|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
А был ли мальчик? Джон Золотов © 2009 NeoRevolution Началось это еще в прошлом веке. Новый строй, как это принято при любой смене власти, с маской благодушия и всепоглощающей любви к народу втаптывал в грязь строй старый. Все, что было раньше, презиралось и уничтожалось, высмеивалось и забывалось. Никто не рассматривал ценность старого, никто не думал о последствиях. Как неизбежный результат, опьяненный новыми возможностями народ бросило из одной крайности в другую. Из завуалированного рабства к показному беззаконию. То было время смуты, хаоса и фальшивой свободы.
Потом, когда прошла первая волна эйфории вседозволенности, успокоились, хватились, осмотрелись и обнаружили страну в руинах. Нет, то были не руины городов или заводов. Тогдашние лидеры недоуменно и осторожно брели по развалинам экономики и думали, наверное, как же это все вышло. А может и не думали. Время от времени кто-то делал неосторожное движение или неуклюжую попытку что-то исправить и под ногой хрупал еще один стеклянный осколок того, что еще можно было склеить, а если не склеить, так хоть оставить в относительной целости. И пока одни пытались что-то исправить, другие обещали исправить все. Народ, как водится, скорей поверил бы магу-шарлотанчику с его балаганными трюками, чем собственным глазам. Так и случилось. То было время ложных обещаний, пустых надежд и фальшивой свободы.
Увлекшись борьбой за власть и латанием дыр в бюджетах, штурманы того времени не заметили одну немаловажную пропажу. Они потеряли поколение. Целое огромное поколение, выросшее среди кризисов, дефолтов, инфляции. Они не знали старых идеалов потому, что их уничтожили, а новых не знали потому, что их никто не подумал создать. В результате у поколения не было цели, а природа, как известно, пустоты не приемлет. Там, где чего-то нет, всегда появляется что-то другое и этим другим стала бумажка. Обычная зеленая импортная бумажка с изображением человека, о достижениях которого мало кто знал достоверно, да и знать никому не хотелось. Зато все были уверены, что этих бумажек много не бывает, и у кого их больше — тот и счастлив. И сотни тысяч людей, очертя голову, бросались в омут новой тогда рыночной экономики, только чтобы убедиться, что это не так. Но уйти омут не давал никому, затягивая все новых ловцов зеленого хрустящего счастья и разрастаясь до катастрофических размеров. То было время растерянности, беспредела и фальшивой свободы.
Наконец ситуация стабилизировалась. Уличных бандитов сменили бандиты в погонах, мелких жуликов — жулики назначенные. Каждый день по гипноящикам рассказывали, как все стало замечательно. И, как это ни удивительно, народ, по началу, внушению поддавался, соглашаясь, что раньше было плохо, потом снова плохо, теперь терпимо, а вот к такому-то году (дата все время менялась) заживет он — народ то есть — сказочно, припеваючи. Реально же не делалось ничего. Власть укрепляла власть. С шумом и гамом, чтоб на всю страну, арестовывала воров и тут же сажала на их теплые места других воров, но своих. И обещания лились бурным водопадом. Обещания, обещания... То было время лжи бесстыдной и неприкрытой, наглости за гранью человечности и фальшивой свободы.
Но история... Да что там история? Само мироздание не раз доказывало, что не бывает ничего вечного. Чаша народного терпения должна была переполниться. Должна была потому, что мир реальный уже давно вступил в конфликт с миром навязываемым, воображаемым, придуманным чьей-то больной фантазией. Потому, что человеческая вера тоже имеет предел, и когда в телевизоре говорят, что жить становится все лучше, а человеку нечего поставить на стол, он начинает подозревать, что что-то здесь не так. Чаша должна была переполниться, и она переполнилась. Волнения охватили страну. Бунты, забастовки, митинги — это было только начало. Революция была неизбежна. Наставало время перемен, больших возможностей и свободы истинной.
Уже тогда, в преддверии этих событий я был тем, кем стал потом и кем до сих пор и являюсь — никем. Студент на факультете психологии. Казалось бы, вот было время без забот, а нет. Уже тогда я остро чувствовал, как закипает мир вокруг. Пока еще медленно, мелкими пузырями. Люди вокруг делились на два сорта: тупые куклы, дни и особенно ночи проводящие в клубах и пропивающие там последние мозги, и радикалы — люди если не умные, то не безразличные. Последние, надо полагать инстинктивно, предчувствуя что-то неведомое, сбивались в небольшие группы, пока еще не зная, для чего они это делают.
Я был одиночкой. Старался держаться подальше и от тех и от других. Но всегда и за теми и за другими присматривал. И когда радикалы стали забрасывать яйцами политиков, и когда разбушевавшееся быдло разгромило здание суда, я наблюдал, подмечал реакции, но не вмешивался. Берег себя для настоящего дела.
А настоящее дело нашло меня само. Некто, называвший себя Вакуум, свел меня с подпольем. Подполье было не многочисленным, но я-то до сих пор думал, что его не существует вообще. Мне дали кличку Перо (в честь толи письменного прибора, толи ножа, толи намекая, что перо должно разить не хуже ножа) и поручили моим заботам редакцию подпольной газеты «Истина», впоследствии переименованной в «Революционную истину».
Удивительно, как правильное слово, сказанное в нужном месте, в подходящее время может раскрыть глаза, вызвать панику, страх, а главное — гнев. Мы не делали ничего, только рассказывали людям правду. Возможно, приукрашенную, преувеличенную, подкорректированную, но все-таки правду. И еще мы приучали народ к мысли о неизбежности революции. Вернее, сначала пришлось приучать к возможности революции, когда это удалось — перешли к ее неизбежности. Вакуум же занимался делами более рискованными — подбором сторонников и открытыми провокациями. Давление в паровом котле общества уже подскочило до взрывоопасного уровня. Один выкрик: «Нас обманывают!» или «Наших бьют!» мог привести и приводил неоднократно к бунту.
Число наших сторонников росло с каждым днем. Это было хорошо с одной стороны и очень опасно с другой. Я понял это вовремя, когда Вакуума взяли по сфабрикованному делу, связанному с его работой-прикрытием. Конечно, это могло быть чудовищным совпадением, но в совпадения я никогда не верил. Пришлось исчезнуть. И вовремя. В следующие три месяца волна арестов прокатилась по всей нашей организации, сметя верхушку и всех самых активных агентов. Удар был страшен. Подполье рассыпалось как карточный домик. И когда я вернулся, оказался главным. Потому, что больше главным быть было некому. Король без королевства и свиты. Все пришлось начинать сначала.
К счастью, общество у нас невероятно инертно. И раз разогнанный вал бунтов остановить очень трудно. Страна кипела, искрила и гудела. В столицу была введена армия. Неотвратимость революции, наконец, поняли и правители. Взрыв был неизбежен, и кто останется после него стоять — мы или они — во многом зависело от меня.
Я подошел к вопросу более осторожно, чем старое подполье. Только самые нужные и самые проверенные. Тщательно разработанные планы, проверять которые не было времени. Захват правления, дорог, СМИ. Рискованные операции типа штурма тюрем ради освобождения сторонников было решено отложить. Кровопролитие было неизбежно, но только на старой крови взрастает новая жизнь, так я тогда считал.
На площади собралось не менее двадцати тысяч человек, доведенных до отчаяния. Путь им преградили танки и армия. Мои люди были на позициях, готовые раздавать с невероятным трудом добытое оружие. Бунтующие выкрикивали в мегафоны требования, солдаты приказывали всем разойтись, революционеры ждали сигнала — взрыва. Взрыв должен был произвести я. Образовать брешь в наскоро увитой колючей проволокой стене, снести укрепленные ворота здания правительства. Но я ждал. Ждал, поигрывая детонатором. Я чувствовал, что стоит нажать кнопку и мир навсегда изменится. Потому я не торопился ее нажимать.
И именно тогда пришла Революция. Пришла, хотя никто ее не звал. Я бросил детонатор, вынув предварительно батарею на всякий случай. Вероятно, я был первым, кто это почувствовал. Все еще только начиналось, а я уже чувствовал, что все закончилось. Я вылез из своего убежища и пошел, раскинув руки навстречу ощетинившимся стволами людям. Они окружили меня и... тоже почувствовали. Подобно взрыву, который так и не прогремел, это чувство передалось, разлетелось в стороны, пошло по людям. И люди, в изумлении застыв, опускали автоматы и бросали камни. Революция. Без крови. Без жертв. Она происходила не на площади, а в сознании. Все прежние проблемы враз показались пустяками. Все обиды забылись. Боль, злость и ненависть ушли навсегда.
Впоследствии я посвятил много лет изучению Революции. Времени теперь было предостаточно. К сожалению, на раннем этапе меня опередил западный коллега, доктор Макмэдисен. Он и дал название явлению. Впрочем, оригинальностью британец не отличился, и его окрестили «NeoRevolution».
Много жарких споров спустя, мы все еще мало что знали достоверно о Новой Революции. Но мое мнение осталось неизменным. Революция — этап эволюции человека. Эволюция всегда проходит болезненно. Когда человек эволюционно растет, рано или поздно он дорастает до предела своего нынешнего состояния. Упирается в этот предел. Ему становится больно, тесно, напряжение нарастает, предел ломается и происходит переход. От чего к чему? Я бы сказал от человека индивидуального (homo individus) к человечеству нераздельному (не путать со стадным инстинктом прошлого).
С другой стороны, некоторые мои коллеги считают это явление всего лишь массовым сдвигом сознания в область высокой личной ответственности людей и полагают его временным. Кое-кто винит (или благодарит) некий неизвестный вирус, поразивший область мозга, отвечающую за тягу к насилию. И совсем уж большие фантазеры видят воздействие инопланетного разума или божественное проведение.
Как бы то ни было, Новая Революция свершилась. Она вокруг нас, внутри нас. Человечество забыло о войнах, преступлениях, конфликтах и всецело стремится в будущее, чтобы узнать неизвестное и познать непознанное. Мир (ставлю свою репутацию) уже никогда не станет прежним.
Доктор неопсихологии.
Возможно, первый адепт неореволюции,
Александр «Перо» Акимов. Джон Золотов © 2009
Обсудить на форуме |
|
