|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
А был ли мальчик? Марк Ли © 2009 Шесть дней Пролог.
Ничто не вечно во Вселенной. Языки пламени, терновым венцом окутывавшие умершую планету, сменились огненными реками, лениво впадавшими в океаны расплавленной магмы на её поверхности. Безбрежные огненные просторы, пережив миллиарды обжигающих приливов и шипящих отливов, испарились без следа, оставив лишь голые необозримые пространства матово блестевшего камня.
По меркам мироздания прошло совсем немного времени, и плотная пелена повисшей над поверхностью вулканической пыли осела, открыв безразличному взору космоса серый безжизненный шар. Всё, что осталось от Земли — единственной во Вселенной планеты, рискнувшей стать колыбелью живой материи. Материи, которая в мгновение ока прошла путь от одноклеточной водоросли до сложного мыслящего организма, а в следующее мгновение с удивительной изобретательностью уничтожила себя в чудовищной мясорубке столь же бессмысленной, сколь и беспричинной войны. Хотя, можно ли назвать беспричинным стремление одной живой клетки сожрать другую и тем самым продлить свое существование, диким первобытным образом доказать свое торжество в природе?
Однако, во Вселенной не вечно ничто. Оплавленный камень мертвой планеты вновь покрылся зеркалами морей и океанов, в неспокойную поверхность которых каждую ночь с опаской вглядывалась обезображенная кратерами бомбардировок Луна — такую цену заплатила романтичная спутница планеты за свою верность.
Под пристальным взглядом Луны и Солнца ночь сменялась днем, десятки дней сменялись десятками ночей, миллионы трудолюбивых волн изменяли очертания пустынных береговых линий. И, наконец, впервые за чудовищно огромный промежуток времени над поверхностью океана, словно бесплотный дух, пролетел автоматический зонд.
Датчики показали, что можно запускать процесс, нерушимые механизмы в точности выполнили заложенные в них программы, и спустя необозримое количество лет в кромешной тьме сверхпрочного подземного убежища вновь прозвучала речь живого существа:
— Свет! Включите свет!!!!
День первый.
Он парил в мягком поддерживающем поле саркофага-реаниматора и наслаждался постепенно возвращающимся контролем над телом. Ощутил легкое покалывание в пальцах рук и через минуту смог ими пошевелить, обрел ноги, несколько раз согнул и разогнул колени. Казалось, он чувствовал, как возвращается к жизни мельчайшая клеточка его организма. Жутко зачесался нос. Он поднял руку, с непривычки ткнул себя пальцем в глаз, но уже вторым движением с наслаждением почесал переносицу и сел. Ровно, как и многие тысячи лет назад гудели механизмы вечного и неразрушимого Приюта. Последнего Приюта построенного Разумом, незадолго до того, как он стал Безумием.
Он попытался вспомнить, кто он и как его зовут и не смог этого сделать. В голове роились миллионы имен, но ни одно из них не было единственно правильным. Крупнейший физик планеты, смешной толстяк, прячущий обширную лысину под единственной седой прядью чудовищной длины растущей прямо над правым ухом; гениальный химик, молодой человек с угольно черными глазами; выдающийся инженер неопределенного возраста, чьи длинные тонкие пальцы находились в постоянном нервном поиске какого-то несуществующего на его теле объекта... Миллионы лиц, профессий, привычек... Миллионы личностей бывших одновременно и им и не им...
— Ну, что? Пора за работу, дружище. У нас не так много времени!
Сквозь мешанину образов прорвался властный голос, принадлежащий высокому блондину с тонким, словно сделанным при помощи опасной бритвы ртом. Вместе с голосом и портретом всплыл и титул — Старший смотритель.
— Для начала проверим, уцелели ли автоматы. Иначе все, что мы уже сделали, не имеет смысла. Инженер, вы здесь?
В безмолвный диалог вмешался новый голос:
— Давно жду своей очереди!
В голосе Инженера прорезались нотки удовольствия
— Попробую прогуляться до пульта. Черт подери, до чего же приятно снова топать на своих... ну почти своих, двоих!!
Его пальцы неожиданно обрели собственную жизнь и лихорадочно запорхали над пультом управления. Подчиняясь их воле, на поверхности проектора возникло голографическое изображение планеты. Ее поверхность, словно пчелиными сотами, покрылась мелкой светящейся сетью. В углах ячеек стали возникать светящиеся точки, их становилось все больше.
— Процент потерь в пределах допустимого. Констатирую работоспособность системы.
— Отлично, дружище! Позвольте заметить, я никогда не сомневался в вашем инженерном гении.
— Спасибо, Старший. Думаю пора передать слово нашему дорогому Астроному.
В оркестре голосов появилась новая скрипка. Причем скрипке этой давно и настоятельно требовался настройщик. Дребезжащий старческий тенор, вызвавший в его воспоминаниях стоячий крахмальный воротничок над тонкой морщинистой шей, безапелляционно заявил:
— Это никуда не годится! С такой скоростью вращения мы никогда не добьемся приличного суточного ритма! Необходимо ускорить...
— Что скажет Инженер?
— Вполне по силам...
— Тогда приступайте!
Быстрые пальцы взяли несколько уверенных аккордов на клавиатуре пульта. Некоторые точки погасли, некоторые разгорелись ярче.
— Процесс запущен, Старший.
— Сроки реализации?
— Приблизительно десять тысяч лет...
— Степень погрешности?
— Плюс-минус две тысячи...
— Приемлемо... Ну что ж, нам снова пора спать. Доктор, все ли готово к анабиозу? Как функционирует система жизнеобеспечения?
Возник еще один, мягкий, как вата, голос.
— Не волнуйтесь, Старший, все будет хорошо...
Статическое поле вновь приняло в свои надежные объятия Того, кто не знал своего имени. Он почувствовал тепло и стал мягко проваливаться в темноту, из которой торжественно прозвучал тихий шепот Старшего.
— Спокойной ночи, коллеги. Наступил вечер, будет и утро.
Сны
Бесконечную тьму и безмолвие Его небытия прорезал звук. Трубный рев погибающего животного властно бился в ушах, нарастал и, наконец, на высшей отчаянной ноте оборвался, уступив место лавине зрительных образов. Животное агонизировало. Огромный мохнатый монстр зарылся белоснежными причудливо изогнутыми бивнями в иссиня-черный грунт свежевырытой ямы-ловушки. Последние нервные импульсы все еще заставляли судорожно подрагивать мощное тело, но в больших и неожиданно умных глазах уже царила пустота смерти. Острый осколок скалы, сверкнув в воздухе искорками вкрапленного кварца, ударил великана по голове — из рваной раны на темную шерсть брызнула кровь. Еще один рассек роговицу глаза. Зверь давно затих, но камни продолжали падать, нанося ужасные, но совершенно ненужные уже раны. Грязные двуногие существа на краю ямы без устали поднимали и с хриплыми криками бросали вниз все новые снаряды, безумным хохотом празднуя наиболее ужасные увечья, которые им удавалось нанести. Он был среди них. Не обращая ни малейшего внимания на порезы и обломанные ногти, он вырывал из земли наиболее увесистые глыбы и ранил, кромсал, уничтожал уже утратившую возможность ощущать боль плоть... Неожиданно, на уже облюбованном им осколке сомкнулись чужие руки. Он поднял голову. Спутанные волосы, оскаленные гнилые зубы, горящие слепой жаждой разрушения глаза. В этих глазах он увидел собственное обезображенное той же жаждой отражение. И тогда он изо всех сил потянул на себя, а когда противник, потеряв равновесие, рухнул на колени, резко опустил камень. Толпа вокруг восторженно ревела, но он ее не слышал — так громко хрустели кости черепа под новыми все более сильными ударами, так упоительно разливалась по телу радость победителя, сознание собственной силы, силы могущей отнимать чужие жизни. Еще один удар и фонтан горячей, еще живой крови тугим бичом ударил его по глазам, застилая все вокруг сплошной багровой пеленой...
День второй.
Чужие голоса, среди которых не было его собственного, гудящим пчелиным роем снова заполнили Его сознание.
— Сны? Это абсолютно исключено! Поймите, при такой стадии анабиоза это просто не возможно!
— Однако, это так милейший Доктор.
— Этого не может быть, Старший! Потому что... потому что этого просто не может быть!
— И, тем не менее, это есть...
— И, тем не менее, этого не должно быть! Современная наука...
— Она больше не современная, Доктор...Ей уже столько лет, что и подумать страшно. А вспомните-ка, каким откровением для нашей древней науки был тот факт, что плод в утробе матери тоже видит сны?
— Некорректный пример, господин Инженер. Состояние глубокого анабиоза — отнюдь не похоже на стадию внутриутробного развития мозга. На 99-ть и 9-ть в периоде — это смерть. Вернее не смерть, а умирание, одно мгновение до смерти, которое нам удается растянуть на многие и многие миллионы лет, а затем дать процессу обратный ход.
— Значит, это так называемые предсмертные видения...
— Да нет же! Если вы в свое время читали мои труды по механике смерти, вы должны знать, что предсмертные видения всего-навсего воспоминания. Приведу более понятный вам пример — это, своего рода, просмотр файлов в процессе полного и окончательного их стирания. В этой стадии человек видит лишь то, что когда-то уже видел, что-то, что происходило лично с ним. Мозг уже не способен к творчеству. А здесь мы видим четкую и яркую фантазию.
— Возможно, это сцена из однажды просмотренного фильма?
— Скорее уж из фильма, в котором довелось сыграть главную роль. Ведь он не просто смотрел на события, он в них участвовал! А этого как раз и не может быть!
— И именно это, как раз произошло. Возможно, Доктор, вам необходимо добавить к вашей книге новую главу.
— Я оценил вашу иронию, господин Химик. Но повторяю еще раз — это не возможно!
— И каковы ваши объяснения?
— Скорее всего, мы имеем дело с небольшой неисправностью саркофага. За столько лет микроскопическая неточность в настройках могла перерасти в ощутимую погрешность.
— Я понял вас, Доктор. Как только мы закончим с основной задачей дня, прошу вас провести полную диагностику и отладку устройства. Помните, что именно от его работы, зависит конечная цель нашего предприятия.
— Понял вас, Старший.
— Ну, вот и прекрасно! А теперь мне хотелось бы услышать нашего Биолога. Все ли готово к посеву?
Рокочущий бас, послуживший ответом на этот вопрос, мог бы заставить неразрушимые стены Приюта треснуть, но, к счастью, звучал он только в пределах черепной коробки единственного на планете живого существа.
— Ну-ка, дружище Носитель, хватит возлежать в этом гробу и слушать научные теории нашего уважаемого некроманта. Вставай, делай зарядку и марш за пульт!
Он осознал, что двигательные функции снова вернулись к нему, затем чужая воля заставила его встать, размяться и подойти к пульту.
— Итак, повторяю вопрос: мы готовы посеять жизнь?
Его пальцы снова выполнили необходимые эволюции над сенсорами пульта. Бас Биолога возвестил:
— Посеять то мы посеем, да только при такой солнечной радиации у нас ничего не прорастет.
— Озоновый слой?
— Именно! Он нам нужен, но его у нас нет.
— Господин Химик?
— Нужен — будет. Биолог, вы не могли бы подвинуться? Мне необходим пульт и немного времени для расчетов.
Химик непринужденно перехватил управление и принялся трудолюбиво охаживать пульт. При этом светило давно умершей науки тихонько причмокивал, как карапуз, обрабатывающий немногочисленными молочными зубами щедро презентованный родителем леденец.
— Готово! Будет нам природный фильтр. Ну конечно не сразу. Придется подождать пару-тройку тысяч лет... но с другой стороны мы и больше ждали.
— Пара тысяч ответ не конкретный!
— Конкретный внесен в общую память.
— Хорошо. Доктор запрограммируйте будильник исходя из данных Химика.
Из глубин ваты раздался бодрый возглас.
— Уже запрограммировал, Старший! Так что нам пора баиньки. Единственное, чего я прошу — 15 дополнительных минут на отладку и тестирование постельки. Об остальном поговорим утром...
Сны
Длинная вереница обнаженных, согбенных в немой покорности спин, казалось, уходила за горизонт. На самом деле горизонт был гораздо выше, но для того, чтобы это осознать, нужно было поднять голову. Этого Он сделать не мог. По той простой причине, что и сам шагал в этой голой, потной, дышащей трусливой тупой безысходностью цепи, надежно скованной медными, окислившимися от обильного пота и бесчисленной крови кандалами. И еще надежнее соединенной общим и всемогущим чувством бесконечного отчаянья. В нос омерзительно шибануло жуткой смесью выпитого только что прокисшего пива, сожранного накануне чесночного супа, никогда не мытых подмышек и отвратительным кисло-сладким запахом мертвечины. В воздухе свистнуло, и первый из шагавших рабов пронзительно и совершенно по-женски взвизгнул. Здоровенный надсмотрщик, растянув в ухмылке толстые обветренные губы, сматывал длинный увенчанный на конце медным набалдашником кнут. Колонна остановилась. Надсмотрщик, не прекращая ухмыляться, достал из кожаных ножен короткий меч, очертил на песке круг и стал в его центре. Сознавая собственное бесконечное превосходство над тощими, окровавленными, голыми пародиями на людей он крепко уперся мускулистыми ногами в земную твердь, снял с шеи длинное, составленное из человеческих ушей разной степени разложения, ожерелье, потряс им в воздухе и издал дикий звериный крик. Это было приглашение на поединок. И тогда Он встал. Предчувствующие потеху охранники ловко сняли с него кандалы. Безоружный, изможденный, Он вошел в круг, живым из которого должен был уйти только один.
Горсть песка, незаметно подобранная еще тогда, когда он стоял на коленях, сделала свое дело. Надсмотрщик инстинктивно заслонился державшей меч правой рукой. Он нырнул под нее, изо всех сил сжал волосатое предплечье, словно страстная возлюбленная оплел ногами сильный торс и вцепился кровоточащими от цинги зубами в заросшее клочковатой бородой горло. Гигант забулькал как котел с подоспевшим гуляшом и покачнулся. По-звериному перебирая челюстями, Он добрался до твердого бугра адамова яблока, изо всех сил стиснул на нем зубы и рванул... Соленая струя обожгла гортань. Надсмотрщик обмяк и с затихающим хрипом опустился на песок. Рабы восторженно взвыли, охранники почтительно зацокали языками. Он, впервые за несколько месяцев, выпрямился в полный рост, с хрустом расправил плечи, размазал по лицу густую красную кровь и страшно захохотал. Затем Он подобрал валяющийся неподалеку кнут и с наслаждением нанес свой первый удар. На спине раба, еще недавно бывшего его соседом в колонне, вспухла ужасная кровавая полоса. Он захохотал еще громче...
День третий.
— Кто я?
Этот вопрос раскаленным прутом жег его до сих пор не осознавшее себя сознание.
— Кто я?!
Он силился найти ответ и не мог этого сделать.
— Да кто же я, черт подери?!!
Время стремительно уходило, но ответ так и оставался за пределами понимания. Пройдет еще несколько минут, и назойливые голоса вернутся, снова затопляя собой его мозг. Чужая, теперь он уже в этом не сомневался, чужая воля заставит его встать и выполнить четко запрограммированную последовательность действий, цель которых была так же далека от понимания, как и ответ на мучащий его вопрос.
Несколько мгновений он еще боролся, но затем Старший бесцеремонно ввалился в его мятущиеся мысли. В холодном металле его голоса легким налетом ржавчины звучало удивление:
— Доктор! Вы здесь?
— А где мне еще быть, по-вашему? На утренней пробежке?
— Доктор, этого, конечно не может быть, но мне кажется, он сопротивлялся... Это длилось не больше секунды, но могу поклясться, что это действительно было!
— Что-то мы слишком часто повторяем эту фразу... «Не может быть»... Ведь по большому счету и мы с вами существуем за пределами возможного... А за этими пределами может случиться все, что угодно...Даже, простите за каламбур, невозможное... Нас не должно быть, но мы есть... Носитель не должен видеть сны, но он их видит... Мы все их видим, черт побери...
— А теперь он стал сопротивляться контролю... Носитель стал осознавать себя как личность?
— Проще всего было бы ответить «этого не может быть», но мы уже убедились в ошибочности этой аксиомы...
— А значит, в нашем милом общежитии скоро появится новый жилец...
Феноменальный бас Биолога вклинился в разговор и завершил фразу инфразвуковыми раскатами хохота...
— Скорее не жилец, уважаемый Биолог, а хозяин... И мне кажется, ему может не понравиться наше вынужденное соседство... Что скажете, Доктор?
— Скажу, что не стоит драматизировать ситуацию... Полное стирание личности, уж простите за еще один неуклюжий каламбур, никогда не бывает полным... Всегда остаются, так сказать, фантомные боли... Осколки былого сознания... Рефлексы... Его глубинная составляющая. Я подозревал, что по истечению достаточно долгого времени, а с этим компонентом у нас недостатка нет, эти осколки могут собраться вместе... Если хотите, назовем это протосознанием. Пожалуй именно с этим связаны странные сны которые мы с вами видим и некоторая задержка при установке контроля над функциями мозга.... Но уверяю вас, на большее наш Носитель не способен... Даже если в его распоряжении будет вечность...
Раздался звук лопнувшей автомобильной покрышки — Биолог нетерпеливо кашлянул:
— Мне не хотелось бы проверять ваше утверждение насчет вечности, уважаемый эскулап... Что у нас с озоновым слоем?
Младенческое причмокивание возвестило о вступлении в беседу Химика. Он заставил Носителя подойти к пульту управления и после некоторой заминки бодро возвестил:
— Все в норме, Биолог! Можете приступать к посеву!
— Вот это действительно хорошая новость! И произведу я траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод в котором семя по роду его! Ну и еще много чего произведу! И увидите вы, что это хорошо! А затем мы отправимся спать и, как оказалось, видеть сны... Надеюсь, они будут приятными...
Сны
— Братья и сестры мы собрались здесь не для того, чтобы судить эту женщину! Но чтобы спасти ее! Видит Бог — в наших сердцах нет жестокости, но есть милосердие! Ибо только пройдя через очистительный огонь отринет она искусы бренного тела и сосуд дьявольский исторгнет из тенет своих чистую душу... Так преисполнимся же милосердия и простим ей прегрешения, сотворенные по наущению Люциферову! Зажжем огонь, братья и сестры! Ибо коварен Диавол, но бессилен перед пламенем истинной веры!
Румяный толстяк в коричневой рясе обвел замершую в предвкушении зрелища толпу пылающим взглядом маленьких глубоко посаженных глазок, ткнул пухлым грязным пальцем с обкусанным ногтем в плотно обложенный вязанками хвороста столб и на неимоверно высокой ноте взвизгнул:
— Зажжем огонь!
Привязанная к столбу женщина молчала. Голос давно покинул ее. Покинул еще там, в темном подвале, где трудолюбивый палач методично выбивал из нее путанные признания абсурдной вины. Покинул с последним криком горького изумления, когда ей показали свидетельские показания... Лживые показания, которые Он дал не под пыткой, но при одной лишь мысли о возможности таковой...
— Зажжем огонь, братья и сестры!
Женщина на столбе смотрела. Смотрела прямо на него. И этот взгляд жег его душу сильнее, чем жгли руку капли смолы, падающие с зажженного факела. Не ненавистью, не презрением, не предсмертным проклятием преданного чувства жег этот взгляд, а пониманием, любовью и прощением...
— Зажжем же огонь!!!
И тогда он опустил голову и слепо ткнул факелом в ближайшую сухую вязанку. Ткнул в тщетной надежде, что жар аутодафе сможет заглушить чувство, ледяным огнем охватившее его бессмертную, но трясущуюся от животного ужаса душонку — чувство безмерного стыда и отвращения к себе.
Сухой хворост занялся мгновенно, и горячие языки костра вплелись в рыжее пламя ее волос...
День четвертый.
— Я — это «Мы»... Но кто «Мы» такие? Отдельные грани, составляющие моё «Я»? Отдельные «Я» оттисками сознаний живущие в биологической машине моего мозга и дающие в сумме «Нас»? Возможно... Но где «Я» среди них? Почему мне так сложно отыскать свою индивидуальность? Почему я не могу вспомнить свое, именно свое, имя? Нет... Я — это не «Мы»... Я — нечто большее, нечто гораздо большее! Я — это...
— Доброе утро, всем! Доктор, вы заметили, что в этот раз установить контроль было еще сложнее?
— Вы правы, Старший, но я в очередной раз повторяю — нам не о чем беспокоиться.
— Разрешите вклиниться в ваш, без сомнения, интересный разговор и сообщить, что нам не только не о чем беспокоиться, но даже есть что отпраздновать!
— Господин Биолог, вы хотите сказать, что...?
— Все принялось, развилось и эволюционировало, Старший! Флора в полном порядке и теперь я не прочь заняться фауной! Расплодим же скотов, и гадов, и зверей, и птиц, и даже ближайших родственников нашего почтенного Доктора... Я имею в виду конечно высших приматов...
— Замечательный образчик сомнительного юмора, господин Биолог!
— Не обижайтесь, дорогой мой! Просто у меня сегодня замечательное настроение! Люблю, когда все идет по плану.
— Извольте заняться этим, господин Биолог. А с вами, Доктор, я бы хотел обсудить природу этих странных снов... Если уж вы не в состоянии внятно объяснить откуда они берутся, то хотя бы ответьте, почему они столь жестоки? Я бы сказал отвратительно жестоки...
— Рискну только предположить... Видите ли, мы с вами вынуждены видеть сны порожденные протосознанием, глубинной основой нашего биологического вида... И видимо, основным компонентом этой основы являются страх, жестокость и желание доминировать...
— Чушь! Вспомните нашу культуру, искусство, религию в конце концов!
— А теперь, Старший, вспомните, почему мы все это потеряли...
— Война...
— Да война! Огромная война явившаяся апогеем наших страхов, амбиций и тщеславия! Война, породившая такие образцы жестокости и человеконенавистничества, что даже сейчас по истечению эонов времени мне страшно об этом вспоминать...
— Не мы ее начали...
— Нет, мы... Я говорю «мы» имея в виду не страну или нацию, а биологический вид. Особый биологический вид основным критерием существования которого является уничтожение себе подобных...
— Черт вас подери, Доктор! Умеете же вы испортить настроение! Биолог, что там у вас хорошего?
— Все! Все у меня хорошее! И настроение! И процессы эволюции, которые я только что собственноручно запустил! Я вас прошу, Старший, не слушайте этого старого брюзгу с его протосознаниями и философскими построениями! Пора отправляться на боковую! Нам придется хорошенько выспаться пока все эти трилобиты и зоопланктоны будут по миллиметру в тысячелетие вылезать на сушу.
Сны
Это было его пятое ограбление. Небольшой банк на окраине города, пустынная улочка, по которой так удобно будет добежать до припаркованного за углом фургона и толстый, истекающий потом охранник, вжавшийся лицом в затертый многочисленными ногами посетителей кафельный пол и дрожащий от пяток до кончика обширной потеющей лысины... Проклятый глупый толстяк... Сколько лет закрывшись в ванной от гомона многочисленного сопливого семейства он репетировал перед грязным зеркалом свой отчаянный геройский поступок? Поступок, который он даже не попытался совершить...
Холщевые мешки с новенькими банкнотами приятной тяжестью давят на плечо. Блестящий «Кольт» с немыслимо длинным стволом так и просится в дело... Но толстяк лежит... Дрожит словно фруктовое желе и не торопится перевернуться на спину, выхватить свой короткоствольный «бульдог» и бросить Вызов...
Будь ты проклят, ленивый жирный пингвин! Будь ты проклят! Я не уйду просто так! Я — победитель! Мне до боли в зубах противен твой скользкий страх, твоя коровья покорность! Мне нужна схватка!
После четвертого увесистого пинка охранник понял, что пощады не будет... И тогда он сделал то, что от него ожидали — морщась от боли перевернулся на спину, потянулся рукой к кобуре и неуклюже вытащил оружие...
Именно тогда, ни секундой раньше, «Кольт» коротко рявкнул, обрывая никчемную жизнь побежденного и даря победителю короткую, сладостную судорогу восторга...
День пятый.
— Я — это «Они»... Все «Они»! Живые, мертвые и не рожденные... Те, кто были... Те, кто есть... Те, кто возможно будут... Значит и Я — был, есть и буду... Значит Я — это... Нет! Только не сейчас! Еще немного и я наконец пойму... Нет!
Голос Старшего звучал не просто удивленно, теперь в нем отчетливо слышалась озабоченность:
— Доктор, это уже не просто секундная задержка. Мне пришлось бороться с ним! Ваше гипотетическое протосознание ставит под удар весь наш план, который, как никогда, близок к завершению!
— Признаю свою ошибку, Старший! Похоже, я недооценил его стремление к самоидентификации... Сами понимаете, мне никогда не приходилось рассматривать подобный процесс в рамках такого огромном временного интервала... Пожалуй, перед сном я вкачу нашему носителю небольшую дозу нейрорелаксанта... Думаю это поубавит его прыть...
— Сделайте все возможное, но не переусердствуйте... Нам необходимо будет проснуться и взять под контроль это тело... Один последний раз! Биолог?
— Здесь!
— Как прижилась фауна?
— Отвратительно... Чертова радиация породила настоящих мутантов... Вы бы взглянули на эти гигантские туши... Пожалуй в такой компании человек разумный может оказаться отнюдь не венцом творения...
— Методы решения?
— Честно говоря предложил бы глобальное похолодание... Если такое вообще возможно...
— Инженер?
— Вполне реализуемо... Думаю если мы слегка наклоним ось вращения, то добьемся желаемого результата...
— Приступайте немедленно!
— Уже занимаюсь, Старший...
— Доктор, эти ваши нейрорелаксанты окажут нужное воздействие?
— Я сделаю все что смогу, Старший...
— Тогда приступайте! И да поможет нам Бог!
Сны
Это был последний день войны. Великой войны на тотальное уничтожение. Враг, поставленный на колени военной мощью и доблестью бойцов-победителей, покорно ждал своей участи. И настало время для Последней зачистки. Ибо для того чтобы полностью уничтожить Человека не достаточно бомб, радиации и бактерий. Для этой цели не обойтись без другого Человека. Человека с равнодушными глазами и надежным не дающим осечек ружьем.
Развалины за развалинами, воронка за воронкой... Он не помнил сколько их было...не помнил скольких убил в тот день... Помнил только горячее ложе винтовки и хриплое дыхание идущих слева и справа, так же как и он Сеятелей смерти. И еще он помнил полуразрушенный подвал дома и глаза... Большие светлые глаза маленькой девочки, заслонявшей собой кучку трясущихся от страха детей. Эти глаза, огромные распахнутые в ужасе глаза и одинокая слезинка скатившаяся по щеке на когда-то белый кружевной воротничок... Он почувствовал, что тонет в этом взгляде, опустил винтовку и медленно потянул застежку шлема...
— Твою мать, капрал! Так мы до вечера не управимся!
Он оставил непослушную застежку, зажмурился и, не целясь, выстрелил...
День шестой.
Я — это возможность... Возможность родиться для одних, возможность жить в их памяти для других, возможность жить в моей памяти для третьих... Кстати эти третьи больше мне не мешают... Пусть себе управляют этим телом! Для меня, надежно спрятавшегося в недоступном для них месте, это больше не помеха...
— Доктор, похоже, ваши релаксанты сработали так, как мы и ожидали! Во всяком случае, у меня не возникло никаких проблем с установкой контроля! Приятно сознавать, что мы в вас не ошиблись!
— Спасибо, Старший... Но честно говоря, я и сам не ожидал такого результата... По моей теории протосознание должно...
— Да ничего оно вам больше не должно, ваше протосознание! И вообще, как биолог с чертовски многолетним стажем я заявляю, что все это — антинаучная чушь!
Я — это я! И Я — это всё! Я могу зажигать звезды и гасить их!
— Господин Биолог, можем ли мы приступить к финальной части нашей почетной миссии? Можем ли мы возродить на планете разумную жизнь?
— Да, Старший! Я готов это сделать!
Я не знаю своего имени — ибо все имена мира принадлежат мне!
— Тогда приступайте!
— С удовольствием!
Я — то, что тихо лежит в темном колодце любой человеческой души, то, что составляет ее суть. Я — основа и венец. Я тот, кто может подарить новую жизнь себе подобным и тот, кто может этого не делать... И я говорю...
— НЕТ!!!
Новый голос ударил медным гонгом и грохочущей волной прокатился под сводами Убежища...
— НЕТ!!! Я ЭТОГО НЕ ХОЧУ!!!
— Что это? Кто это?!
— Что за дурацкие шутки?! Старший?!!
— ЭТО — Я! И Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ ВАШИ ЖАЛКИЕ ГОЛОСА! ИБО Я — ЭТО ВСЁ, А ВСЁ — ЭТО Я!
И тот, кто был Ничем, стал наконец Всем.
ОН медленно и с наслаждением потянулся, пружинящей походкой подошел к пульту управления и отключил уже готовый к запуску механизм. После чего улегся в удобное поле саркофага-реаниматора и запустил программу бессрочного анабиоза. И прежде чем холод вечного умирания сковал мышцы его лица, он осветилось улыбкой.
Жестокой торжествующей улыбкой победителя.
Эпилог.
Ничто не вечно во Вселенной. Да и сама Вселенная не претендует на вечность. Но пока она существует — будут тихо гудеть нерушимые механизмы последнего Приюта. Приюта, в котором покоится Сознание целой расы.
И вряд ли есть этим механизмам дело до того, что много миллионов лет после описываемых событий где-то в Африке волосатая прямоходящая обезьяна, которую некий Чарльз Дарвин еще несколько миллионов лет спустя назовет своим предком впервые взяла в руки палку.
Взяла и со всего размаха опустила на голову случайно подвернувшегося под руку сородича.
Марк Ли © 2009
Обсудить на форуме |
|
