|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Россия 2050 Джон Золотов © 2009 Люди и звери Единственный прибор, который можно достать у абсолютно любого бродячего торговца, причем, не дорого — это счетчик Гейгера. Отсутствие этого незамысловатого устройства сулило немало бед любому путнику. У Радиона счетчика не было. Да он был и не нужен этому молодому парню, чтобы понять, что рядом могильник. Его кожа горела, горло жгло изнутри. Проблема заключалась только в определении направления.
Радион огляделся. Вокруг во всех направлениях простиралась обманчиво-спокойная степь. Травяной ковер с редкими зарослями кустов. Путь прямо лежал на травянистый холм. Сзади у самого горизонта темнела полоса лиственного леса, из которого Радион вышел четыре часа назад. Такая же полоса была впереди по левую руку. И нигде не было видно никаких признаков могильника.
Радион достал из кармана драных холщевых штанов компас. Желтая часть магнитной стрелки указала налево. Радион принял решение продолжить путь прямо, на запад, не сворачивая. Но при этом смотреть в оба, ведь бесследных свалок не бывает.
Он уже успел сделать несколько десятков шагов по подножию зеленого холма, когда услышал окрик:
— Эй, ты! Парень! Иди прямо, если жить неохота!
Позади, круто забирая влево, вприпрыжку ковыляло черное пятно. Радион свернул в сторону и через две сотни метров встретился с ним. Пятно оказалось маленьким дедом, одетым, не смотря на жару, в потрепанную кожаную куртку и кожаные штаны. Как и у Радиона, и всех местных жителей, не имеющих защитного костюма, у деда была гладкая без единого волоса голова. Но зато с подбородка свешивалась тонкая, заплетенная в косичку седая борода. Голубые глаза его смотрели на тощего, раздетого до пояса Радиона с любопытством. На груди был закреплен и равномерно и быстро пощелкивал дозиметр. За плечами — рюкзак. Оружия, кажется, не было, и руки старик держал на виду. И все-таки Радион спросил:
— Ты не военный?
В ответ старик расхохотался, закружился на месте, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге и сквозь смех восклицая: «Военный! Вы слышали?! Военный!». Потом резко остановился, закинул косу бороды за плечо и серьезно спросил:
— А что, похож?
Только тогда Радион убрал руку с рукояти ножа. Старик был не просто не похож, а слишком не похож. Следовательно, угрозы не представлял. И не сказав ни слова, Радион повернулся на запад и двинулся дальше, огибая холм по широкой дуге.
— Эй! Постой! Парень, ты куда?!
Радион обернулся. Дед догонял его вприпрыжку.
— На запад, — ответил он, когда старик приблизился.
— А-а-а! Так ты это... бежать думаешь? — спросил он, часто дыша, упершись руками в колени.
— Думаю. Но не бежать, а уйти.
— Уйти, — задумчиво проговорил дед. Потом улыбнулся во весь рот, показывая скверные зубы. — Ну, вместе пошли. Я вот тоже хочу уйти.
— Знаешь где граница?
Внезапно на старика нашел еще один приступ веселья. Он снова закружился, выкрикивая: «Знаю ли я?! Знаю ли Я?! Вы слышали это?!». Остановился так же внезапно, снова запыхавшись, забросил через плечо бороду и выдохнул:
— Знаю.
— Покажешь?
— Покажу ли я?! — вытаращился дед. — Покажу! Зовут меня Старый Оп. Но можешь звать просто Оп, — протянул костлявую руку дед.
Радион принял рукопожатие и представился.
— Радион?! — развеселился дед. — Можно Рад? Пишется через «а»?
— Не знаю, — ответил Радион, — я писать не умею. Говорится так.
— От радиации или радия, — Оп вдруг, сложившись пополам, задохнулся от смеха. — А твои родители с чувством юмора!
Он резко выдохнул и посерьезнел, наткнувшись на твердый, колющий взгляд Радиона.
— Нет больше родителей.
— Сочувствую, парень, — ободряюще хлопнул по плечу Оп.
Дальше двинулись вместе, забирая левее каждый раз, когда счетчик Старого Опа начинал тикать быстрее. Когда поравнялись с холмом, Радион увидел, что новый попутчик, возможно, спас ему жизнь. Обратной стороны холма не было. Она была отвесно срезана, а за этим полухолмом скрывалась черно-коричневая, разровненная гусеницами бульдозеров площадка, на которой уже никогда и ничто не будет расти — законсервированный подземный могильник. И картина эта вызывала необычайное уныние. Там не было жизни. В таких местах ее не бывает. Казалось, что даже ветер, треплющий равнинную траву и кустарники, предпочитает облетать площадку стороной. А самое страшное, что таких могильников были тысячи по всей России.
— А почему «Оп»? — нарушил молчание Радион.
— Почему? Потому что оп! — старик лихо подпрыгнул и в воздухе стукнул друг о друга босыми ногами. Что-то звякнуло. Оп снова уперся в колени, тяжело дыша. — Понятно... теперь?
— Понятно, — ответил Радион.
Ему было понятно, что дед рассказывать не желает, а допытываться он не хотел. Захочет — сам расскажет. Не захочет — и не больно интересно. Дальше снова пошли молча. Хотя старик периодически принимался бубнить себе под нос. Из его невнятного бормотания Радион разбирал только отдельные обрывки: «Вы слышали? ... а они говорили ... ну, и кто был прав? ... и вот их благодарность...».
Привал устроили часа через четыре в тени небольшой рощицы. Нашли родник. Радиоактивный, правда, но не сильно. Радиону жгло горло, но он привык. Чистая вода вообще была редкостью. Оп оказался собирателем съедобных растений. Он велел Радиону наломать сучьев и развести костер, сам отвязал от рюкзака алюминиевый котелок, наполнил водой, извлек из рюкзака полиэтиленовые свертки и стал вынимать из них и бросать в котелок травы и грибы, придирчиво взвешивая на ладони. А когда, закончив работу, Радион достал из поясной сумки несколько кусков вяленого кроличьего мяса — все свои запасы и протянул один Опу, тот обнюхал угощение и бросил в котелок. Но на этом не остановился, отобрал его долю у Рада и, приговаривая: «Вот чего мне не хватало», и эту порцию принес в жертву закипающему супу. Радион смотрел на это с унынием и досадой. Но когда суп был готов, и Оп дал ему отведать, Рад не смог оторваться и все просил добавки, пока котелок не опустел. Сытые, довольные путники устроились отдохнуть на траве.
— Оп, — спросил Радион, — зачем ты ходишь в этой куртке? Жарко ведь.
— Так радиация всюду. А она хоть немного, да защищает.
Радион стал уже привыкать к чудаковатости старика и не удивился и переспрашивать не стал.
— А далеко до границы?
Оп посмотрел на небо, почесал лысый затылок.
— Дня два, если останавливаться по два раза.
— Оп, а люди здесь есть?
— Есть ли здесь люди?! Вы слышали?! Есть ли здесь люди?! — вдруг завелся старик. — Да где их нет?! На востоке, откуда ты пришел, старые могильники, излучение по пять-десять грей в час! И, несмотря на это, там живут люди! А здесь у нас еще пока рай земной. Чего бы им не пожить? На юге лес, там много бродяг вроде нас, есть и стационарные общины. Говорят, город где-то есть, но его стороной обходят. Почему — не знаю. На севере центральная дорога, а за ней большой военный лагерь.
— Военный?! — Радион напрягся. В глазах вспыхнул огонь.
— Да что у тебя за неприязнь такая? Ну, военные. Хорошие ребята, если делать то, что они хотят и оставаться здесь! Навсегда! — Оп расхохотался неожиданно, резко, истерично, чем напугал Рада.
А когда Оп перестал, Рад заговорил так тихо, что его с трудом было слышно за мерным пощелкиванием дозиметра:
— Мы жили в крупной деревне между двумя захоронениями. Когда старые могильники стали протекать, мы пошли к военным. Отец просил забрать меня и мать. А его застрелили. Просто так, ради забавы. Я все видел. Мать схватила меня за руку и поволокла прочь, а они ржали и стреляли вслед. Мать умерла от лучевой через две недели, перед смертью велела мне уходить на запад. Вот и вся неприязнь, — он криво улыбнулся, а в глазах блеснула холодная ненависти. — Увижу военного — убью.
Радион принял сидячее положение.
— Сочувствую, парень. Но все мы когда-нибудь...
— Тихо, — резко оборвал его Радион, — Не шевелись.
Он плавно, стараясь не шуметь, достал из тряпичной кобуры нож. Оп аккуратно приподнялся на локтях и проследил за взглядом Радиона. Внизу у дерева, по-видимому, не замечая двух расположившихся на привал путников, мирно щипал траву рыжий кролик.
— Уф, парень. Я уж думал, там военный.
— Нет, — ответил Радион, подбирая под себя ноги, — там наш завтрашний обед.
Через два дня путники увидели вдалеке невысокую скалистую гряду. А над той грядой, в месте, где земля должна была соприкасаться с небом, проходила жирная черная полоса. И чем ближе они подходили, тем полоса становилась шире. И из черной превращалась в серо-рыжую, ржавую. И все отчетливей Радион понимал, чтО это, но все меньше хотелось ему верить своим глазам.
Наконец, они подошли так близко, что смогли различить проволочное ограждение над полосой и обрешеченные будки, расставленные с такой периодичностью, чтобы не оставить не просматриваемых участков.
— Что это? — спросил Радион, заранее зная ответ.
— Это, парень, то, что ты хотел увидеть. Граница.
Оп заметил, что у парня затряслись руки, а глаза заблестели от с трудом сдерживаемых слез обиды.
— А ты что ожидал увидеть? Распахнутые ворота в рай? Колючую проволоку? Может быть ничего? Проходи, кто хочет?
Радион утер так и не выступившие слезы ладонью. Ему захотелось бежать отсюда как можно дальше или просто лечь и умереть.
— Они просто разрезали Россию надвое. Огромным ножом провели идеально прямую линию и сказали: «Здесь будет стена». Они назвали это стеной Полякова в честь ее создателя. Главного инженера! — Оп стал срываться на странно веселый крик. — Двадцать метров в высоту! Внутри армированный бетон, снаружи — высоколегированная марганцовистая сталь! — По мере того, как Старый Оп все больше распалялся, Радион приходил в себя и ненависть ко всему на свете постепенно уступила место жалости к сумасшедшему старику. — Ты думаешь перелезть?! Видишь проволочную ограду?! На ней пять тысяч вольт! А над ней чувствительные инфракрасные детекторы! — Только сейчас Радион заметил, что Оп кричит это с непонятной гордостью. — Да тебе и подойти не дадут! Смотри!
Старик вдруг устремился к стальному чудовищу, разведя руки в стороны.
— Стой! — крикнул Радион вслед.
Грохнуло и эхом отразилось от стены. И одновременно где-то рядом противно звякнуло о камень. Снова грохнуло, и у самых ног Опа взметнулся столбик земли. Разнесся над землей громогласный голос:
— Радиоактивная мразь! Следующий шаг будет последним! Возвращайтесь назад и сдохните там, где вам место!
Говорившего видно не было. Зарешеченные окна оставались темны. Оп не стал делать следующий шаг. Он повернулся и зашаркал обратно.
— Эти пограничники — сама доброта! Предупредительные! Любой «внутринник» застрелил бы на месте. — Оп сел на щебенку. Что-то звякнуло. Радион присел рядом на корточки.
— А потом они взяли главного инженера и бросили в созданную им же тюрьму, — печально произнес старик. Потом осклабился во весь рот. — Так ему и надо! Ух, если бы только с ним повстречаться. Но я не могу...
— Оп, — перебил его Радион, — откуда ты все это знаешь?
Старый Оп посмотрел на него, будто только что заметив.
— Как? Мы разве еще не знакомы? — он протянул тощую руку. — Олег Поляков, главный инженер. Можно просто Оп.
Путники шли на север. По левую руку, бесконечная и прямая, зияя пустыми, но бдительными окнами-бойницами, тянулась стена Полякова. Желание убить деда за создание этого чудовища прошло к концу следующего дня. Холодный ум взял свое. В конце концов, Оп был единственным союзником и проводником. Он тоже хотел бежать, но не для того, чтобы жить, как Радион, а чтобы придти к другим людям, сытым и холеным, и сказать: «Не ждали? Забыли о нашем существовании? А мы-то еще есть!» и увидеть в их глазах страх и, быть может, стыд.
Оп привел парня к стене не для того, чтобы увидеть крушение его последней надежды. Он думал, что молодому человеку хватит сил, злости и воли к жизни, чтобы найти выход. И Радион справился с первоначальным отчаяньем. Теперь он был готов обойти в поисках выхода всю страну и, если такового не найдется, зубами пробовать на прочность каждый сантиметр непреодолимой преграды, пока кто-то из них не сломается.
В дороге Оп рассказал Радиону, зачем все это было нужно. Рассказал о космической эре, в которую вступили все развитые страны. О первых полетах, новых реакторах и о том, что после каждого полета оставались, и до сих пор остаются тонны радиоактивных отбросов, которые нужно было куда-то девать. Рассказывал о людях, которые нашли, куда их девать. И о продавшемся правительстве. За стеной человек устремлял свой взор в космос, и ему не было дела, что он оставляет на Земле. А потом кто-то придумал сбывать за стену и прочие проблемы человечества, например нищих, которых некуда было деть и преступников, с которыми не знали что делать.
Вскоре показалась отходящая от стены и такая же прямая центральная дорога, а в месте их пересечения были ворота. Такие же непробиваемые, как вся стена и охраняемые втрое надежнее.
Спутники залегли в роще и четверо суток наблюдали за происходящим. Через ворота приезжали и уезжали грузовики и армейские джипы. Но особенно часто (один раз в сутки в каждую сторону), строго по расписанию, поднимая столбы пыли, по центральной дороге проносился большой свинцовый грузовик с желтыми знаками «радиация» на боках. По пути внутрь его сопровождали два джипа, и шел он значительно медленнее, чем обратно. По пути назад его не эскортировали, но главное что, в отличие от прочих грузовиков, не досматривали.
План родился сам собой и это был план дерзкий и отчаянный. Осталось только найти пункт назначения грузовика. И Радион и Старый Оп двинулись вдоль дороги на запад, держа ее в поле зрения, но и не приближаясь слишком близко.
К концу пятого дня, когда солнце опускалось куда-то туда, за стену, на сторону свободных людей, и путники уже стали искать место для ночлега, их остановил хриплый голос:
— Стоять! Руки к небу!
Источника голоса видно не было. Вокруг только окрашенная в красное степь, да наползающие с юга тучи. Тем не менее, голос настойчиво повторил приказ. Пришлось подчиниться. И тут же в пяти шагах, будто из-под земли вырос человек. Не высокий, но и не низкий. С головы до ног он был завернут в камуфляжную форму, шляпу покрывала, скрывая лицо, маскировочная сетка.
— Оружие есть?
Незнакомец держал в руках обрезок трубы, один конец которого угрожающе смотрел то на Радиона, то на Опа, а другой был примотан к грубо выструганной деревянной рукояти. Насколько этот аппарат был опасен, Радион не знал, но незнакомец держался очень уверенно, и Рад не рискнул соврать.
— Только нож.
— Мала, проверь.
И тут Радион почувствовал, как к его поясу прикоснулись чьи-то руки, вынули нож, ловко пробежались по штанинам, потом перекинулись на деда. Сзади звякнуло.
— А это что? — осведомился высокий девичий голос.
— Так радиация кругом, — ответил Оп.
— Чисто, — сообщила девушка.
— Куда идете? — осведомился мужчина.
— Прямо, — ответил Оп.
— Вот туда и идите. Только не сворачивая.
— Отец, они же не бандиты, — раздалось сзади.
— И что с того? — недовольно спросил мужик.
— Может, у нас заночуют?
— Этого только не хватало.
— Но Отец, мы уже давно ни с кем не общались, кроме твоих террористов.
— «Мои террористы» — приличные люди. А эти — Бог знает кто, — разозлился мужик.
— Вообще-то, нам самим не больно-то надо у кого-то заночевывать, — вмешался Старый Оп. — Так что, если пропустите нас, мы...
— Дождь будет, — прервала девица.
— Нам не привыкать, — ответил Радион, внутренне ежась. Дожди здесь тоже были радиоактивными, а значит, кроме сырости несли боль.
— Вот видишь. Им до нас дела нет.
— Ну ладно, — уступил мужик, — только оружие им не отдавай, пока с территории не уберутся.
Из-за спины вышла девушка. Низкая, Радиону по плечо. Тощая настолько, что под кожей проглядывала каждая косточка. Лысая, как и все здесь. Одета в своеобразную кофточку, оставляющую открытым белый живот, и юбку по колено, сшитые из грубой мешкавины. В руках у нее был грубый и кривой арбалет. А глаза были большие и зеленые. И Радион сам не понял, зачем обратил на это внимание.
— Меня зовут Мала, — представилась девушка.
Радион представился и пожал ее, оказавшуюся на удивление крепкой для такой комплекции, руку.
— Пойдемте за нами. У нас на ужин картошка.
Мужик, которого она назвала отцом, что-то недовольно заворчал, развернулся и быстро зашагал прочь. За ним последовала Мала. А за ней Радион и Оп.
Двигались Мала с ее отцом очень быстро, и периодически она останавливалась и ждала их. Потом зашагала рядом.
— Детка, — обратился Оп, — а твоего отца как зовут?
— Отец, — ответила она, искренне удивившись, — так и зовут.
От дороги отошли недалеко. С холмов она оставалась в поле зрения тонкой серебристой полосой посреди багряно-красной степи. На склоне рос кустарник, но проходя мимо, Радион заметил проглядывающие сквозь него увядающие листья картошки.
— Маскировка, — пояснила Мала.
Издали Отец помахал кому-то своим обрезом-самоделкой. Затем нырнули в котлован между холмов. Здесь были брезентовые навесы, накрытые маскировочной сеткой, а под ними сидели дети и подростки. Такие же худые и лысые. Их было пара десятков. И все в один голос при виде подходящих путников закричали: «Отец!» и замахали руками. Тут блеснуло, озаряя закатные тучи, грохнуло где-то далеко, и начался дождь. Оп и Отец не были так чувствительны к радиации, как люди нового поколения. О том, что надо прибавить шаг им подсказал участившийся треск дозиметров. А вот Радион с Малой скорчились под тугими струями и, не сговариваясь, побежали к навесам. Сама природа подсказывала им: больно — значит опасно. Человек приспосабливался к жизни в новых условиях.
Под навесом было хорошо и тепло. Горел костер, жарилась картошка. Вода быстро утекала из котловины через врытые в землю трубы. Впервые за долгие недели странствий Радион оказался в такой большой компании. Началось время расспросов.
Оказалось, что дети, кроме Малы, Отцу вовсе не дети. Просто в маленькой общине других взрослых не было. Имя своей единственной дочери он дал от слова малышка, ведь родилась она недоношенной и весила полтора килограмма. Сам Отец еще долго о чем-то говорил с самыми старшими из общины, и только потом подсел к костру и стал спрашивать о положении дел на востоке.
— Значит, фон повышается, — задумчиво проговорил он, стягивая с головы шляпу в маскировочной сетке. — И скоро стаи голодных, помирающих на ходу от лучевой, забыв страх, кинутся на запад.
На вид Отцу было лет сорок пять. Радион был крайне удивлен тем, что хоть редкие и седые, но на его голове еще остались волосы. Полностью лысой была лишь макушка.
— Плохо. Очень плохо, — бормотал он, закусив губу, — нужно усилить бдительность.
— Что плохого? Это же люди, не военные, — спросил Радион.
Отец посмотрел на него грустными глазами.
— Вы так наивны. Ты — еще, а он, — Отец кивнул в сторону Опа, с жадностью приступившего к угощению. — Он — уже. Здесь человек человеку волк. Странно, что вы добрались досюда и не попались.
— Кому?
— Хотя бы бандитам. В лесах их много. Или еще хуже — охотникам.
— Охотникам? — насторожился Радион.
— Да, охотникам. Они встречаются реже, но они страшнее. Бандитам нужно твое добро, охотникам — твоя жизнь. Это богатенькие иностранцы. Они тут от нечего делать устраивают сафари. Дичь — люди. Оборудованы по первому классу. С бандитами встречаются редко, ищут жертву более легкую.
— Так зачем же вы разбили лагерь у самой дороги? — вмешался Оп.
Отец ответил, почесывая щетину:
— Здесь нас никто не ищет. Они все больше в лес наведываются. Там для них дичи полно. И бандиты к дороге не суются из-за военных.
— Да, насчет военных, — проговорил старик сквозь набитый рот, — куда ездит большой свинцовый гроб на колесах?
— Этот... — задумался Отец. — Дальше по дороге, в двух днях пути, есть большой распределительный пункт, временный склад. Так он эту дрянь туда тоннами подвозит. А оттуда уже по могильникам.
— Охрана?
— Еще пару месяцев назад охранять эту помойку не считали нужным. Но с тех пор, как активизировались ребята Больного Карлоса, там установили пару дозорных вышек. Проверка машин на входе и на выходе.
— Больного Карлоса? — переспросил Радион.
— Да, есть тут один. Эдакий народный мститель. Собрал свою банду. Но они не против людей, а против военных. Саботируют поставки, громят дороги, убивают солдат. Бандитов опять же гоняют. Славные ребята. Пару раз защитили нас.
— Террористы, — догадался Радион.
— Многие их так называют. Мечтают установить под складом большую бомбу и рвануть, чтобы весь мир знал.
Радиона прошиб пот.
— Но как же тогда мы?
— Расслабься, малыш. Бомбы у них нет. Пока.
Отец наконец приступил к еде и воцарилась тишина. Только потрескивали сучья в костре, да шумел по брезенту дождь. Закончив, он продолжил:
— Вижу, вы затеваете дело. Не буду спрашивать, какое. Вперед по ходу и чуть дальше от дороги живет торговец, Шурик «Дикарь». Он с военными в хороших, взаимовыгодных отношениях. Потому ассортимент у него самый богатый, но и цены... Если что нужно, к нему загляните. Есть оружие, любое снаряжение, даже армейские анти-рад костюмы. Правда, в них иногда дырки бывают. Новые ему не продают, сами понимаете.
— Да, костюм бы не помешал, — мечтательно протянул Оп.
— Но учтите, в таком костюме к моей общине не подходить — застрелю сразу, — он похлопал по лежащему на коленях самодельному обрезу.
— Почему? — спросил Радион и тут же осекся, увидев, как окаменело лицо Отца, и сжались его кулаки.
— Потому, что иногда лучше застрелить друга, чем подпустить к дому врага. — Он опустил голову на ладони. — Пять лет назад наша община была куда больше. Нас было шесть семей. Полноценных семей. Жили как умели и не верили в то, что происходило вокруг. Нам казалось, что это мираж. А однажды пришли военные, пьяные и вооруженные. Скучно им было, решили позабавиться. Схватили всех. Выбрали одного из взрослых. Меня выбрали. Дали пистолет и один патрон. Сказали: «Стреляй всех взрослых. В голову. Убьешь — отпустим детей. Хоть раз промахнешься или застрелишься сам — убьем всех». А мои друзья плакали и умоляли застрелить их. И я стал стрелять. После каждого выстрела мне давали еще один патрон... Они сдержали слово и ушли. А я стал их Отцом. С тех пор я стреляю не раздумывая.
Отец замолчал, его лицо утонуло в грубых ладонях, а плечи задрожали. А перед Радионом предстала страшная картина: пистолет, один патрон и выбор между смертью большой и смертью малой. Что бы он сделал на месте Отца? Сколько сил нужно, чтобы перебороть ненависть и не застрелить одного из палачей? Сколько любви нужно, чтобы остаться жить с таким грузом? Жить ради других. Он посмотрел на сидящих дальше под навесом малышей и подростков и его взгляд остановился на Мале. Она тоже посмотрела на него и улыбнулась.
— Сюда, — Мала приподняла полог, закрывающий узкий, вырытый в холме проход и приглашающе махнула рукой.
Оп, Отец и все остальные члены общины уже полчаса как расползлись по таким же норам. Бдеть остались только двое часовых.
Внутри было темно. Помещение оказалось достаточно просторным, чтобы встать в полный рост.
— Это моя комната, — пояснила Мала. — Я сама ее вырыла. Ну, почти сама. На Павла не наступи.
Радион споткнулся обо что-то живое и теплое, упал. Живое и теплое заворочалось, издавая невнятное мычание, и затихло. Радион только подивился, как Мала что-то различала в этой темноте. И тут же землянка осветилась бледно-голубым светом — Мала откинула полотно с «окна» — круглого отверстия с противоположной входу стороны. А за окном светила полная луна, где-то близко стрекотали сверчки, где-то далеко выли волки.
— Запасной выход, — пояснила Мала. — На случай облавы.
И действительно, окно не уступало размером входу. Толстый дубовый брус по углам держал прочную раму под потолком. «На совесть сделано. Не обвалится», — подумалось Радиону.
— Давай покажу кое-что, — Мала нагнулась и стала шарить в куче вещей, лежащих в углу.
А когда она встала и повернулась к Радиону, что-то в ней неуловимо изменилось. Он не сразу понял, что именно. Она просто стала еще красивей, если только это было возможно.
— Нравится? — спросила она. — Это мне Отец сделал.
Мала показала на голову. И только тогда Радион понял, что произошло. У Малы появились волосы. Длиной до плеч, белые, они слабо блестели в лунном свете. Радион протянул свои руки и запустил в ее волосы пальцы. Волосы были грубые, конские, от них до сих пор пахло животным. К голове они крепились резинкой, проходящей под подбородком.
— Нравится? — повторила Мала.
— Очень, — выдохнул Рад.
Мала хихикнула и вдруг завозилась, стараясь стянуть с себя грубую кофточку из мешковины.
— Ты что делаешь? — шепотом спросил Радион. Хотел сказать что-то еще, но проглотил слова. Он впервые увидел девушку так.
Мала придвинулась ближе, коснулась его. Радиона обожгло изнутри, как при сильной радиации. Руки сами собой сомкнулись на ее обнаженной спине.
— А как же этот? — он кивнул в сторону посапывающего на полу Павла.
— Он после суточного дежурства, — ответила Мала, — сейчас его выстрелом не поднимешь.
Они лежали на грубом полотнище в сырой землянке, и впервые в этой жизни им было хорошо. Обоим. Вместе.
— Не ходи туда, — шептала Мала. — Тебя застрелят.
— Не застрелят, — отвечал Рад, прижимая Малышку к своей груди. — Я буду осторожен. Мы будем осторожны. Идем со мной. Мы будем свободны.
— Не будем. Отец говорит, что там — за стеной, мы никому не нужны. От нас избавились. И избавятся снова. Не ходи. Останься со мной.
— Не могу. Я дал обещание матери, что выберусь отсюда.
— Ее уже нет, — всхлипнула Мала. — И тебя не будет, если пойдешь.
— Не могу, — упрямо, через силу повторял Радион.
— Дурак. Какой же ты дурак, — Мала заплакала, роняя горячие слезы Радиону на грудь. — Не пущу. Слышишь? Не пущу.
— Не могу. Лучше ты иди со мной.
Спор продолжался, пока небо не осветилось бледно-розовым, и пара не заснула, так и не придя к согласию.
— Отлично! Вы слышали?! Все отлично! — старый Оп снова закружился на месте. — Осталось всего ничего: проникнуть за ограждение, — Оп сорвал ромашку и с каждой фразой стал отрывать лепестки и бросать их в сторону, — спрятаться, дождаться грузовика, забраться внутрь и... быть найденными и расстрелянными! — Старик разорвал цветок и бросил на землю.
— Тише, Оп. Не все так плохо, — бросил Радион, не отрываясь от купленного у Дикаря за еду бинокля.
Тяжелый грузовик пылил по дороге к Стене, проверяющие уже разошлись.
— Не плохо? Вы слышали?! Там досмотр! — Оп с размаху бухнулся на землю. Что-то звякнуло. — Больше грузовик не останавливается.
— Тихо, ты. Нас заметят.
— Какая теперь разница? — сокрушался Оп, опустив голову. — Конец! Коне-ец!
— Грузовик проверяет всего один. Остальные сверяют документы, осматривают вокруг и под дном.
— И что? — заинтересовался Оп.
— Одного можно подкупить.
— Подкупить! Вы слышали?! Чем? Они здесь временно. Парень, им твои заячьи тушки не нужны.
Радион достал из кармана свой компас.
— Вот. Мама сказала, что для свободных людей это имеет ценность. — Радион откинул крышку. Старый Оп тихо присвистнул. — Этого хватит?
Компас был золотой, с мелкими драгоценными камнями, украшающими буквы «N», «W», «E», «S». Из всех драгоценных металлов местные жители ценили только серебро. Говорили о его обеззараживающем действии, а потому, те, у кого оно было, клали его в воду и выплавляли из него грубую посуду. Из прочих металлов хождение имел свинец — им укрывали жилье. Прибывшие же ценили все, что стоит денег по ту сторону стены. Золото — особенно.
Компас был раритетным. За такую безделушку можно было подкупить целый гарнизон военных. Проблема заключалась в том, что солдатам проще убить и забрать себе за так, чем выполнять поставленные условия. Вся надежда была только на естественную человеческую жадность. Если подкупить одного, он не захочет делиться со всеми, а значит, не будет поднимать шума.
План приобрел законченную форму. Осталось вернуться к Дикарю за кое-каким оборудованием да дождаться ночи потемнее. Манящая свобода становилась все ближе.
Мелкий дождь давно пропитал маскировочные плащи, и влага теперь жгла спину. Грузовик стоял в нескольких шагах за многорядной стеной бочек со страшной отравой. Отъехал последний погрузчик. Солдаты принесли что-то и возились у грузовика. Две башни по углам огороженной бетонной площадки слепо водили прожекторами по периметру. Радион вспомнил, как четыре часа назад их с Опом осветило, когда они перекусывали решетку. Его снова пробрала мелкая дрожь. Если бы не плащи...
Дождавшись, когда солдаты перестали тихо переругиваться и, ушли, отбивая сапогами по бетону, Радион выглянул из-за бочек. Площадка казалась пустой, мирно спал посреди нее огромный свинцовый ящик на колесах. Медленно и неохотно начало освещаться небо на востоке. Радион толкнул Опа, по-прежнему лежащего ничком на полу. Старик слабо присвистнул, пробормотал: «Вы видели?» и захрапел. Пришлось толкнуть сильнее.
Бесшумно переместились к грузовику. Радион открыл дверь, Оп забрался внутрь и улегся на грудь, закутываясь в плащ. Собачка замка была массивная, на довольно крепкой пружине. Рад с сомнением взглянул на моток изоленты, призванной сдержать собачку. Где-то невдалеке взвизгнули петли тяжелой двери, закрывающей бараки солдат. Кто-то медленно, неохотно застучал сапогами по бетону, зевая на ходу. На сомнения не осталось времени. Радион стал быстро наклеивать одну полосу ленты на другую.
— Парень, тут что-то есть, — прохрипел из темноты свинцовой коробки Оп.
Рад закончил дело и запрыгнул внутрь, очень вовремя прикрыв за собой дверь. Кто-то прошелся вокруг, похлопывая ладонью по бокам и двери грузовика.
— Всех погрузили? — донеслось снаружи.
Ответа слышно не было. Через минуту низко взрыкнул двигатель и беглецы ощутили движение. Грузовик свободы маневрировал, выходя к последнему рубежу — КПП.
Было темно и радиоактивно. Смертоносный груз оставил внутри грузовика свои несмываемые следы. Кожу Радиона жгло, но он терпел. Еще чем-то пахло. Запах был не явный, но противный и раздражающий, он вызывал сладкую тошноту. Рад вцепился в выступы на двери и держал изо всех сил, чтобы та не открылась раньше времени, выдавая беглецов.
Машина остановилась, тихо подрагивая. Снаружи раздались приглушенные голоса — судя по интонации — шутили, и нестройные взрывы смеха.
— Приготовься, парень, — прошептал где-то рядом Оп.
Дверь дернулась и выскользнула из руки Радиона. Рассветное солнце ослепило на мгновенье. За дверью замерла черная фигура. Когда глаза привыкли к свету, Радион разглядел защитный костюм цвета хаки с нашитыми на грудь тремя полосками: белой, синей, красной и оружие в руках, направленное на него.
Солдат молчал. Может, ждал чего-то, а может, не придумал еще, что делать, ведь прошло всего мгновенье. Радион выставил вперед компас. Теперь он смог разглядеть лицо солдата за прозрачным экраном, на котором удивление сменялось вожделением. Заиграла алчная улыбка на губах и протянулась рука. Радион расстался с единственной вещью, доставшейся от отца, но сделал это без сожаленья. Вместо того чтобы жестоко отомстить, он сделал врагу хорошо, но сделал без сожаленья. Главное было уйти. Уйти, чтобы выжить.
Офицер захлопнул дверь, что-то сказал остальным. Машина снова пришла в движенье. «Свобода, — пронеслось в сознании Рада. — Вот она. Рядом».
Ехали быстро, почти по прямой. Сколько прошло времени, Радион не знал, возможно, несколько часов. Его пальцы онемели, и все же он изо всех сил держал дверь. Оп завозился сбоку и вдруг вскочил на ноги, наступил на Радиона и взревел не своим голосом:
— Здесь труппы!
От неожиданности Рад отпустил дверцу, и она сразу открылась. Свет проник внутрь, осветив лежащие глубже три тела военных. О том, что это были именно военные, говорило оружие, лежащее у каждого на груди. Оп прижался к стене, стараясь отстраниться как можно дальше. Радион был к мертвецам привычен. Он присмотрелся к лицам. Совсем молодые с проплешинами на голове и спекшейся кровью вокруг ртов — парней скосила лучевая.
«Так значит их она тоже берет, — подумал Радион, — несмотря на анити-рад костюмы, свинцовые казармы и обеззараженную еду».
Местность пошла знакомая. Сбоку виднелись холмы, в которых пряталась маленькая община Отца. Рад вспомнил о Мале, как он умолял ее пойти с ним, потом просил Отца повлиять на дочь, а Отец... Отец повторил все то, что она и говорила — они никому не нужны.
Над холмами поднимались несколько столбов дыма. Радион было подумал, что это община жжет свои костры. Хотел заметить Опу, как неосторожно со стороны Отца, но вдруг вспомнил, что Отец не совершает неосторожных поступков. Он жжет костры под навесами, потом дым втягивается в трубы-вытяжки. Что-то нехорошо кольнуло у Радиона в груди. И сейчас же, будто подтверждая самые худшие опасения, вдалеке раздались выстрелы.
Мимо, поднимая снопы бурой пыли, промчался джип. Не армейский, большой и черный. Буквально из окон торчали люди. В белых защитных костюмах, они размахивали незнакомым оружием. Радион никогда раньше не видел охотников, но узнал их сразу и мгновенно принял решение.
Не подумав о том, что компас уже отдан, и второго шанса не будет, он схватил один из лежащих на груди солдат автоматов. В голове крутилось только: «Спасти ее. Скорее».
— Постой! Ты куда? — заволновался Оп.
— Спасти ее. — Радион присел на краю и приготовился к прыжку.
— Хоть курточку возьми. — Оп поспешно стал раздеваться.
Не обращая внимания на чудачества старика, Рад бросил автомат и прыгнул следом в сторону от дороги. Мир закружился колесом, становясь то зеленым как трава, то серым, в цвет низких туч.
— Возьми! — донеслось вслед.
Пыль густыми клубами ударила в глаза. Что-то звякнуло по асфальту. Радион, шатаясь, поднялся на ноги, бок болел, ныло ушибленное колено. А на дороге, раскинув рукава в разные стороны, лежала кожаная куртка Опа. А внутри ровными рядами были пришиты свинцовые пластины. Много.
Думать о том, как Оп до сих пор умудрялся передвигаться с таким грузом, было некогда. Радион накинул куртку, подобрал автомат и бросился со всех ног через дорогу и дальше в сторону холма. Летел пулей и думал только о том, чтобы не опоздать.
Следы боя стали встречаться уже на склоне. Пара мертвых мальчишек, воронка от взрыва гранаты, брошенные и сломанные копья и самодельные ножи, один из охотников в грязно-белом костюме с торчащей точно из шеи рукоятью метательного ножа. Лица не видно — прозрачный экран забрызган кровью изнутри. На самой вершине холма, сжимая свой обрез, лежал Отец. А чуть дальше догорало все, что он защищал до последнего вздоха.
Выстрелы раздались вдалеке на севере. Что-то неслось по бездорожью, поднимая снопы пыли. Неслось и тихо жужжало. Радион вспомнил о запасном выходе из землянки Малы. Он стал прикидывать направление, рука по-привычке потянулась за компасом. Рад вспомнил, что его больше нет, только ощупав пустые карманы. Но это вернуло ему трезвость мысли. Жужжание нарастало, и его источником никак не могла быть черная точка, пылящая по бездорожью.
Жужжание зловеще усилилось, взметнулось вверх. Радион бросился в сторону и перекатился вниз по склону, и в этот же момент по месту, где он только что стоял, пронесся мотоциклист. Пролетев мимо жертвы, он лихо развернулся, вырывая из земли клочья травы, пустил в Радиона короткую очередь из автомата, весящего на плече — промахнулся.
Он снова приближался, только теперь спереди. Радион присел на колено, вскинул автомат и... автомат щелкнул, слишком поздно давая понять, что в нем нет патронов. Радион бросился в сторону, выпустив из рук бесполезное оружие. И тут же, не дожидаясь, когда охотник развернется, бросился вверх по склону.
Снова застрекотал автомат. Пули глухо входили в землю очень близко. Звякнуло. Что-то ударило в спину по касательной. Радион едва не упал. Обшитая свинцом куртка спасла ему жизнь. Снова зажужжало — охотник пошел на таран.
У левой руки Отца лежало несколько патронов. Радиону оставалось лишь надеяться, что он успел перезарядить обрез. Он выхватил самоделку из руки покойного и бросился плашмя на землю, уворачиваясь от мотоциклиста, быстро вскинулся и выстрелил.
И Рад попал. Обрез оказался заряжен и Рад попал в мотоцикл на развороте. Охотник опрокинулся набок, проехался по земле, оставляя бурую борозду. Времени на перезарядку не было и Рад, отбросив ружье, кинулся вперед, на ходу доставая нож.
Борьба была скоротечной. Жертва набросилась на охотника, пытаясь ужалить острием. Охотник сопротивлялся, отводя руку с ножом то в одну, то в другую сторону. Наконец охотник сумел подтянуть ногу и отпихнуть Радиона. Он встал, наводя автомат в грудь своей жертве, и Радион увидел сквозь прозрачный экран его белого костюма победную улыбку, а потом увидел огромный порез на правом боку его анти-рад костюма. Видимо, в этот момент его почувствовал и сам охотник. Почувствовал дыхание чужого ветра и приток воздуха, и, может быть, утренний холодок. Он медленно переменился в лице. Улыбка растеклась в гримасу, глаза выпучились от страха. Он торопливо ощупал свой костюм одной рукой и, найдя порез, закричал. Истошно и бессмысленно. Забыв о жертве, охотник бросил автомат, бросил мотоцикл и побежал прочь, спотыкаясь на ровном месте, побежал, не разбирая дороги, в сторону от стены и от армейских баз, зигзагами меняя направление, не осознавая, что паника порой убивает быстрее радиации.
Из черного хода наполовину торчало тело охотника со стрелой в голове. Из всей общины арбалет был только у Малы. Значит, она могла быть жива. Радион, вооруженный легким автоматом охотника, пустил мотоцикл под гору, туда, где поднимались клубы пыли и слышались редкие выстрелы.
Девочка стояла посреди пыльного круга, который чертили вокруг нее два мотоциклиста. Она затравлено озиралась, целясь из арбалета. Мотоциклисты, не снижая хода, стреляли из пистолетов, стараясь попасть по ногам.
Радион выпустил короткую очередь. Попал в колесо. Один из мотоциклов резко накренился в сторону и упал, зашевелился, пытаясь подняться, и тут же получил стрелу в спину. Мала бросила арбалет — стрела была последней. Еще одна очередь прошла мимо второго мотоциклиста. И у Радиона вышли все патроны. Но охотник этого не заметил и, оставшись в меньшинстве, поспешил ретироваться.
Радион подъехал к Мале, и она бросилась ему на шею.
— Ты вернулся за мной, — она рыдала. — Отец и все братья и сестры...
— Я знаю, Малышка. Садись.
И только Мала села на мотоцикл, как недолгую тишину разорвали выстрелы. Из-за холма выпрыгнул черный джип, забитый под завязку белыми охотниками. Стальной конь рванул вперед, и снова началась гонка, цена в которой — жизнь.
* * *
Через девять месяцев Мала родила девочку. Назвали ее Надеждой. К полному восторгу родителей, через четыре месяца на ее головке проклюнулись черные волосы. А через четыре года, когда потек ближайший могильник, выяснилось, что она практически невосприимчива к радиации. Надежда была первой из детей нового поколения, умеющих обманывать лучевую смерть.
Осенью 2056-го года знаменитый архитектор Модей Аскернини узнал в одном из пациентов варшавской психлечебницы своего коллегу и друга, от которого очень давно не получал известий, Олега Полякова.
Нищий, без каких либо документов, он попал в больницу за бредовые рассказы о закрытой зоне на востоке России, куда человечество сбывает все свои проблемы.
Его рассказы оказались страшной правдой. К 2057-му году общественное возмущение достигло пика. Демонстрации и стачки прокатились по всему цивилизованному миру, и в этом же году стена Полякова была разрушена.
К 2085-му году технологическая гонка окончательно переросла в новую войну. 16-го октября первые нейтронные бомбы обрушились на Париж. Специальную группу Жака Фодье направляют в центр зараженного города, чтобы вывезти документы из штаб-квартиры главного управления внешней безопасности.
Какого же было удивление оперативников, когда посреди города-призрака они встретили живого человека. Объяснение нашлось очень скоро — он был из России. Джон Золотов © 2009
Обсудить на форуме |
|
