ним в его времени оказалось слишком тяжело, и она не вынесет этого второй раз, а он снова пробудет здесь лишь до апреля. Ей наплевать на задание. Двадцатого февраля откроется портал, и она уйдет.
Оставшись одна, она бережно упаковала подаренные картины и стала готовиться к путешествию. Она не стала ничего говорить Клоду, убеждая себя, что лучше исчезнуть, пока они не разлюбили друг друга, а она не превратилась в еще одну Алису.
Когда стрелки часов начали приближаться к пяти, она вышла на площадь Руанского собора и подошла к тому месту, на котором оказалась год назад. Крепко зажав в руке свернутые холсты, она шагнула вперед и закрыла глаза. Две тысячи десятый год. Дмитрий Коршунов. Она пыталась думать о нем, но мысли путались, а лицо расплывалось. Она очнулась от того, что ее кто-то толкнул. Открыв глаза, она с удивлением увидела снующих вокруг людей и уходящий к небу Руанский собор. Лучи солнца окрашивали его фасад в оранжевый цвет. Она почувствовала головокружение, пошатнулась и выронила сверток. Кто-то подхватил ее за локоть. Она обернулась и увидела Клода.
— Почему ты здесь? — спросила она, еле выговаривая слова.
— Решил закончить пораньше и пригласить тебя на ужин. — Он поднял сверток и подал ей.
— Что это? — подозрительно спросил он.
— Картины, которые ты мне подарил.
Его лицо скривилось от боли.
— Ты собиралась уйти от меня, ничего не сказав?
— Я ... хотела, как лучше.
Весь вечер Моне был особенно нежен с ней, но она, занятая своими мыслями, казалась рассеянной. Портал открылся, в этом она была уверена. Так же как и на площади Никитских ворот год назад, люди исчезли. Неужели она не смогла вернуться из-за того, что художник нарисовал ее? Если она уничтожит эту картину, сможет ли она попробовать через год? В любом случае у нее есть время подумать.
* * *
В автобусе, чтобы скоротать время, Илона Коршунова развернула газету. Ее внимание привлек броский заголовок: «Найдена новая картина Клода Моне». Она прочла статью, размышляя, у кого могла подняться рука, чтобы разрезать на кусочки бесценный холст мастера? Находка обнаружилась в тайнике, когда строители начали сносить стену на втором этаже одного из старинных домов в Руане. В этой квартире на соборной площади останавливался художник в одна тысяча девятьсот третьем году, работая над знаменитой серией соборов. На картине изображена молодая женщина в белом воздушном платье, облокотившаяся на перила мостика над прудом с кувшинками. Дома она показала статью мужу. Прочитав ее, он долго сидел, сжав голову руками. Теперь он знал, почему Маргарита не вернулась. Неожиданная мысль посетила Дмитрия, и он быстро вскочил со стула.
— Куда же ты? — спросила удивленная Илона. — Ужин готов.
Но он уже натягивал куртку, от волнения не попадая в рукава. Отпустив такси у знакомого дома на Сивцевом Вражке, он набрал знакомую комбинацию цифр на домофоне и, не дожидаясь лифта, поднялся по лестнице. Дверь долго не открывали, но когда замок щелкнул, он почувствовал, что может впервые в жизни упасть в обморок. Перед ним стояла элегантная старушенция лет семидесяти. Вероятно, она куда-то собиралась, потому что на ее завитых волосах была маленькая шляпка. Про таких говорят, что они из прошлого века.
— Вам кого, молодой человек?
— Здесь раньше жила Маргарита...
— Раньше жила, больше не живет.
Старушенция так быстро захлопнула дверь, что Дмитрий отшатнулся. Он медленно спустился по лестнице и, выйдя на улицу, посмотрел на знакомые окна. Там горел свет и висели те же шторы. «Может, это какая-то родственница, которой Марго разрешила пожить?» — подумал он. Он снова поднял голову и увидел в окне знакомый силуэт. Сколько раз, влюбленный в Маргариту, он часами стоял напротив дома, наблюдая, как она ходит по комнате. Ужасная догадка пронзила его, и он громко застонал. Старушенция, которую он видел, и была Маргаритой. Всю ночь он бродил по знакомым бульварам, чувствуя себя бесконечно виноватым. Если бы он предупредил ее, что время в туннеле и на поверхности земли течет с разной скоростью, Маргарита, больше всего на свете гордившаяся своей красотой, скорее всего бы отказалась. Но разве он мог знать, что путешествие займет столько времени и превратит ее в старуху?
Захлопнув дверь, Маргарита подошла к бару и налила себе выпить. Внутри нее все клокотало от унижения. Коршунов даже не узнал ее. Ну что ж, все к лучшему. Пусть считает ее затерявшейся в веках. Зато она не должна ничего объяснять и может оставить у себя то, за что заплатила сорока годами жизни. С рюмкой в руке Маргарита уселась перед камином, глядя на висевшие рядом две картины соборов, и вновь пожалела, как не хватает на этой стене знаменитого «Руанского собора вечером», который, несмотря на то, что она держала его в руках, по возвращении оказался на своем месте в музее. Она сделала еще один глоток французского коньяка и, чувствуя, как улучшается настроение, подумала о том, что теперь, когда терять ей в сущности нечего, она может проверить, насколько хорошо охраняется галерея искусств на Волхонке.
Татьяна Соловьёва © 2010
Обсудить на форуме |
|
