|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
И даже вечность когда-то начиналась Павел Семененко © 2010 Чёрный столяр Жан-Батист Котес Когда я писал этот рассказ, меня посещали весьма жуткие сновидения. Полагаю, что история описываемого мной изобретения до сих пор остается загадкой...
А.
1
1809 год. Север Бразилии.
Портовый городок.
Собаки, поскуливая, взирали на небо, страдающее дождем. Взирали с надеждой, что ветер разгонит угольно-черную пену туч, наплывшую на городок. Но ветер будто сговорился с непогодой и только обдавал собачьи морды изморосью, отчего собаки щурились и забирались глубже под телегу.
Из дома столяра Жана-Батиста КотЕса лились гитарные переливы, и слышался напевающий женский голос, упрямо не попадающий в такт. Видимо, Жан, намахнув стаканчик красного, играл для себя что-то ностальгически милое, а его супруга, Анна, поддавшись ласковым уговорам музыки, грустила о своем.
Жан-Батист родился и вырос в Бразилии, но в жилах его текла французская кровь, весельем своим не дающая покоя ни душе его, ни разуму, ни соседям.
В комнате горели свечи, волнуемые ветерком из приоткрытого окна; трёхпалый медный канделябр стоял на столе, за которым сидели Жан-Батист с женой, и такой же сиял над креслом в углу. В кресле сидел падре Густаву, близкий друг Жана. Он уперся морщинистой щекой в руку и с задумчивой улыбкой наблюдал, как дремлют угли в камине. Лишь изредка падре отвлекался от раздумий, чтобы попросить Анну наполнить его стакан.
Собаки вздрогнули, вскочили на лапы и застыли в напряженных стойках. Одна за другой они горько завыли, и от воя их сделалось смертельно холодно на душе. Пестрящие ранками пальцы столяра замерли над струнами.
Возле дома остановился высокий худощавый господин. Он бросил на собак усталый взгляд и вой их мгновенно утих. Мягко ступая, господин поднялся на крыльцо и постучал в дверь золоченой рукоятью трости.
— Время за полночь... — поспешно отложил гитару Жан. — Кто бы это мог быть?
Анна покосившись на дверь, лишь пожала плечами. Жан застегнул рубаху, взял со стола канделябр и поспешил отворить. Увидев на крыльце незнакомца, он задумался — впустить его внутрь, или узнать о сути дела за дверью? Господин уверенно шагнул вперед, мигом разрешив думы хозяина. Он был одет величественно: домино из черного бархата с просторными рукавами, а поверх капюшона черная же шляпа с невероятно широкими полями. Такую шляпу Жан-Батист видел лишь однажды, у доктора-травника в Рио.
— Доброй ночи, сеньор. Чем могу быть полезен в столь поздний час? — спросил Жан, разглядывая незнакомца. Судя по одёжке — денег в его кармане водится немало, что очень кстати. Скоро начнётся сезон; надо купить материалы для работы, обновить инструмент. К тому же старый ростовщик Альберто частенько напоминает о долге, рост по которому уже вдвое перерос сам долг.
— Приветствую. Падре. Сеньора, — господин снял шляпу и слегка поклонился отцу Густаву и Анне. — Кому поёте песни, когда все божьи создания уже спят?
Незнакомец, с белыми, словно лебяжий пух, волосами улыбнулся, и свет холодно отразился в его зубах. От его тяжелого взгляда всем сделалось не по себе. У Жана на мгновение даже закружилась голова.
— Падре, не вам ли знать, чьим ушам поются песни за полночь? — гость небрежно бросил шляпу в угол, прошел в комнату и сел за стол. Анна встрепенулась, поправила чепец и поспешно ушла на кухню.
Отец Густав, смущенно потирая руки, поднялся на ноги:
— Песни в этом доме, сын мой, звучат, когда души хозяев радуются. Господь не может отказать праведным детям своим в этой милости.
— Сеньор, я прошу прощения... Может быть, вы придёте утром? — волнение Жана-Батиста росло. — Видите ли, мы уже собирались отдыхать...
— Боюсь, что нет. Мы обсудим заказ, и я уйду, — господин стучал тростью по полу, пытая хозяина промозглым взглядом. Каждый глухой удар отзывался пушечным выстрелом в душе столяра.
— Жан... — падре ослабил воротничок. — Пожалуй, я пойду. Сердце от вина разыгралось...
Святой отец побледнел, дышал с дрожью и весь покрылся потом. Жан понимающе кивнул, похлопал друга по плечу и проводил его до порога.
— Жан-Батист, я плачу шестьсот мильрейсов, — сказал незнакомец, когда падре ушел. — Думаю, ради такой суммы можно отложить «неотложные дела», правда? — беззастенчиво ухмыльнулся он.
— Шестьсот... Зачем же так шутить, сеньор?! — в душе Жана всплеснул целый фонтан эмоций и какой-то неведомый трепет охватил его целиком.
— Я не шучу, — незнакомец отрицательно мотнул головой. — Ты согласен, Жан-Батист?
— Я... Сеньор... — у Жана обмякли ноги, и он, хлопая глазами, опустился на скамью. — Конечно, согласен! Только скажите, что нужно делать? Я и моя мастерская к вашим услугам!
— Хорошо, — выдохнул гость и печально улыбнулся. Жан-Батист заметил промелькнувшую на его лице тень отвращения.
— Что изволите заказать? — замер в ожидании столяр.
— Что тебе делать, — незнакомец склонился над столом, глядя Жану прямо в глаза. — Я скажу позже! — он сложил губы трубочкой и дунул. В доме мгновенно погас свет.
Когда Жану-Батисту удалось зажечь свечи — гостя в комнате не было. На столе лежал увесистый чёрный мешочек. Взяв его, Жан услышал, как внутри приятно звякнули золотые.
— Куда он подевался, Жан?! — теребила его Анна за рукав.
— Наверное, вышел, когда ветер погасил свет...
— Но ведь я была на кухне — я бы услышала, как хлопнула дверь!
— Анна! — отдернул руку Жан. — Ну не в окно же он выпрыгнул, в самом деле! Уймись! Иди спать!
— Не к добру это... Слышишь?! — шептала ему супруга.
— Как там Мария и Марселиньо? — спросил он, пряча кошель в тайник под доской в полу. — Ты проверила?
— Жан, откажись, прошу тебя! — с надрывом крикнула Анна , упала на лавку и закрыла лицо руками.
— Уймись же, чёрт тебя дери! — разгневался Жан, но, посмотрев на её маленькое, сотрясающееся в рыданиях, тело, смягчился: — Мы ведь мечтали перебраться в Рио! Помнишь? Я открою там мастерскую, дети смогут учиться, а ты наконец-то отдохнешь от забот. Этот чудак даже не сказал, чего хочет. Да что бы там ни было — шестьсот мильрейсов — ты представь только!
2
— Жан-Батист! Проснись! — перепуганная Анна трясла мужа за плечо.
— Пресвятая Дева! Что случилось?! — поднялся он, потирая мятое лицо.
— Собаки! — задыхалась от волнения супруга.
— Опять задрали курицу Хосе-Карлоса? — спросил Жан, надевая рубаху. — Говорю тебе, Анна — мои собаки никогда не будут сыты! Хочешь, чтобы я излупил их? Но пойми — они просто голодны!
— Они издохли, Жан! — выпалила Анна, утирая глаза платком. — Я вышла покормить их — а они... Лежат под телегой и...
— Издохли?! — Жан-Батист остолбенел от удивления. — Все три?
Наспех натянув штаны, он выбежал во двор. Собаки лежали под телегой с опилками, тесно прибившись друг к другу. Их широко раскрытые глаза побелели, будто сама смерть заглянула в них. Жан с грустью вздохнул и задумчиво потёр щетинистый подбородок.
— Заплати одноглазому Сантьяго, чтобы похоронил их. Только хорошо заплати, а то зароет в канаве! — рявкнул столяр, в последний раз с досадой взглянул на собак и зашел в дом.
Время укатилось за полдень.
Жан-Батист сидел за столом и попивал холодный сок из Акаи. Он был в лучшей рубахе, в жилете с шелковой росписью и в новеньких сапогах с натёртыми до блеска медными бляшками. Задумчивое лицо его было чисто выбрито, а волосы собраны в аккуратный хвостик на затылке. Сегодня от волнения всё валилось из рук. Испортив утром три заготовки, Жан бросил рубанок и плюнул на работу.
Нещадно мучила жара, мухи щекотали шею, но более мучительным было ожидание заказчика. Жан гнал от себя дурные мысли, но они, словно привязанные, возвращались и отравляли его душу смутной тревогой.
— И где его черти носят?! — проворчал он, наполняя стакан.
— Добрый день, сеньор, — на пороге стоял черноволосый мужчина с добрыми, доверчивыми глазами.
— Извините, сегодня мастерская закрыта, — ответил Жан-Батист, глянув на посетителя. На нём была простая рубаха-беспуговка, свободные штаны и римские сандалии. Такой, как этот, в лучшем случае закажет табуретку.
— Я только хочу знать, что заказал один мой старый друг, — сказал посетитель. — Он приходил к вам вчера за полночь.
— Узнать?! — рука Жана с кувшином замерла в воздухе, а взгляд вцепился в мужчину. — Вам не кажется, сеньор, что вы лезете не в своё дело!?
— Как пожелаете, — пробежал взглядом по комнате посетитель. — Но учтите, если он оставил деньги — сделка свершилась.
— Какая ещё к чёрту сделка?! — Жан-Батист резко вскочил на ноги. Стол дрогнул, стакан упал и разбился, а в дверях кухни промелькнуло взволнованное лицо Анны. — Он даже не сказал, чего хочет! И я жду его, чтобы выяснить это!
— Зря ждёте так рано. Он приходит только по ночам... — посетитель с сожалением взглянул на Жана и, опустив голову, вышел.
— Сеньор! — Жан догнал его у калитки. — Простите меня за грубость, — смущенно добавил он.
Мужчина в ответ добродушно кивнул.
— Объясните толком — кто такой ваш друг? Что ему нужно?!
— Жан-Батист, ты ведь догадываешься, кто к тебе приходил? — ответил человек, и Жан провалился в бесцветную глубину его глаз. Глубину, которой, казалось, нет предела.
— Пресвятая Дева... — лицо Жана-Батиста помрачнело. — Но я ведь могу отказаться, правда?! Так ведь, сеньор?!
— Сделка свершилась, Жан. А отказов Дьявол не принимает...
3
Жан-Батист сидел за столом, обхватив голову руками, и смотрел на дрожащее пламя свечи. Рядом чуть слышно всхлипывала Анна, горестно покачиваясь на лавке.
Жан вспоминал, как мастерил соседям дешевые столы, шкафы и полки, как откладывал деньги на материалы, как оттачивал мастерство. Случались и богатые заказы на отделку мягких диванов с бордовыми шелковыми сидениями. И всё это делал столяр Жан-Батист Котес, веселый малый, со своими радостями и горестями. Какого чёрта происходит с ним сейчас? Во что превращается его жизнь? Эти мысли настолько пугали Жана, что порой ему хотелось сбежать из этого мира.
— Что будешь делать с деньгами? — немного успокоившись, спросила Анна.
— Выброшу, — тихо ответил Жан.
— Ты справишься, Жан-Батист! — подбадривал его падре. — Ты лучший мастер в округе!
— Густаву, — простонал Жан. — Это не старина Альфреду, не донна Перейро. Если это и вправду Дьявол — ему не нужна полочка над камином!
— Никакой это не Дьявол! — возмутился падре. — Говорю же, кто-то разыгрывает тебя! Это дурная шутка и видит Бог — шутники получат по заслугам!
— Ты не видел его глаз... — шептал Жан-Батист. — Он смотрит тебе в лицо, а такое чувство, будто кишки выворачивают наизнанку...
— Я умоляю, друг мой! — не унимался падре. — Никому не говори об этом! Сначала люди поднимут тебя на смех, а закончится всё очень печально!
— Хорошо... — Жан тяжело поднялся на ноги. — Идёмте спать.
4
В окно смотрела луна. Блуждающий где-то в порту моряк тянул невеселую песню. Анна долго ворочалась, но сейчас, похоже, уснула, и Жан боялся её потревожить.
— Ты ждал меня, Жан-Батист? — как гром прозвучал голос незнакомца. Он стоял в самом тёмном углу спальни. Видны были только его белые волосы. Жан подпрыгнул и свалился с кровати.
— Кто ты?! Как ты здесь очутился?! — ужаснулся он.
— Жан-Жан-Жан... — незнакомец подошел к окну, и фигура его в свете луны показалась невероятно устрашающей. — Ты знаешь, кто я. И я пришел сделать свой заказ.
— Никакого заказа не будет! — простонал Жан сквозь зубы.
— У нас сделка. Я отдал тебе деньги, и ты даже начал их тратить.
— Что?! Я не взял ни реала! Забирай их и убирайся! — Жан-Батист бросил кошель к ногам незнакомца.
— Разве ты забыл? Ты велел жене хорошо заплатить гробовщику, чтобы тот похоронил собак. Что она и сделала — в кошельке не хватает ровно одной монеты. Кстати, ты не задумывался, почему умерли твои собаки? — незнакомец улыбнулся так, что Жана пробил холодный пот.
— Отравил моих собак и решил, что я поверю в то, что ты Дьявол? — сотрясаясь от страха, ухмыльнулся Жан.
— Ах, так? — незнакомец подошел к двери, отворил её и присвистнул.
Скрипнула входная дверь, на лестнице послышалось бряцанье когтей и в комнату вбежали мёртвые собаки Жана-Батиста. Глаза их неестественно светились зеленоватым. Они послушно сели у ног незнакомца, и комната наполнилась их злобным рычанием. Жан попятился и упёрся спиной в стену.
— Смотри же, Жан-Батист Котес, что я заказываю! — крикнул незнакомец, махнул рукой, и собаки с лаем бросились на Жана.
Перед глазами проплывали какие-то алхимические колбы, трубки, и в них ярко плескался огонь. Столяр ничего не понимал из того, что видел. Что нужно сделать? Жидкий огонь? Какое-то оружие? Что?!
— Жан-Батист! — слышал он сквозь пелену знакомый голос.
Жан очнулся на кровати в спальне, мокрый, трясущийся от холода и страха. Из соседней комнаты слышался плач перепуганной крошки Марии. Рядом стоял падре Густаву с чётками в руках.
— Слава Богу! Анна! Скорее подай одеяло! — закричал он, увидев, что Жан очнулся.
— Что пр-роисходит?! — стуча зубами, произнёс Жан.
— Ты целые сутки маялся в забытьи! Извивался, нёс какую-то ересь! — падре аккуратно подложил ему под голову подушку. — Доктор Ауриньо, где же вы?! — громко крикнул он.
— Дьявол приходил ко мне, Густаву! — Жан-Батист схватил падре за шею и притянул к себе. — Я видел! Но я ничего не понял! Колдовство! Мешочки и кувшины! С плещущимся внутри огнём! Какое-то страшное оружие! Бог мой, я не знаю, что это! — скороговоркой пробормотал Жан, и его стошнило на пол.
— Тишие-тише, — Анна промокнула влажной тряпкой пот на его лице. — Всё закончилось! Всё хорошо!
— Господи Иисусе! Они отравили его! У него бред! Ауриньо, ради всего святого — где тебя носит?! — кричал падре, расхаживая по комнате, и вскидывая руки к небу.
— Жан-Батист, — возле кровати появился доктор Ауриньо. — Тебе нужно поберечь силы. На вот, выпей. Это должно помочь.
Старик накапал красноватой жидкости в стакан с водой, перемешал пальцем и помог Жану выпить лекарство. Падре Густаву продолжил читать молитву Пресвятой Деве и читал её до первых петухов.
5
— Папа, почему ты кричал ночью? — маленький Марсело забрался на руки Жана-Батиста. Как объяснить этому ангелочку, что происходит с его отцом? Когда и сам отец не знает ответа.
На улице стояло тихое прохладное утро. В округе вовсю пело лето, наполняя запахами цветов сады и улицы городка. Анна отправилась на базар за свежими продуктами. Ничего вокруг не говорило о преследующих Жана кошмарах, будто они явились не из этого светлого мира, а выползли из могильной черни.
— Папа заболел, — тихо ответил Жан, снимая сына с колен.
— Ты ведь поправишься? — белокурый Марсело смотрел на отца большими ясными глазами.
— Конечно, мой мальчик... — тяжело вздохнул Жан. — Иди, поиграй в саду.
Жан-Батист поднялся на ноги и шаткой походкой направился в мастерскую. Картины, увиденные им прошлой ночью, ни на минуту не оставляли его разум в покое. В голове то и дело вспыхивали видения — они впивались в мозг и застывали там, словно осколки льда. Огненные алхимические сосуды, какие-то горящие золотом свёртки. Жан видел их так отчетливо, будто они уже где-то существовали, в какой-то неведомой стране. Он заточил топорик, взял заготовку под диванную ножку и принялся строгать. Это занятие казалось ему бесполезным и глупым, но это была работа, которую Жан-Батист хорошо знал.
Спустя час он вертел в руках предмет, похожий на кружку без ручки. Жан прошелся по его поверхности шлифанком, удалил все зазубрины до идеальной гладкости.
— Что это? — послышался за спиной голос Анны.
— Это то, что он от меня хочет, — ответил Жан, обернувшись. — Осталось только придумать, где взять жидкий огонь...
— Жан-Батист... — губы Анны дрогнули.
— Собирайся! — он швырнул заготовку в тлеющую печь.
— Куда? — участливо спросила жена.
— В церковь!
Молва в маленьких городках задувается неведомым ветром в уши горожан. По дороге встречались соседи, товарищи Жана. Они смотрели на него с печальной, несколько смущенной улыбкой, как смотрят на глупости, творимые дураком. Анна то и дело опускала взгляд, замечая, как люди останавливаются, шепчутся за их спиной. Жан, небритый, с красными глазами, не замечая косых взглядов, быстро шагал по мостовой. Супруга едва поспевала за ним. Минуя реку, он остановился, подошел к бортику моста и устремил взгляд вниз, в тёмную глубь воды.
Вокруг летали чайки, дул прохладный ветерок. Мальчишка-бедняк на хлипкой лодке ловил рыбу кривой, надломленной удочкой.
— Что ты задумал?! — обеспокоилась Анна, вцепившись мужу в руку.
Жан-Батист достал из сумки кошель с дьявольскими деньгами и бросил его в воду. Сверкнув золотой обвязкой, мешочек пошел ко дну.
6
Жан с закрытыми глазами стоял на коленях перед распятием, и седьмой час неустанно шептал молитвы. Свет десятков свечей освещал его пораженное душевными страданиями лицо. На уголках глаз блестели слёзы.
— Анна, уже второй час ночи, — чуть слышно говорил падре Густаву. — Прошу тебя, иди домой, позаботься о детях!
— Густаву, нет! Я не оставлю его! — устало оправдывалась Анна.
Жан-Батист, превозмогая боль, поднялся на зетёкших ногах. Вид у него был, как у разбитого холерой человека. Он стоял, опустив голову, и никак не решался уйти.
— Жан, милый... — Анна подошла к нему и осторожно взяла за руку.
— Идём, — выдохнул он.
Падре Густаву проводил их до дома. Жил он неподалёку, поэтому наказал Анне в случае чего отправить кого-нибудь за ним. Пока они шептались у калитки, Жан вошел в дом и застыл на месте. Ком подкатил к горлу, прополз выше и, казалось, голова зазвенела от его давления. На столе лежал черный бархатный кошель.
— Пресвятая Дева... — Жан сполз по стене.
Со второго этажа послышался визг крошки Марии. Столяр в один миг вбежал по лестнице и распахнул дверь в детскую. Старушка Ракель дремала на кровати, рядом с Марсело. Посреди комнаты на полу лежал мёртвый пёс Шуко, самый крупный и мохнатый, только вместо головы у него была голова Дьявола. Мария возилась рядом с ним и, заливаясь смехом, играла с собачьим хвостом.
— Жан-Батист, ты нарушил сделку! — прорычал Дьявол. — Похоже, тебе надо преподать урок!
— Сеньор! Пощадите! Молю вас! — Жан в отчаянии упал перед ним на колени. — Ведь я простой столяр — не алхимик, не учёный! Я готов делать всё, что угодно, но я не понимаю, что мне надо сделать! Господи Иисусе, что же вам от меня нужно?!
Глаза дьяволо-собаки почернели, рот со страшным хрипом раскрылся и начал увеличиваться, обрастая множеством острых зубов.
— Папа-а-а! — завизжала Мария, испугавшись, и протянула ручки к Жану.
— Нет, сеньор! — выкрикнул Жан-Батист и, грохоча коленями, бросился к дочке.
Челюсти дьяволо-собаки сомкнулись на шее Марии. Жану в лицо брызнуло горячим, и дом содрогнулся от истошного крика проснувшейся няньки.
— Сделай то, что я заказал, Жан-Батист! — зло рыкнул Дьявол, вскочил на стол и выпрыгнул в окно.
7
После похорон дочери Анну отправили в Дом сестёр милосердия, в глухую деревушку по соседству. От пережитого у нее обострилась дремавшая женская болезнь, приковавшая её к постели. Марсело приютила двоюродная сестра падре Густаву, живущая на Юге.
Жан-Батист сидел в мастерской и что-то рисовал дрожащими руками. Пальцы его до трещин изъели дешёвые угольные чернила. Стены мастерской покрывали чертежи непонятных предметов. Ни то кувшинов, ни то алхимических инструментов, соединённых толстыми и тонкими кривыми нитями. На полу валялись скомканные тряпки, бумага, объедки.
— Здравствуй, Жан... — на пороге появился падре Густаву.
Жан резко обернулся, сверкнув глазами, будто вспугнутый зверь. Обросший, со слипшимися сальными волосами. На груди его, под грязной, пропотевшей рубахой отчетливо виднелось распятие.
— Зачем ты пришел?! Я же сказал, что не хочу тебя видеть!
— Жан, я не узнаю тебя! — всплеснул руками падре. — После похорон ты сам не свой! Бегаешь по городским мастерам, просишь какие-то неизвестные детали, сплавы и металлы! Господи, Жан, неужели ты и в самом деле служишь Дьяволу?! — он снял шляпу и сел на скамью у входа, не решаясь подойти к столу.
— Почему ты мне не веришь?! — с грохотом смахнув всё со стола, взревел Жан. — Ты тридцать лет служишь Богу и не веришь в Дьявола?! Ты ведь разговаривал с Ракель!
— Старуха спятила от увиденного! — падре вскочил на ноги. — Вся комната была залита кровью, как скотобойня!
— А моя обезглавленная дочь?! Ты такой же олух, что рыщут по городу в поисках её убийцы?! Её убил Дьявол! Веришь ты или нет — это сделал он!
— Жан, — падре опустил голову. — Я верю, но я боюсь... Боюсь, потому что Господь взирает на твои муки и не спешит помочь тебе!
— Я заключил сделку, Густаву, — тихо ответил Жан, отвернувшись. — По собственной воле я взял эти проклятые деньги! Это мой крест, поэтому я не хочу впутывать в это дело тебя, мой друг. Я не хочу, чтобы твоя жизнь превратилась в ад, подобно моей. Уходи, Густаву...
— Я уйду, — падре надел шляпу. — Только прошу тебя, оставь это, — сказал он в дверях. — Не позволяй огню разгореться! Люди замышляют недоброе, называют тебя чёрным столяром! Ты занимаешься ересью!
— Пошел прочь, старый болван! Пошел отсюда! — Жан грубо выпихнул Густаву из мастерской и захлопнул дверь. Святой отец поднялся на ноги, отряхнулся и громко сказал:
— Я отлучаю тебя от церкви, Жан-Батист Котес! Не смей будоражить умы праведных!
8
Жан лежал на кровати и впервые за несколько бессонных ночей пытался уснуть. Всякий раз, когда он думал о Марии, острая боль пронзала его грудь и вышибала слёзы из утомлённых глаз. Её ямочки на бархатно-нежных щечках, округлое личико с острым подбородком. Она так забавно смеялась, потряхивая мелкими кудряшками. Любила забраться на руки и целовала его своими нежными невинными губками. За какие грехи послана столь суровая кара его семье? Анна вся иссохла от горя. Марсело онемел...
«Я просто обязан сделать то, что он хочет! Ради них! Ради моего маленького Марси!» — думал Жан, стиснув простынь в кулак.
— Ты бездельничаешь, Жан? — прозвучал в ночной тишине голос Дьявола.
Жан-Батист вскочил с кровати, озираясь по сторонам.
— Покажись, тварь! Ну, где же ты?! — он вертелся на месте, готовый изорвать Дьявола в клочья.
— Жан-Жан-Жан... — прозвучал голос с нотой разочарования.
Под кроватью послышался шорох. Жан-Батист нагнулся, чтобы посмотреть и тут же отпрянул в сторону. Перевернул стол, разбил кувшин и попятился, забившись от страха в угол. Из-под кровати выползла крошка Мария. У неё было четыре руки и четыре ноги, отчего она стала похожа на паука. Лицо её было серым, глаза горели зеленью. Она улыбалась.
— Папа-а-а-а! — завизжала она так, как в ту роковую ночь. — Папа-а-а-а!
— П-пресвятая Д-дева! — отвернувшись, со слезами простонал Жан. — Разве ты не видишь, что я работаю?! Днем и ночью!
— Вся твоя работа — это стопка жалких рисунков! — озлобленно прошипел Дьявол.
Мария принялась ползать по стенам и по потолку и постоянно визжала:
— Папа-а-а-а! Папа-а-а-а! Папа-а-а-а!
Дверь открылась и в спальню вползла змея с человеческой головой. Черные волосы её спутались и залепили лицо.
— Анна?! — Жан не поверил глазам. — Господи Иисусе, Анна?!
— Жа-а-а-н... — хрипела Анна в своем жутком обличии. — Жа-а-а-ан!!!
Она рывками ползла к нему, сверкая зелёными глазами.
— Господи, смилуйся! Господи! — молил Жан, зажмурившись.
— Хватит! — прозвучал чей-то властный голос и дьявольские отродия исчезли.
В комнату вошел недавний посетитель, в простой рубахе и римских сандалиях. Он посмотрел на бьющегося в рыданиях Жана и помог ему перебраться на постель.
— Хватит... Успокойся, — человек положил руку ему на грудь и тот перестал сотрясаться. Казалось, внутри пробежал тёплый ручей, согрев израненную холодным ужасом душу.
— Боже, за что мне всё это?! За что-о?! — причитал измученный столяр.
— Ты заключил сделку, Жан, и даже Бог не в силах её расторгнуть. Я есть то немногое, чем Господь может поддержать тебя.
— Зачем ты пришел?
— Помочь сделать то, что заказал Дьявол, — человек, нахмурившись, отвел взгляд.
— Чем помочь?! Ни один мастер в городе не имеет таких материалов! Ни у кого нет таких механизмов! Никто не понимает, что мне нужно! — Жан отвернул голову, прикусив дрожащую от отчаяния губу.
— В местечке Лоцио ты найдёшь жестянщика Шику, он сделает стержни по твоим чертежам. Затем поезжай в Розану, к стеклодуву Клавдию — он выдует сосуд, — человек протянул сложенный листок. — Это чтобы ты не забыл, куда ехать и кого искать.
9
Жана разбудил громкий стук в дверь. На крыльце переминался мальчишка-послушник с бритой макушкой.
— Сеньор Котес, меня отправил преподобный Густаву! — голос юнца дрожал. — У меня дурные новости... Ваша жена...
— Я знаю, — на удивление спокойно ответил Жан. — Передай Густаву, чтобы её похоронили, как полагается... А мне нужно позаботиться о Марселиньо, — Жан-Батист захлопнул дверь, но тут же вышел обратно.
— Погоди, — он ушел и вернулся со свёртком. — Вот. Это её любимое платье.
— Боюсь, что оно не понадобится, сеньор... — сказал юноша, выпучив глаза, и зубы его застучали от страха. — Вам нужно поговорить с преподобным...
— То есть как — не понадобится?! — перебил Жан, хлестанув его взглядом.
— Из Дома сестёр милосердия... Ваша жена... Сеньор, вам лучше узнать всё от преподобного!
— Говори! — Жан схватил мальчишку за плечи и встряхнул его.
— На рассвете приехал преподобный Густаву... Святая Мария! — сорвался юнец. — Они нашли голову вашей жены в залитой кровью постели! Падре видел убийцу своими глазами! Больше я ничего не знаю, сеньор, пустите! Мне больно! — мальчишка вырвался из его рук.
— Где он?! — закричал Жан, надвигаясь на послушника.
— Ему нездоровится! Он в монастыре! — выкрикнул юноша и убежал.
Жан-Батист в чём был бросился к монашеской обители. По дороге люди толкали его, смеялись, плевали в спину, но он словно бы не замечал их.
— Густаву! — закричал он, ворвавшись в обедню. В нос ударили духота и пресный запах монашеской каши.
— Преподобному нездоровится! — попытался остановить его старый монах. Оттолкнув старика, Жан вбежал по лестнице и распахнул дверь в келью. Падре Густаву лежал на кровати, беззвучно шевелил губами и перебирал чётки.
— Густаву?! — Жан-Батист присел на колено перед ним. — Ты видел его?! — спросил он, превозмогая отдышку.
— Я читал молитву подле ее кровати... — падре говорил очень тихо, отвернув лицо. — То, что он сделал с ней... Господи... Теперь я верю тебе, Жан! — последнее слово булькнуло в горле святого отца, и он беззвучно заплакал, закрыв глаза рукой.
10
В Лоцио Жан-Батист добрался на удивление быстро. На дороге не было ни цыганских бричек, ни торговых караванов, ни крестьян на раздолбаных телегах, едва тащащихся на божьем слове.
— Сеньор Шику? Меня зовут Жан-Батист Котес, — Жан вошел в мастерскую жестянщика, увешанную черпаками, котлами и прочей утварью.
— А-а-а, сеньор Котес, — протянул старичок, взглянув на него сквозь толстые очки. — Ваш заказ готов, можете забрать.
— То есть как готов?! — Жан едва удержался на ногах, чтобы не сесть от удивления на пол.
— Накануне приходил сеньор... Мня-мня... — старик, причмокивая, почесал седую голову. — Черноголовый такой. Он принёс чертёж и сказал, что вы обязательно появитесь и расплатитесь золотом. На моей памяти ещё никто не просил отлить такие штуковины...
Жестянщик поднял с пола костыль, проковылял к задней стене, взял с полки свёрток, и принёс его Жану.
— Поначалу я сомневался, но ради таких денег рискнул, и, видимо, не зря...
— Да-да... — кивал Жан, разглядывая собственный чертёж, нарисованный им пару дней назад. — Сколько я вам должен?
— Сеньор обещал восемь мильрейсов! — проканючил старик, вытянув трясущуюся руку.
— Возьмите десять, — сбитый с толку столяр вышел из мастерской и забрался на лошадь.
— Береги вас Иисус! — старый Шику приковылял во двор и помахал на прощание рукой.
11
Шум базарной площади в Розане оглушил Жана и обволок его сердце печалью. На лошадь хаяли бродячие собаки, стучал топор мясника, грохотали пустые бочки, толпа кипела голосами. Со всех сторон к нему бежали торгаши, мучая слух лживой похвальбой. Жан заметил, что вид простых людей, коротающих в суете отпущенные Богом мгновения, вызывают в его душе непобедимую тоску. Тоску по обычной жизни.
Жан-Батист спрыгнул с лошади и привязал её к столбу.
— Сеньор Клавдий? — крикнул он, отворив дверь лавки с вывеской «Стеклодув». Внутри летали разморённые жарой мухи, тускло поблескивал стеклянный товар. Свет бил в грязные окна и в лучах его можно было разглядеть крохотные пылинки.
— Добрый день, сеньор. К сожалению, мы сегодня закрыты, — навстречу Жану вышла молодая смуглая девушка в просторном платье с длинной косой волос на плече.
— Сеньорита, могу ли я увидеть сеньора Клавдия? — Жан-Батист снял шляпу.
— Это невозможно, сеньор... Сегодня утром хозяин умер...
— Как... умер... — у Жана помутнело в глазах. Тошнота ударила в горло. На языке появился медный привкус беды, который Жан безуспешно пытался сглотнуть.
— Сеньор, вам плохо?! — обеспокоилась девушка, подхватив его под руку. — Присядьте, я принесу воды!
— Он должен был сделать для меня... одну очень важную вещь... — уныло пробормотал Жан, сделав несколько глотков какого-то тёплого морса.
— Может, я смогу помочь? — девушка заглянула в поникшее лицо столяра. — Хозяин несколько лет обучал меня своему делу.
Жан молча достал из-за пазухи чертёж. Девушка взяла листок в руки и наклонилась к свету. Её глаза под плавными чёрными бровями сосредоточенно скользили по линиям и изгибам рисунка.
— Я смогу это сделать, сеньор, но мне потребуется время...
— У меня нет времени, — перебил её Жан-Батист. — Но у меня есть деньги!
— Всё равно, сеньор, мне потребуется день или два ...
— До вечера, — Жан вынул из сумки кошель и начал доставать мильрейсы. Он дошел до пятидесяти, и стопка монет обожгла глаза девушки.
— Я распустила рабочих... — наконец, ответила она. — Поможете мне в мастерской?
Ученица стеклодува превзошла сама себя и даже, пожалуй, своего хозяина, благослови Господь его душу. Жан-Батист вернулся в город со всеми необходимыми приспособлениями.
Взъехав на пригорок, он увидел, как огонь с трескучей жадностью пожирает его дом...
12
В доме остались недостающие чертежи и инструменты. Жан метался, не в силах ничего сделать, и с болью смотрел, как падают стропила, как рушится задняя стена.
Никто не пытался тушить пожар. Двор заранее залили водой, чтобы огонь не перекинулся на соседские дома. Улица была безлюдна и только лица мальчишек мелькали из-за углов. Жан-Батист бросился к соседям, но их двери были закрыты, а окна плотно задёрнуты.
«Какой толк просить помощи у тех, кто тебя поджег?» — догадался Жан, взял лошадь под уздцы и пошел прочь.
— Ты-ы? — лицо отворившего дверь падре Густаву приобрело какое-то смутное выражение.
— Густаву, они сожгли мой дом, — устало промолвил Жан. — Впустишь? Мне нужно кое-что сделать, а утром я уйду.
— Жан-Батист, — шепотом сказал падре. — Уходи прочь!
— Густаву? — изумился Жан. — Что с тобой?
— Уходи! — падре захлопнул дверь, и только железная бряшка звякнула на замке.
Густаву вернулся в свой кабинет. На столе его лежал вскрытый конверт с папской печатью. Падре еще раз внимательно перечитал письмо.
— Как видите, его святейшество поручил вам положить этому конец, — прозвучал сиплый голос. Он принадлежал невысокому господину в тонких круглых очках, в шляпе с золотой бляшкой и в строгом коричневом одеянии. Господин сидел в кресле у окна.
— Будете молчать, преподобный?! — господин сжал губы так, что они побелели.
— Он не утратил веры — это главное, — ответил падре, потирая глаза, будто они у него болели.
— Вы не понимаете! — строго сказал господин, хлопнув себя по колену. — Речь не о вере! Ересь Жана-Батиста Котеса дошла до ваших правителей! Они обратились к Папе за советом, и теперь ваше мнение не имеет никакого значения! Как подданный Ватикана и лично его святейшества Пия XII вы обязаны перед Богом сделать то, что говорится в письме!
— Жан-Батист Котес не виновен... — упрямо твердил падре.
— Он ваш друг, не так ли? — губы господина изогнулись в презрении. — Я прибыл для расследования, и я доведу его до конца! Сколько человек в вашей семье, падре Густаву Ферейра?
13
Жан-Батист сидел в порту и смотрел, как на лунной дорожке ветер расчёсывает водную гладь. Им овладело уныние, такое, что ему не хотелось ни жить, ни умирать, а упасть в воду и раствориться в ней без памяти.
— Скучаешь? — прозвучал рядом женский голос, с зарубками хрипоты.
Жан медленно повернул голову и увидел проститутку, которую часто видал пьяной до беспамятства в компании грязных моряков.
— Уходи... — выдохнул он и отвернулся.
— А ты не смотри так, — она склонила голову на бок. — Вижу, тебе некуда приткнуться? Со мной частенько такое. Пойдём, если ищешь крышу над головой. Я — Лаис.
Домом для Лаис служил перевёрнутый кверху днищем старый корабль. Помимо неё там обрели свой угол вечно пьяный бродяга Жозе и старая кухарка Сонья.
Лаис ловко откупорила бутылку грошового вина и разлила его по двум кружкам. На столе, рядом с Жаном появилась бедная закуска.
— У тебя есть бумага? Мне нужно кое-что начертить... — попросил Жан и смутился, услышав в ответ громкий смех.
— А по мне не видно, что я бумаги отродясь в руках не держала? — ответила Лаис, заметив, как лицо Жана-Батиста налилось злобой.
— Господи Иисусе... — прошептал он, закрыв глаза.
— Могу дать тебе простыни... — она участливо посмотрела на него. — Разные чистоплюи, нарезвившись, отдают мне свои простыни. От этого им становится легче. Отдал простынь и вроде как не грешил вовсе.
Лаис порылась в ящике и извлекла оттуда белую простыню.
— Вот, самую дорогую отдаю, — похвастала она.
— Годится, — буркнул Жан, достав из сумки кисть и чернила.
— Говорят, ты заключил сделку с Дьяволом? — с усмешкой спросила женщина, набивая табаком маленькую трубку.
— А ты сама что думаешь? — Жан наспех чертил то, что ему было необходимо.
— А что мне думать, я и сама его видела... Белобрысого... — Лаис затянулась, выпустив облачко густого дыма. — Он явился ко мне как раз перед отъездом в эту проклятую страну. Говорил, что здесь я найду свою судьбу...
— И что дальше? — спросил Жан, доставая из сумки детали. Его почему-то нисколько не удивило, что эта женщина, как и он сам, столкнулась в своей жизни с Дьяволом.
— А ты не видишь? — Лаис помахала дырявой юбкой. — Видимо, это и есть моя судьба!
— У тебя свинца не найдётся? — спросил Жан, но тут же подумал, что вопрос не по адресу.
— Держи... — женщина протянула ему напёрсток. — Морячок один подарил, всё жениться обещал и потонул, скотина...
Расплавив напёрсток в разогретой над свечой кружке, Жан-Батист аккуратно спаял края сосуда с медной пробкой и торчащими из неё трубками.
В скорости, за первой бутылью вина в руках Лаис появилась вторая, потом третья. Жан опустошал одну кружку за другой, в надежде, что хмель смочит раны его души. Но от дешевого вина он только быстро опьянел; сердце же по-прежнему ныло. Лаис принялась петь и смеяться, и целовала Жана липкими губами, пахнущими луком и табаком. Вскоре она выбилась из сил, повалилась на бок и захрапела.
Жан закончил работать глубоко за полночь. На столе перед ним стояло нечто, чему он не знал названия. Кропотливая работа утомила, и на него со слоновьей силой навалился сон.
— Жан-Батист, ты пьян, а мой заказ не готов! — сквозь дрёму услышал он голос Дьявола.
— Твой заказ на столе, — промычал Жан в ответ.
— Он не готов! Ты сам знаешь!
— Я не Господь, чтобы творить жидкий огонь... Отвяжись от меня, пр-р-роклятый! — Жан отмахивался руками от кого-то невидимого.
— Ты вновь отказываешься от сделки, Жан-Батист Котес. Ты будешь наказан, ты ведь знаешь... — прошептал Дьявол ему на ухо.
— И что ты сделаешь? — хмель заставил Жана погрузиться в пучину безрассудного равнодушия. — Убьешь меня? Да мне плевать — я и так не жилец!
— Доброй ночи, Жан-Батист...
В ту же ночь по всей округе издохла скотина: лошади, коровы, свиньи, не говоря о птице. В некоторых домах умерли старики и грудные младенцы.
14
Жан приоткрыл один глаз. Первые лучи солнца упали на корабль, осветив сквозь щели убогое жилище Лаис. Человек в римских сандалиях сидел в углу, на пустой бочке от которой несло тухлой рыбой, и смотрел на Жана.
— Собирайся. Тебе срочно нужно в Лоцио, — сказал он.
— У меня голова раскалывается, — прохрипел Жан, с трудом поднявшись на лежанке.
— На, выпей, — человек протянул ему кружку.
— Что это? Вода? — Жан-Батист сделал несколько больших глотков.
— Голова сейчас пройдёт. Поезжай в Лоцио и найти там приезжего доктора Риккарду Моралеса.
— Зачем? — спросил Жан, прокашлявшись.
— У него есть механизм, делающий жидкий огонь, — ответил черноволосый. — Поторопись, прошу тебя!
Отправившись в Лоцио, Жан-Батист думал о человеке в сандалиях. Вид его всегда был добродушным, хотя и немного печальным. Этим утром он был неспокоен, что казалось странным.
— Не стойте на пороге, а то меня просквозит! — доктор взял Жана за руку и затащил внутрь. Он принимал больных в церковном флигеле. Тут у него был и кабинет, и смотровая и операционная.
— Меня зовут Жан-Батист Котес, — первым начал разговор Жан, пока доктор мыл руки после рукопожатия.
Риккарду Моралес был крепким мужчиной, годами немного за пятьдесят, чисто выбритый. Его длинные седые кудри лежали на плечах, будто уши спаниеля.
— Вид у вас нездоровый, это несложно заметить, — заговорил доктор, усевшись в кресло перед столом.
— Я к вам по другому делу, — Жан присел напротив.
— Интересно, по какому же? — насторожился доктор и сомкнул руки.
— Мне нужен механизм, делающий жидкий огонь... — Жан смутился, поняв, что просит, сам не зная чего.
— Я не понимаю о чём речь! — доктор Моралес застучал пальцами по столу. — Если вы не жалуетесь на здоровье, сеньор, то не задерживайте очередь!
— Я знаю, что у вас есть этот механизм! — не сдавался Жан.
— Послушайте! — вскочил доктор, едва не опрокинув кресло, на котором сидел.
— Я плачу пятьдесят мильрейсов! — громким голосом перебил его Жан-Батист.
— Что-о-о?
— Сто мильрейсов!
— Да нет у меня никакого механизма!
— Двести мильрейсов, чума на твою голову! — потерял самообладание Жан.
— Думаешь, я поверю, что у тебя есть такие деньги?! — взревел доктор, навалившись на стол.
Жан-Батист выхватил кошель и горстями начал бросать монеты. Они звенели золотым дождём перед изумлённым лицом доктора.
— Хватит! Достаточно! — закричал он, плюхнувшись в кресло.
— Сеньор Котес, я не буду спрашивать, зачем вам эта машина, — немного успокоившись, заговорил доктор. — Мне она досталась от друга, испанского ученого, которого... В общем, я давно гадал, как от неё избавиться. В случае чего — я никогда не признаюсь, что знаю вас. Вы слышите?
— Слышу, сеньор Моралес, — кивнул Жан, поднимаясь на ноги.
— И вы не боитесь? — почти шепотом спросил доктор.
— Самое страшное уже как-то постучалось в мой дом, сеньор, — ответил столяр.
Риккарду скрылся в кладовке и вернулся оттуда с сундуком.
— Качаете этот насос, после чего тут, — он указал на коробку, — загудит древняя сила. И вы увидите, как из трубок прольётся огонь! Смотрите, чтобы рядом не было ни ветоши, не бумаги! Я запускал эту холеру лишь однажды и едва не спалил дом... — доктор захлопнул сундук. — Мой друг говорил, что это очень древняя машина — отныне она принадлежит вам. И мой совет, сеньор Котес — держите её подальше от людских глаз...
— Спасибо, сеньор доктор, — столяр пожал ему руку, взял сундук и поспешно вышел из комнаты.
15
Путь в город Жан срезал через пустырь. Ему нетерпелось поскорее закончить дьявольский заказ. Прогнав любопытных мальчишек, он спустился в сточный овраг, где кверху брюхом гнил корабль. Лаис дома не было. Жан сбросил со стола барахло и приступил к делу. Он снял чехол с механизма доктора Риккарду, нацепил на иглы медные спирали, припаянные к сосуду.
— Господи Иисусе... — Жан перекрестился, поцеловал распятие и принялся двигать насос.
Механизм заурчал, запахло палёным, Жан-Батист налёг на ручку, как вдруг в сосуд медленно, словно поступь рассвета, по капельке потёк огонь и засиял, обжигая глаза.
— Готово!!! Готово!!! — кричал Жан, сквозь смех. Сердце колотилось, грудь царапала радость победы.
— Пресвятая Дева Мария! — прохрипел бродяга Жозе, проснувшийся от его криков. — Это же огненная вода! Безумец, ты спалишь нас всех! Мы сгорим, как чумные крысы!
Жана отвлёк шум с улицы, он бросил насос и огонь испарился. Подбежав к стене, он выдернул тряпку из щели и выглянул наружу. В тот же миг в комнату ворвались разъярённые горожане. Оглушенный ударом дубины Жан упал на землю. Обезумевшая от ярости толпа принялась бить его палками и хлестать кнутами. Они крушили всё, что попадалось на глаза.
— Не трогайте! Что с вами?! Люди?! — прохрипел Жан-Батист.
16
Столяр очнулся привязанный к столбу на городской площади. Люди кидали в него камни, что-то кричали, но он почти ничего не видел — кровь залила глаза. Он не видел дров под собой, не видел, что на соседнем столбе захлёбывается слезами его маленький Марселиньо. Рядом на столбах корчились старик-жестянщик из Лоцио, девушка-стеклодув из Розаны и доктор Моралес, вопящий во всю мочь: «Я не знаю его! Я не знаю его-о-о!!!»
— Смерть чёрному столяру! Смерть чёрному столяру! — скандировала толпа.
На площадь вышел падре Густаву. Он развернул свиток и, держа его в левой руке, правой поднёс ко рту орало. Человек в коричневых одеждах с хищно сверкающими на носу очками стоял неподалёку.
— Чёрный столяр Жан-Батист Котес! — закричал падре. — Священное расследование доказало твоё причастие к занятиям чёрной магией и обвиняет тебя в сговоре с Дьяволом! Подтверждение тому — твои еретические чертежи и записки, найденные при тебе, а так же колдовские злодеяния — мор скотины и гибель людей! — далее падре огласил список умерших и пострадавших в минувшую ночь. — Именем священной инквизиции и властью, данной мне Папой Пием VII, за содеянное я приговариваю тебя, твоих отроков и подельников — к сожжению на костре! Могилы членов твоей семьи будут вскрыты, останки сожжены, а прах утоплен! Церковь на века проклинает твоё имя!
— Чёрный столяр! — сквозь толпу пробился бродяга Жозе. — Я всё видел! Он дьявол, клянусь всеми святыми! — бродяга плюнул в Жана и, обнажив гнилые зубы, безумно заржал.
— Густаву-у-у!!! — взвыл Жан.
Грязное лицо его, обросшее и окровавленное, поднялось. Он плакал с широко раскрытым ртом, роняя слюну, и качал головой.
— Густаву-у-у! Ты же верил мне! За что ты делаешь это со мной, Густаву-у-у?!!
Падре махнул рукой. К столбам подбежали люди с факелами и подожгли хворост. Жан-Батист, искривившись, окинул взглядом площадь и увидел их — стоящих рядом.
— Твой заказ готов!!! Ты слышишь?!! — крикнул он, давясь едким дымом.
17
— Помнишь, Михаэль? «Да будет свет — и стал свет»? — спросил Дьявол, сомкнув руки за спиной.
Жана-Батиста уже приволокли на площадь и привязывали к столбу.
— Бытие, первая глава, стих первый, третья строка... — тихо ответил человек в римских сандалиях.
— Он дал им свет — и я дам им свет! Свет, который будет освещать их радости! Свет, который подарит новые мечты, свет, который поведёт их к новым открытиям! С этого момента начнётся их новый век, брат, так отчего же ты печален?
— Знаешь, Люцифер, — ответил Михаэль, глядя, как на костёр тащат маленького мальчика. — Мне жаль тебя. Когда-нибудь Отец заставит тебя пережить всё то, что испытала каждая замученная тобой душа!
— Я так не думаю! — оскалился Дьявол. — До сей поры от заката до рассвета Он был слеп! Но отныне Он увидит всю чернь излюбленных детей своих!! Все мерзости, творимые ими ночью с распятием на груди!
— Ты так ничего и не понял, брат, — вздохнул Михаэль. — Ты всё еще что-то пытаешься доказать Ему, а Он и так всё знает.
— Тем лучше, — отвернулся Дьявол.
— Твой заказ готов!!! Ты слышишь?!! — крик Жана прервал их разговор.
— Чего же ты ждёшь? — Михаэль, нахмурившись, посмотрел на брата. — Ну же!
Люцифер поднял ладонь, негромко сказал что-то, сжал невидимое и истошные крики объятых пламенем людей оборвались.
— Отец, прими и обогрей души детей твоих, — со злобой прошипел он.
18
В 1812 году бельгийский ученый Баптист-Амбруаз-Марселин Жобар покупает у больной сифилисом бразильской проститутки простынь с любопытными чертежами. В 1838 он изобретает первую в мире угольную лампу накаливания.
В 1880 году американец Томас Эдисон совершенствует лампу на основе угольного волокна. Так же Эдисон изобретает патрон, цоколь и выключатель.
Спустя столетия и по сей день «огненный сосуд» Жана-Батиста Котеса освещает перед Богом весь ночной Мир...
Павел Семененко © 2010
Обсудить на форуме |
|
