|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
А был ли мальчик? Юлия Фурзикова © 2009 Дорога Мой поезд пришел ночью.
Как в сказке, наползла тупая морда тепловоза со слепящими глазами, стук прошел через короткий состав. Проводники в черной униформе маячили в тамбурах, а вдоль вагонов уже бегали рабочие в оранжевых жилетах с фонариками.
У меня был билет в купейный вагон. Кто же купит для практиканта самый дорогой билет. Прежде, чем закончилась процедура проверки билета и выдачи постельного белья, поезд ушел со станции в ночь. Пассажиры спали; никто не ходил по узкому коврику между рядами окон и дверей, нарушая покой слабо освещенного мирка. Мой единственный сосед по купе тоже спал. Наслаждаясь одиночеством, он устроился весьма вольготно: столик был завален всевозможным хламом. Я разглядел даже расческу с волосами в набегающем свете фонарей, и отвернулся.
Ложиться не хотелось.
В туалете тоже все постукивало, поскрипывало и качалось. Из любопытства я прошел над устрашающе грохочущими в тамбуре колесами и оказался в соседнем, плацкартном вагоне. Но проводник изгнал меня из царства сонных босых ног и спущенных с полок простыней. Нечего ехать в вагоне, за место в котором не заплачено. Ладно, мне и в своем неплохо.
Коридор теперь принадлежал не только мне, но и девушке, стоящей у опущенного окна. За окном с ветром и грохотом летела ночь.
— Не спится? — спросил я.
Девушка легко улыбнулась в ответ:
— Хочу сделать снимок.
Картинка за окном была как по заказу: верхушки елок, и над ними — огромная, чуть красноватая, сказочная луна. Девушка успела запечатлеть ее раньше, чем налетел встречный товарняк, обдав нас тепловозной копотью.
Теплая ночь за окном, запахи леса и поезда, прелесть короткой встречи.
— По-моему, это тот же товарный, что и пять минут назад, — сказала девушка, убирая камеру. — Мы едем очень медленно, а он гоняет по кругу. Вы тоже рекламщик? Или вы еще студент?
У нее была красивая улыбка.
— Я не сбежал с занятий, — засмеялся я. — Не хочу на принудительное обучение. Просто у меня практика, я психолог. «Эффект случайного попутчика» — слышали о таком?
— Кажется, слышала, — беспечно ответила девушка. — Я тоже только первый год работаю. Но этот буклет, чувствую, получится как надо... Вот пойдут поезда полностью заполненными, вырастут цены на путевки — тогда тут не очень-то попрактикуетесь.
— Буду успевать сейчас, — заявил я очень серьезно.
Девушка с рекламной улыбкой ушла в сторону вагона, в который меня не пустили. Я смотрел вслед своей ночной незнакомке, так просто превратившей картинку из сказки в страничку для рекламной брошюры. Вздохнул и вернулся в купе, свой дом на ближайшие сутки.
Сосед будто и не повернулся за это время, острый свет фонарей все так же выхватывал из темноты его затылок. Повозившись с постельным бельем, я забрался на законную верхнюю полку, и эта скрипящая, качающая, стучащая ночь стала, наконец, моей.
Я проснулся оттого, что поезд стоял, не заглушая больше стуком колес голосов за стенкой. Разведка показала, что это не станция. Мы стояли в поле с далекой каемкой леса, а голоса означали желание пассажиров выйти погулять, но из поезда никого не выпускали.
Туалетная бумага была жесткой, как мочалка, а мыла не было совсем. Я ухмыльнулся. Турбюро держало обещания, чересчур буквально воскрешая атмосферу начала века.
Теперь, когда наступил день, я мог хоть немного приобщиться к недоступной атмосфере плацкартного вагона — под предлогом, что иду в вагон-ресторан. Здесь царило самое непринужденное оживление, пропитанное запахами лапши моментального приготовления, туалета, огурцов, пота. Проводник разносил чай, ухитряясь таскать сразу по десятку стаканов; кто-то весело орал ему из-за запертой двери туалета: «Да на... да наплевать мне на вашу санитарную зону!» Отгороженная условной стенкой купе, звучала гитара — там, на скромном пространстве умещалось человек пятнадцать. Знакомый напев. Я спросил, не удержавшись:
— Гимн химфака?
— Физтеха.
Пятнадцать пар глаз уставились на меня в веселом недоумении.
— А слова почти те же...
— Ты не из Орска?
— Нет, — сказал я с сожалением.
— Все равно. Слушай, а ты знаешь «Наш факультет за много лет»?
У ребят была поездка, которую государство презентует окончившим первую ступень высшего образования. Мы с друзьями в свое время ездили на неделю в горы.
Через пять минут я пел, втиснувшись на освобожденное место и наскоро подстроившись к незнакомой гитаре. Пятнадцать голосов повторяли слова песенки, которая разлетелась по земле, презирая границы. Я уже не чувствовал себя чужим.
Меня отрезвил взгляд проводника. Проводник многозначительно стоял в проходе и поедал меня глазами, игнорируя робкие возгласы «Человек зашел в гости». Я с сожалением вернул гитару чернявому парню и гордо повернулся к проводнику спиной.
В вагоне-ресторане было тесно. Я с ходу налетел на официанточку с полным подносом еды, да так, что чуть не сшиб девушку на пол.
— Простите, — сказал я, растерянно рассматривая растекавшийся по полу рассольник. Вкусный такой на вид, с перловкой, почками и сметаной — как я люблю. — Я за все заплачу, конечно же...
Очень смущенный, я уселся за столик. Женщина, сидевшая наискосок через проход, смотрела на меня долго и пристально, даже когда остальные посетители ресторана уже устали рассматривать недотепу. Зная по опыту, что в гляделки с ней играть бесполезно, я занялся едой. Поднял глаза, только ощутив помеху, и сказал ей, остановившейся у моего столика:
— Здравствуй, Люда.
Не ответив, она пошла в свой вагон, а я расплатился и спокойно отправился в свой.
Сосед по купе продолжал спать, повернувшись на этот раз на живот, и спал очень крепко, не замечая налетевших откуда-то комаров. Я с отвращением проследил взглядом красноватое брюшко насосавшегося кровопийцы. Становилось душно, хотелось на воздух.
Поезд будто послушался. Заразившийся сонливостью день за окном со скрежетом остановился.
Проводник нашего, последнего вагона выбрался вслед за нами на солнышко, и некоторое время пытался увещевать господ пассажиров вернуться в вагон: поезд ждать не будет! Потом умолк, стоял на насыпи над нами живым укором. Упоительно пахло близкими соснами, шпалами, топливом и металлом. Многократно воспетый поэтами запах дальнего пути.
— Мне показалось, ты меня не узнал, — сказала женщина, смотревшая меня в ресторане.. На этот раз она подошла сразу и устроилась рядом, на приятно теплой земле.
— Ты все-таки изменился, — она опять смотрела на меня пристально.
«Ты поменяешься, — говорила она. — Все они меняются.»
«Конечно, все меняются, — соглашался я. — Каждый день и каждый час. И самым естественным образом.»
— Ты раньше не называл меня просто «Люда».
— Ты здесь... специально?
— Специально, — согласился я.
Пассажиры, прорвавшие заслон проводников, самозабвенно ползали в траве, разыскивали раннюю землянику.
— Ты обещал, — опять не выдержала она. — Обещал меня предупредить заранее.
— Обещал. Ну и что?
— Так не молчи, — она переглотнула.
— Прекрати, Люськина, — сказал я с досадой. — .Откуда такое мнение о собственной исключительности? Я здесь по делу, а не для того, чтобы тебе что-то сказать. Когда будет, что сказать — я скажу.
— Семафор открыт, — отчаянно воззвал проводник.
Она снова уставилась на меня с надеждой и недоверием, эта женщина, с которой я прожил много лет. (Правда, потом я прожил еще больше лет — без нее.) Порылась в кармане и сунула мне конфету. Ее рука дрожала.
— На, ты любишь.
Я сунул в рот приторно-липкую сладость. В самом деле, я раньше любил «Козочку».
Меня спас поезд. Короткий состав лязгнул, стал, снова дернулся, заставив самых отъявленных любителей земляники броситься вдогонку.
— Детский сад! — возмущался проводник.
— Бежим! — сказал я Люсе. — Ну же!
Когда я забрался в тамбур, пропихнув перед собой ее и еще двух смеющихся женщин, поезд набирал ход.
Мое купе было приоткрыто, там переговаривались два голоса; один из них, старческий, высокий, я узнал — несколько минут назад он укорял нас в легкомыслии.
— Вы уж скажите своим студентам, чтоб не слишком буянили. Что вытаскивают из бачков для мусора одноразовую посуду и использованные презервативы, я привык, бог с ними. Но зачем официанток с ног сбивать! Пассажиры задают вопросы...
— Это не я повытаскивал презервативы из бачков, — проникновенно возразил другой голос, молодой. — Ну хорошо, я урезоню... студентов.
— Нелепые ваши задачки какие-то. И ложки с кухни пропадают
Голос двинулся в мою сторону, и я поспешно отошел в сторонку, не слушая дальше.
Расстроился.
Попробуйте-ка сами взять образец у поваров, когда у них до волос не доберешься. Между прочим, на официантку я налетел не преднамеренно. Честное слово. Ужасно обидно.
И все равно, почти засыпался, решая нелепые... нет, просто идиотские задачки по полевой криминалистике. Почему-то в процессе обучения считается полезным отобрать у студента компьютер, дав взамен логарифмическую линейку. Представьте, как на вас посмотрят после того, как вы выхватили из очередных рук очередной стакан из-под чая, чтобы услужливо отнести проводнику? Стакан десятый по счету, а выражение на десятом по счету лице все то же.
Не пробовали выдирать волоски у людей, когда надо это сделать незаметно? Нет, у бодрствующих. Нет, без луковиц не годятся, у меня же лаборатории под рукой...Не пробовали? Или соскоб кожи у них брать? А я пробовал.
Будь я девушкой, у меня был бы еще способ. Вы возразите: не обязательно девушкой быть... Ладно, не стоит о таком
Поезд летел, спеша добраться до обещанной станции. Хлопнула дверь в тамбур, и я почти столкнулся с белокурой девушкой — той самой, с которой беседовал ночью. Она выглядела немного старше при дневном свете, зато теперь я отчетливо видел ее глаза. Она тоже заглянула мне в глаза и спросила участливо:
— У вас неприятности?
Еще несколько секунд я молча ее рассматривал. Потом наклонился и поцеловал в губы. Шлепок, различимый даже на фоне колесного грохота, движение воздуха мимо меня — и я остался стоять в одиночестве, прижимая руку к щеке.
Хорошая девушка. И сильная какая.
Я вздохнул, выбрал синюю упаковку, аккуратно достал тест-полоску и провел по губам впитывающим концом.
Я задумчиво смотрел, как медленно наливаются алым обе полоски — и тестовая, и контрольная.
Мой попутчик по купе был один. Валялся на полке в одних шортах, прикрываясь детективом. Увидев меня, лениво поднялся.
— Разоспался я, — сказал он совсем не покаянно. — Вчера пришлось долго поезда дожидаться, опаздывал. Несомненно, это тоже входит в стоимость путевки. И все равно, хорошая вещь — дорога... — он помолчал, глядя на летящие поля за окном. — А вы гуляли?
— Гулял.
На вид он казался немногим старше меня, а голос у него был поставленный, преподавательский такой голос. Когда инспектора подселяют в одно купе с экзаменуемым, разве это остроумно? Не мне решать, конечно...
Ржавые рельсы вздваивались. С хорошим опозданием мы приближались к станции.
— Я тоже погуляю, — сказал сосед.
— Не спешите, — попытался я удержать его. — Пока еще доползем. Можно, я вас протестирую? Мне материал для курсовой нужен.
— Потом.
— У меня тест интересный, — соблазнял я его. — Сначала читаете отрывок текста. Вот: «На меня уставилась коллекция женских глаз...»
Он ухмыльнулся, сгребая стаканы в красивых подстаканниках.
— Давайте я унесу, — в отчаянии предложил я. Он улыбнулся еще ехиднее и дернул дверь купе.
— Что ж так туго-то! А, ч-черт!
Несколько секунд он созерцал кровь, капавшую из поцарапанных пальцев, потом отодрал от дверной ручки мою колючку и тщательно протер это место носовым платком. Вернулся, уселся на свое место напротив меня, будто сдержанный удав напротив невоспитанного мышонка.
Я вздохнул и стал смотреть в окно.
Станция называлась «Копеечка» — если верить вывеске напротив нашего окна. По расписанию это была Лисья Щель. На соседнем пути стоял состав с вагонами-цистернами. За цистернами, как раз напротив магазина «Копеечка», торчало здание в сталкерском стиле, с навесной хлипкой лестницей и балконом. На балконе, прямо над цистернами, толстая тетка курила тонкую сигаретку.
— Много вам еще осталось? — спросил меня попутчик скучным голосом.
— Только вы, — ответил я еще более уныло.
Толстая тетка ушла в здание, швырнув окурок вниз. Мой преподаватель с интересом проследил глазами судьбу окурка и заявил:
— Вы переигрываете, гоняясь за мной. Довольно уже было тестов, включая кровь из комарика... как, кстати, с комариком? Положительный или неопределенный?
— Вы тоже переигрываете, — дружелюбно возразил я. — Я понимаю, что у вас традиции и студентов необходимо разыгрывать, но ваша расческа с волосами... фу. Я поначалу думал, вы мне подставили затылок, на который пересажены чужие волосы...
Он с забавным испугом потрогал затылок. Снова стал серьезным.
— Психолога вы изображали бездарно, скажем прямо. И в целом работали неряшливо.
Возражать было глупо. Встречный состав за окном медленно пополз. Как будто поехали мы.
— И, извините меня, прикидываться тупицей тоже надо правдоподобно. Результаты еще не оформил, конечно?
Он взял пачку аккуратно сколотых тестов. Я внутренне ухмыльнулся. Формально зачет принимает он, но задание я получил от своего бывшего начальства. Собственно, я и специальность выбрал не сам. Пройду переподготовку, сменю работу в канцелярии на более живую, только и всего. Как «шпионский» метод обследования ненавязчиво сменял прежнюю форму генетического контроля и фразу «вашу руку, сударь». Сто лет назад эта фраза вызывала совсем другие эмоции.
Мой экзаменатор развернул планшетку, ввел раскодировку с листка, где подколот был положительный тест. Сказал удивленно:
Паева Людмила Евгеньевна, девяносто три года, красный код... Паева?
Моя бывшая жена, — подтвердил я. — Нет, это не проверка на благонадежность. Это... связано с ее нелюбовью к официальным обследованиям.
— Давайте вашу зачетку, — холодно сказал преподаватель. — С вас оформленный отчет.
С облегчением я забрал зачетную книжку.
— Она лишена права на полную заместительную терапию, — не удержавшись, буркнул он.
— Что? — повернулся я к нему.
— Ничего.
Очень разумно — не спорить с работником генконтроля. Интересно, я и зачет получил только поэтому? Ладно, какая мне разница.
Я подумал о своей жене, которая сейчас смотрит на отсветы дикого, не городского заката через окно своего дорогого плацкартного вагона. Считается, что на заслуженном отдыхе надо отдыхать активно. Но на ее месте я выбрал бы другой вид отдыха.
Упрямая Людмила. Наотрез отказалась от аборта. Либо второй ребенок — либо вторая жизнь.
«Хочешь, я тоже откажусь от этой заместительной терапии», сказал я тогда, и ждал в тайном испуге: вдруг она не станет меня отговаривать? Все-таки я был ужасным эгоистом.
— Позвольте воспользоваться вашим компьютером, — сказал я.
Пожав плечами, экзаменатор смотрел, как я ввожу базу шифр еще одного тестового листа.
— Смотрите.
— Код — желтый... — он поднял одну бровь.
— Будет зеленый, когда результат теста перепроверит комиссия. Тут ничего не поделаешь. Меня не заставили бы просто так проверять ее на биологический износ. У нас тоже люди работают.
— Я рад, — сказал он неловко. Потом улыбнулся по-настоящему, с облегчением:
— Зачетку не забудьте.
Он вышел. Мне тоже стало душно в купе. Свою работу я уже выполнил.
Выбравшись в тесный коридор, я в последний раз дернул дверь купе и зашипел от боли. Моя колючка была приклеена к ручке с другой стороны.
Странные все-таки шутки у преподавателей, тоже недавно прошедших полную заместительную терапию...
В тамбур через открытую дверь ворвался ветер. Поезд едва полз вперед. Ветер и вечернее небо. Я засмеялся и выпрыгнул в высокую траву.
С Людмилой пусть говорят другие. К тому же она действительно не любит медицинских обследований и наверняка с недоверием отнесется к предстоящей процедуре. Как бы я ни повторял ей, что память и личность сохраняются полностью. Сколько бы не описывал, как это здорово. Да и можно ли описать всю прелесть обновленного мира? Но она не сможет отказаться, когда узнает, чем выкуплено ее право на новую жизнь. Взамен я терял право на еще одну жизнь. Такой выбор дается не всем, но наши сотрудники традиционно получают подарок на день «рождения».
Вагон остался за спиной — уютно засветившийся ряд окошек.
Нет, зря я ворчал. Все-таки очень славный туристический маршрут. И интересная работа.
Я шел по ночной Земле, впитывая звуки и запахи.
Юлия Фурзикова © 2009
Обсудить на форуме |
|
