|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2008 Татьяна Томах © 2008 Время в ладонях — Простите, вы — черт? — спросил Саня. И смутился от нелепости собственного вопроса.
Незнакомец расхохотался, запрокинув голову. Ослепительно белые зубы на секунду показались клыками; но смех был так заразителен, а взгляд лукаво прищуренных глаз — так мил и приветлив, что Саня невольно улыбнулся в ответ.
— Глупости, — отсмеявшись, сказал незнакомец с такой уверенностью, что Саня тотчас ему поверил. И верно — глупости. Разве может этот элегантный, безупречно одетый молодой человек: идеально отглаженный костюм, узконосые блестящие туфли, бархатная бабочка на белом облаке манишки — быть чертом? Или, как раз, именно он может?..
***
Мокрый асфальт прилипал к подошвам черной патокой; ноги вязли, наливались тяжестью. Каждый шаг был как опасное скольжение над трясиной, которая могла в любой миг прорваться из-под тонкой пленки дрожащего асфальта. Саня остановился, перевел дыхание. Моргнул. Дорога, как дорога. Дорога, по которой он не может себя заставить ступить дальше. Потому что в конце этой дороги Анькино испуганное лицо и заплаканные глаза.
«Я не могу — подумал он. Я не...»
Трель мобильника заставила его вздрогнуть. Шаря в кармане непослушными пальцами, он едва не уронил телефон на дорогу. А лучше бы уронить, — подумал, уже нажимая на кнопку ответа. И чтоб вдребезги.
— Ты где? — далекий, будто из другого мира, нервный Анькин голос.
— Привет, Ань. Слуш, тут такое дело... Запарка страшная. Заказ доделываем, — телефон в руке был как кусок раскаленного металла. И нагревался все сильнее от каждого слова лжи, срывавшегося с Санькиных губ. Ладонь взмокла от пота.
— Что? Ты что говоришь? Не слышно.
— Заказ. Завтра утром нужно...
— Дома когда будешь? Иришка без тебя уснуть не может, и ...
— Ань, ну... всю ночь наверное придется работать. Иначе не успеть.
— Ужас. Бедненький ты...
— Извини, ладно?
— Да о чем речь. Если заказ... — Анин голос отдалился, потускнел. Расстроилась. Переживает. За него, Саню переживает, что ему работать всю ночь. За Иришку, которая будет сегодня плохо засыпать. Ах, я скотина, — подумал Саня.
— Ань...
— А?
— Я... — на секунду мелькнул соблазн все ей рассказать, перестать наконец городить бесконечные стены из лжи. Я — подонок, Аня. Ты доверилась мне, а я... Оставь меня и беги, пока не поздно. Поздно. Наверное, уже поздно.
— Что, Сань? Тебя опять не слышно.
И хорошо, — подумал он.
— Я люблю тебя, Анечка.
— И я, — ее голос теперь был очень близким и нежным. Наверное, она улыбалась сейчас в трубку. Саня подумал тоскливо, что Анькиной улыбки ему больше не видать никогда.
— Ой, Иришка зовет. Ну, до завтра. Ждем!
Завтра не будет, — подумал Саня, выпуская замолчавший телефон в щель кармана.
Двенадцать часов до завтрашнего утра. Или не ждать? Просто сразу прыгнуть с моста? Или под машину?
Пожалуй, под машину лучше. Можно подумать, что случайность. Ночью автомобилисты вообще носятся как ненормальные и на светофоры даже не смотрят. Если бы он был уверен, что Аньку с Иришкой оставят в покое после его смерти...
Асфальт под ногами опять дрогнул, потек черной рекой, ощерился ухмылкой бездонной пропасти...
***
Он выпрыгнул, как чертик из коробочки. Только что улица, освещенная одиноким фонарем, была пуста, и вдруг — на тебе.
— Па-азвольте, молодой человек!
Саня вздрогнул и отшатнулся, но было поздно — долговязый типчик уже крепко вцепился в его локоть. Алкашей мне сейчас не хватало, — неприязненно подумал Саня, пытаясь высвободиться.
— Пазвольте поздравить вас!
— С чем? — удивился Саня.
— С выигрышем, разумеется!
При более внимательном рассмотрении на алкаша типчик оказался совершенно не похож. Франт, чуток перебравший веселящих напитков. Элегантный костюм, черная бабочка, шляпа набекрень — и широкая, в тридцать два зуба, улыбка. Похоже, незнакомец поздравлял искренне. Стало даже неловко его разубеждать.
— Вы ошиблись, — он, наконец, выдернул локоть из цепких пальцев типчика.
— Я? Ни в коем случае!
— Я проиграл, — сказал вдруг Саня. Совершенно не то, что собирался. Уж точно, он не собирался откровенничать перед первым встречным.
— Глупости, — убежденно перебил франт. Снова подхватил за локоть, заглянул в лицо. Свет фонаря отразился в его глазах, вспыхнувших на секунду желтыми волчьими огнями. — Это все исключительно лично ваши выдумки. Разве любая игра не есть бесконечная цепь выигрышей и проигрышей, которые сменяют друг друга ровно с той неизбежностью, с каковой день сменяет ночь? А? И только сам игрок — то есть, вы — только вы решаете, в какой момент прекратить эту игру. И, стало быть, чем эта игра закончится — на выигрыше или проигрыше. А?
— Ну, в общем... — блестящие глаза незнакомца гипнотизировали. Психованный? Или просто пьяный? Впрочем, незнакомец говорил дело. Примерно в это Саня верил и сам. Хотя, какую это игру он имеет в виду?
— И совершенно неважно, — незнакомец махнул рукой. — О какой игре идет речь. Это про всякую игру, голубчик. Скажем, казино. Или война. Или мир. Или любовь. Или игровые автоматы.
Саня вздрогнул.
— Ага, — сказал незнакомец. — В конце концов, можно отыграться. Всегда. Верно?
Он улыбнулся, и показался в этот момент Сане необыкновенно симпатичным и умным. Верно оттого, что говорил правильные вещи. То есть те, в которые верил сам Саня.
Всегда можно отыграться.
***
Саня верил в это с самого начала. Когда скормил автомату остатки своего самого первого сказочно огромного выигрыша.
— Оба! — поперхнулся Артем, когда серебряный дождь рухнул из автомата. Монеты сыпались и сыпались, стукаясь друг о друга. Саня захохотал и зачерпнул их ладонями. — Новичкам везет!
«Я куплю, я куплю...» — мечтал Саня, пересыпая из горсти в горсть неожиданное звонкое богатство. Это было потрясающе — в один миг превратиться из нищего студента в миллионера. Можно накупить всякой вкуснятины и устроить пир. Два пира. Родителям и друзьям. Купить мотоцикл. Поехать с Анькой в Египет — она об этом так давно мечтала. Можно...
Большую часть он проиграл в первый же час, заворожено скармливая тому же самому автомату монету за монетой — и каждый раз ожидая еще одного звонкого сверкающего дождя. Еще раз — и можно не выбирать между мотоциклом и Египтом, хватит на то и на другое. Автомат глотал жетоны, но денежных фейрверков больше устраивать не желал. Саня заводился, стучал по клавишам все яростнее.
Наверное, он проиграл бы все — если бы не Артем, который его остановил и увел отмечать первую игру и выигрыш.
А назавтра Саня проиграл остатки — и заодно стипендию. Пришлось влезать в долги. Тогда у Сани еще хватало принципиальности не играть на чужие деньги — поэтому следующий раз он добрался до игровых автоматов в день получки. Сперва немного выиграл, обрадовался, собрался даже уйти с добычей — но не смог. Звон того самого первого волшебного выигрыша заставлял его пробовать снова и снова... Ведь один раз получилось? И когда-то должен ведь он был отыграться?
***
— Можно, — вздохнул Саня. — Только когда еще остается, на что играть.
— Глупости, — возразил незнакомец. — У молодого, здорового да еще и порядочного человека всегда найдется, что поставить.
— У молодого и здорового? Что? Почку?
А это, кстати, вариант, — подумал Саня. Лучше, чем под машину. Правда, к завтрашнему утру он все равно не успеет.
— А это, кстати, вариант, — улыбнулся незнакомец. — Впрочем, есть и другие.
— Вы торгуете органами?
— Право же, голубчик, как вы прямолинейны. Для некоторых игр, это, знаете, беда. Верный проигрыш заранее. А?
— Простите, вы кто? Черт? — спросил Саня. И смутился от нелепости собственного вопроса.
Незнакомец расхохотался, запрокинув голову.
Ослепительно белые зубы на секунду показались клыками; но смех был так заразителен, а взгляд лукаво прищуренных глаз — так мил и приветлив, что Саня невольно улыбнулся в ответ.
— Глупости, — отсмеявшись, сказал незнакомец с такой уверенностью, что Саня тотчас ему поверил.
И верно — глупости. Разве может этот элегантный, безупречно одетый молодой человек: идеально отглаженный костюм, узконосые блестящие туфли, бархатная бабочка на белом облаке манишки — быть чертом? Или, как раз, именно он может?
— Вот пример той самой прямолинейности голубчик, про которую я говорю, — улыбка незнакомца неприятно удивила Саню сходством со звериным оскалом. — Я, разумеется, игрок.
Ага, — подумал с облегчением Саня. Это все объясняет. И бабочку, и манишку, и разговоры про «отыграться», казино и ставки. Хотя лучше бы он был чертом, который предложил бы Саньке продать душу.
И что, продал бы? — вдруг неожиданно серьезно задумался Саня. За долг Тимуру? За возможность начать все заново? Прожить еще целую жизнь — с любимой женщиной, самой лучшей в мире, самой доброй, ласковой, нежной красивой... Увидеть, как вырастет дочка — самая замечательная, умная и хорошая девочка; в ней уже сейчас проглядывают Анькины черты — такая же улыбка и глаза... А у меня ведь была эта жизнь, — подумал Саня. Как я мог... Как я мог так глупо, так по-идиотски ее проиграть... Как я мог?! Почему я не ценил это, когда оно было? То, за что теперь готов продать душу...
Только никто не покупает. Ну зачем черту бестолковая Санькина душа? Да ведь, и чертей-то нет. А если и были бы... Интересно, каково жить без души? Если вынуть из жизни самую сердцевину — ту, которая умеет любить, желать, верить, болеть и радоваться — будет ли вообще толк в такой жизни?... Может умные черти, которые наверняка понимали толк в выгодных сделках, потому и предлагали такой обмен? Это вроде того, как в уплату за талант живописца выколоть человеку глаза...
— Игрок, — с нажимом повторил незнакомец, глядя на Саню. — Как и вы. Собственно, как и все обыкновенные и даже необыкновенные люди. Верно?
— Верно, — согласился Саня.
И опять франт показался ему необыкновенно симпатичным и умным — потому, что говорил правильные вещи.
Все игроки. Просто одним везет, их называют счастливчиками. Другим — нет, и клеймо «неудачник» приклеивается к ним намертво.
— Ну, пойдем? — предложил франт, ловко подхватывая Саню под локоть.
— Куда?
— Как? Разве я еще не сказал? Вот дырявая голова. Разумеется в казино. Чудное место, вам, голубчик понравится. Никакой шушеры, случайных людей. Только для своих.
— А я...
— Исключительно настоящие игроки. Никаких любителей, зевак, любопытствующих и неверующих. Ну, пойдемте же.
— Простите, а...
— Да?
— А с чем это вы меня поздравляли? Что я выиграл.
— А. Так собственно, приглашение в казино. Ну, идемте. Игра заждалась.
Так у меня же нет денег — подумал Саня, двинувшись было следом за франтом. Или все-таки сказал? Потому что франт обернулся, подмигнул — огненно вспыхнул глаз и блеснула волчья улыбка:
— А деньги, голубчик, всего-навсего эквивалент иных куда более важных ценностей. Что это вы все так вокруг них пляшете?
Кто это «мы»? — удивился было Саня, но спрашивать было некогда — франт настойчиво тянул его за собой.
Неприметная железная дверь, к которой спускались несколько выщербленных ступенек, распахнулась бесшумно. Полутемный коридорчик, голая лампочка под потолком. Охранник посторонился, пропуская Саню с провожатым дальше.
Вторая дверь открылась в шум, смех, и пляску цветных огней. Ноги почти по щиколотку утонули в темно-зеленом ковре. Швейцар в золоченой ливрее изогнулся как испанский танцор, улыбаясь Саниному спутнику ослепительно и умильно.
— Какие нынче погоды, — льстиво пропел он.
— Отвратительные, — отрезал франт, вручил швейцару шляпу и повернулся к Сане.
— Вот, извольте, голубчик, — подтолкнув Саню под локоть, он заставил его повернуться, указывая на двери, веером расходящиеся от вестибюля. — Бар, рулетка, блек-джек, схлоп-ник, гульд-ам, понто-банко... Добрый вечер! — поклонился франт парочке, выходящей из двери, обозначенной им странным названием «схлоп-ник».
— Если бы, — мимоходом пробурчал в ответ тучный лысый мужчина во фраке.
Смерил франта и Саню быстрым взглядом узких поросячьих глазок, почти утонувших под массивными веками. Шумно вздохнул и потянул к выходу за тонкий локоток расфуфыренную блондинку в ярко-сиреневом. Блондинка послушно засеменила за гигантским спутником.
Франт задумчиво улыбнулся им вслед и продолжил прежним деловым тоном:
— ...покер — русский, оазис, карибский, лунный...
— Я...
— Игровые автоматы.
За дверью, на которую указывал франт, Сане открылось знакомое завораживающее зрелище. Ряды разноцветных, перемигивающихся яркими огнями машин, казалось, уходили в бесконечность. На секунду — всего на секунду, как бывало изредка, когда Саня заглядывал к автоматам после долгого перерыва — ему показался неприятным синеватый свет зала. Одержимые лица игроков, прикипевших взглядами к ярким экранам, в этом свете были похожи на лица мертвецов. Зомби с остановившимися глазами и дыханием, лихорадочно молотящие по клавишам...
***
Наверное, такими их увидела Анька. Она быстро вышла из зала, отряхивая руки, будто запачкалась чем-то мерзким. Спросила, встревожено покосившись на Саню:
— Мы зачем туда зашли? Ты ведь не увлекаешься этим?
— Что ты, — возмущенно возразил он. — Здесь просто вход в кино раньше был.
Это была его первая ложь Аньке. И далеко не последняя.
Ложь нарастает одна на другую, накатывается, как один камень на другой. Сперва ты хочешь замаскировать небольшой изъян, трещину в фундаменте, на котором вы оба решили построить дом. Так проще — чем признаваться, объяснять, откуда это взялось, слушать ахи и вздохи, заниматься ремонтом. А потом приходится прикрывать то, что маскирует эту трещину, валить камень на камень, делая вид, что все так и задумывалось. Что это просто еще одна стена в вашем доме. Стена, которая разделяет его на две части. «Мне нужно личное пространство, милая», — раздраженно говоришь ты вместо ответа на невинный вопрос: «А где ты был сегодня вечером, дорогой?». И вкладываешь в эту стену еще один камешек, пряча за ней то, что стыдно, неловко, страшно показать жене. Камешек на камешек, стена растет, одна кривобокая ложь подпирает другую — иначе никак, иначе это все рухнет, вместе с домом, который с виду такой крепкий и семейный. А ведь так жалко его — долго и с любовью строили-обустраивали, подбирали шторы под цвет мебели и хрустальную люстру, чтоб уютно, тепло и светло... так жалко это все терять... А может, обойдется? «Ты только трогай эту стену, милая, — давай сделаем вид, что ее нет? Из-за нее уже дурно пахнет — там, за ней, скопилось столько мусора, грязи и гнили — и уже друзья и соседи смотрят на тебя сочувствием, но ведь ты можешь закрыть глаза? Не смотреть. И не дышать. Можешь, правда? Мы договаривались, помнишь.. ну не мы, я, неважно... Я имею право на личное пространство... Да ты можешь сказать, что в комплекте с правом всегда дается и обязанность, а я об этом забыл; что я злоупотребил этим правом и устроил помойку на своем личном пространстве, и теперь она отравляет весь наш чистенький домик... Ты можешь — но ведь мы не будем об этом говорить? Просто не заходи (в мой личный кабинет, в комнату Синей бороды) — и все у нас с тобой будет хорошо.»
До тех пор, пока уродливая стена из лжи не рухнет под собственной тяжестью. Раздавливая в обломки ваш уютненький домик.
До тех пор все твои долги не продадут бандиту с пионерским именем Тимур и внешностью и повадками Чингис-хана....
***
...Глупости, как говорил франт. Морок прошел через секунду. Саня качнулся к чудесному сверкающему празднику. К завораживающему цоканью клавиш, музыке, и звону монет, льющихся рекой в руки ликующих счастливчиков.
— Жетоны, — напомнил Санин спутник.
— Я... — пробормотал Саня, вспоминая про долг, который нужно вернуть к девяти утра Тимуру. — Дело в том, что...
— Конечно! — воскликнул франт. — Мы ведь пришли отыграться. Верно?
И подтолкнул Саню к невзрачной будочке со стеклянным окошечком. За окошечком обнаружился аккуратный старичок с седой бородкой, и быстрыми глазками.
— Пожалуйста, — сказал франт. — Нашему новому посетителю. Со скидкой.
— На время? — уточнил старичок, цепко оглядывая Саню. Вынул из-под стола калькулятор, перетянутый изолентой. Бодро застучал по клавишам, время от времени бросая на Саню короткий взгляд, будто художник, набрасывающий эскиз.
— Тэк. — сообщил он, откладывая машинку в сторону. — Скажем, для начала, два месяца.
— Годится? — спросил франт у Сани.
— Ну...
— Тогда давайте.
— Что? — удивился Саня. — Как?
— Голубчик, — вздохнул франт. — Ну что, вам жалко два месяца той самой жизни, которую вы давеча собирались под случайную машину приговорить? Или с моста? А?
Откуда он знает про мост? — изумился Саня.
И тут впервые с момента знакомства с франтом, ему стало страшно.
Почему-то даже страшнее, чем думать о долге Тимуру.
— Не жалко, — глухо сказал Саня.
— Вот и чудно. Давайте голубчик, не мешкайте, очередь не создавайте.
— Как? То есть, нужно какой-то ритуал, чтобы...
— Какой клиент пошел образованный, а? — восхищенно обратился франт к старичку.
— Нужно, — старичок посмотрел на Саню, и бог весть почему, от этого тяжелого взгляда Сане стало зябко и нечем дышать. — Нужно, молодой человек, только наличие предмета или свойства и желание его продать. Или отдать. Прошу.
Старичок протянул к Сане сухую костлявую ладонь — не то предлагая рукопожатие, не то выпрашивая денег.
— Ну же, — подтолкнул франт.
Саня, чувствуя себя наполовину во сне, наполовину — внутри некого идиотского розыгрыша, протянул свою руку навстречу старику. Собрал пальцы в горсть, будто удерживая в ладони невидимое и зыбкое. Воду? Воздух? Время? И медленно наклонил горсть над жадно раскрытой стариковой ладонью. Пальцы неожиданно обожгло холодом и Саня едва удержался, чтобы не закричать и сразу не отдернуть руку.
— Благодарю, — величественно сказал старик, и высыпал на пластмассовый лоточек возле окошка с десяток блестящих жетонов.
«Новичкам везет» — вспомнил Саня, сдерживаясь, чтобы не прокричать это во все горло. «Везет!»
Он торопливо нагреб в карманы прохладных блестящих монеток и быстро, опасаясь передумать, двинулся к выходу.
Впервые он сумел уйти сразу после выигрыша.
Наверное, потому, что был напуган. Ему хотелось убраться отсюда поскорее.
Картинки на автомате были чудные: некоторые двигались; одна милая женская фигурка все время горела в огне. Мультик? Но почему, когда эта фигурка выпадала, вроде как пахло дымом?
Где заканчивается зал, Саня так и не сумел разглядеть, хотя прошел вглубь. Потом, когда вокруг оказались одни автоматы, он остановился, вдруг испугавшись, что не сможет вообще выбраться обратно. К тому же, вдалеке, у высокого, выдающегося из ряда, агрегата, ему причудилась какая-то странная и вроде бы даже не совсем человеческая фигура.
Ладонь, из который он высыпал в руку старику невидимое, до сих пор болела. Иногда вспыхивала холодом, будто ее опускали в ледяную воду.
О том, что же такое он отдал старику в обмен на десяток жетонов, Саня старался не думать. Тем более о том, как такое вообще возможно.
Бежать, — решил Саня. Отдам долг Тимуру, и забуду об этой ночи. И вообще завяжу с игрой.
На пороге он обернулся.
Зал, как зал. И чего страшного? Разве что огромный. Ну, автоматы чудные. Надо как-нибудь потом разглядеть внимательнее. Вон там — совсем древний раритет, деревянный, резной, со скрипучим барабаном; и типчик рядом с ним подстать агрегату — похож на потрепанного ковбоя из вестернов.
Ладно, потом, — улыбнулся Саня, трогая наполненные звонкой тяжестью карманы, удивляясь, чего это он так хотел сбежать отсюда минуту назад.
А, может, вернуться? Он задумался, перебирая пальцами выигранные жетоны. Наткнулся на телефон. Анька! Лицо вспыхнуло от стыда, будто пахнуло жаром от невидимой печи. Анька не спит, сидит над чашкой с остывшим чаем, смотрит в темные окна. Однажды он застал ее такой, когда заигрался и вернулся за полночь. Открыл дверь, вошел, крадучись, как вор, надеясь, что Анька уснула.
Анька сидела в темноте, ее глаза были покрасневшими от слез.
— Почему ты не позвонил? — глухо спросила она. — Я думала, что-то случилось. И телефон не отвечает.
Он долго просил прощения. Изобретал лихорадочно что-то на ходу про ненормальных клиентов и срочный заказ, который печатали вместе с шефом, а потом отвозили. Про телефон, забытый в офисе. Анька смотрела мимо, в темные окна и молчала. То ли слушала, то ли нет. То ли верила, то ли видела насквозь Санькино вранье. Странно думать, что ты можешь наврать человеку, с которым живешь уже много лет. И не просто так живешь, а как говорит заезженная, но оттого не менее верная фраза: душа в душу. Значит, не только тела переплетаются друг с другом, засыпая; но и души, где-то там, в своем невидимом мире, соединяются вместе, прижимаются к друг другу, становясь, пусть на короткое время, одной единой душой — живой, теплой и, наконец, цельной и совершенной. Наверное, поэтому, когда объятия тел размыкаются, остается это неосязаемое прикосновение душ. И потому близкие любящие люди чувствуют друг друга на расстоянии и умеют разговаривать мысленно.
Странно думать, что ты можешь что-то спрятать от такого человека, какую бы толстую и прочную стену из лжи не построил. Если только он сам решит не заглядывать сквозь эту стену...
С тех пор Саня старался слишком поздно не возвращаться. И предупреждать, когда задерживался.
К тому же врать по телефону, не видя Анькиных глаз, было проще.
***
— Скажите, — спросил Саня: — а можно.... Часть деньгами, а часть...
— Временем?
— Да.
— Пожалуйста, — старичок ловко вынул из-под стола калькулятор. — Тэк. Ваш индивидуальный курс на сегодня... Восемь тридцать две. Итого. Смотрите.
— Так мало? — удивился Саня. — А что такое индивидуальный курс?
— Тэк. Тридцать пять лет; отец умер от цирроза печени...
— Причем здесь...
— Жена, дочь, думают о вас в среднем две из трех минут; коэффицент удовлетворенности работой — ноль четыре, идекс Доу-Джонса на сегодня...
— Погодите, — взмолился Саня, запутавшись. — А это все, ну... важно?
— А вы как думали, молодой человек? Еще нужно добавить поправку на северный ветер, влияние Гольфстрима и сегодняшний коэффицент вырубленных лесов... Вам прочесть лекцию об индивидуальных эмоционально-экономических показателях, или я могу вернуться к работе?
— Извините...
— Так что?
— Постойте! А... А почему так отличается курс, по которому вы у меня... э... взяли время... и теперь?
— Потому что, молодой человек, — старичок аккуратно поправил очки, посмотрел круглыми совиными глазами сквозь толстые стекла, напомнив Сане университетского математика на лекции. — Потому что курс, то есть, цена, более всего определяется не объективной стоимостью, а спросом и предложением.
***
Саня взял весь выигрыш деньгами.
Выбравшись из казино на светлеющую утреннюю улицу, оглянулся недоуменно на неприметную железную дверь. Потрогал набитый деньгами карман. Что это было? Сумасшедшие, которые дают деньги в обмен на пустоту, пересыпанную из одной ладони в другую? Ведь не могут же они в самом деле забрать у Сани два месяца его жизни? Или могут?
Первым делом он отнес долг Тимуру. По дороге даже сумел справиться с искушением завернуть в призывно сверкающий сарайчик игровых автоматов возле метро. Хотя, честно сказать, в этом была не его заслуга — он как раз подумал, что с такой суммой, которая сейчас оттягивает карманы, шанс на джек-пот очень даже неплох. Основная причина была в том, что после того казино забегаловка возле метро казалась ненастоящей. Младенческой забавой. Песочным детским замком на фоне настоящего.
Возле дома Саня зашел в круглосуточный супермаркет, накупил всякой роскошной всячины — ярких фруктов, соленой форели, икры, соков, бутылку хорошего шампанского, игрушек для Иришки.
Обрадовал Аньку рассказом о премии за сверхурочную работу.
Вечером они допоздна засиделись за столом, уставленном деликатесами. Слушали старую любимую музыку. Потихоньку пили шампанское, иногда звонко стукаясь боками хрустальных звонких бокалов: «За тебя, за нас, за наш дом...» Вспоминали, как ездили в свадебное путешествие в любимый Анькин Египет. Перебивали друг друга: «А помнишь...» — «А ты...», переглядывались, весело смеялись.
Иришка, наплескавшись в ванной с новыми разноцветными уточками, уже давно спала в обнимку с белым медвежонком, счастливо улыбаясь и крепко прижимая подарок к себе, будто кто-то собирался его отнять.
— У нас теперь все будет хорошо, да? — вдруг тихо спросила Анька.
— Да, — пообещал Саня, задыхаясь от нежности и чувства вины. Обнял жену, и они так долго сидели рядышком, слушая, как переплетаются волшебные переливы флейты с плачем гитарных струн и задумчивым рассказом про двух добрых сфинксов, оберегающих влюбленных.
Это был один самых лучших вечеров в Саниной жизни. Наверное, потому, что тогда он всерьез поверил, что с игрой покончено, и дальше действительно будет все очень хорошо...
***
На следующей неделе Саня узнал, что на работе намечается сокращение. И его фамилия в первых строчках списка. Это было неудивительно — на Санином счету значилось несколько неприятных историй: пару раз не довез заказчику деньги, опаздывал на назначенные встречи, иногда и совсем не приходил. То, что с этого месяца он принял решение работать идеально, не отвлекаясь на игру, сейчас не имело, конечно же никакого значения.
Домой возвращаться не хотелось. Нужно было или снова начинать врать, или... «У нас теперь все будет хорошо?» — и робкая надежда в Анькиных глазах...
Через две недели было Анькино день рождения, и Саня уже наобещал, что они поедут в Египет. Договорились, что мама посидит с Иришкой...
Он брел по улицам, не разбирая дороги. Асфальт под ногами опять казался зыбкой тонкой пленкой, натянутой над бездонной трясиной. Пленкой, которая вот-вот порвется...
И не заметил, как оказался напротив выщербленных ступнек и неприметной железной двери.
Охранник пропустил Саню без единого слова, швейцар приветливо кивнул, как старому знакомому.
Прежний старичок сидел за окошком обмена, читал газету. Саня мельком увидел на обороте жутковатую фотографию — что-то изуродованное, плохо прикрытое черной пленкой, рыдающая женщина на коленях. Вот ведь кошмары у нас вечно печтают, только бы рейтинги поднять, — подумал он, неожиданно почувствовав острый укол ужаса. Будто кто-то невидимый ткнул ледяной иглой в солнечное сплетение, пригвоздил живот к позвоночнику, заморозил дыхание. Что же такого было в этой, в общем-то, стандартной для печати и телевидения, картинке, Саня так и не успел понять. Старичок споро свернул газету, и выжидательно уставился на посетителя.
Зачем я сюда пришел? — изумился Саня, испуганно оглядываясь вокруг. В мигающем бледном свете лица швейцара и старика-обменщика показались жуткими, неживыми. Я ведь не собираюсь здесь играть?
— Слушаю, молодой человек? — утомившись ждать, сказал старичок.
— Я...
Саня замялся под строгим взглядом старичка. Бежать отсюда! Он ведь поклялся сам себе: больше ни одной игры. Тем более в этом жутком, совершенно невозможном месте.
— Скажите, а я мог бы обменять... э... свое время на... просто на деньги... или...
— Молодой человек, — голос старичка зазвенел металлом: — здесь вам не обменный пункт, а приличное заведение. Выигрыш можете получать в чем вам угодно, по индивидуальному курсу...
— Играем? — грохнуло у Сани над ухом. Он вздрогнул и обернулся. Старый знакомый — лысый толстяк, только теперь не во фраке, а в темно-малиновом лоснящемся пиджаке и с золотой цепью на могучей шее, приветливо оскалился. Похожие на сосиски пальцы с трудом удерживали внушительную стопку фишек для рулетки.
— Везучий денек, — подмигнул толстяк.
— Желаете жетоны для автоматов, как раньше? Молодой человек? — сердито окликнул Саню старичок.
— Я...
Из двери, ведущей к рулеткам, выбежала, звонко цокая каблучками, фигуристая рыженькая пышечка в обтягивающем платье.
— Пусик, — заверещала она, вцепляясь в толстяка. — Ты такой гениальный! Я знала!
Толстяк довольно ухмыльнулся.
— И норковую шубку? — озабоченно поинтересовалась рыжая, трогая наманикюренным пальчиком стопку фишек в руке толстяка.
— Обсудим, — пообещал он, обхватывая пышечку за талию, и опять подмигнул Сане. Саня смущенно отвернулся.
— Жетонов, — твердо сказал он старичку. — На два месяца. Нет, на три.
Сначала он считал проигрыши. Потом сбился. Точнее — ему стало жутковато. От того, с какой скоростью исчезали в узкой щели автомата дни и недели Саниной жизни. Кажется, он проиграл за этот вечер года два. Или три?
***
— В чем желаете получить выигрыш?
— А в чем можно?
— Деньги по номиналу. Время по индивидуальному курсу. Харизма. Кураж. Удача.
— Удача? — заинтересовался Саня. — По индивидуальному курсу?
— Разумеется. Желаете посчитать? На время? Или на событие?
— Это как?
Старичок строго посмотрел сквозь толстые очки, и Саня подумал, что он сейчас скажет: «Здесь вам не справочное бюро».
— На время, — все же пояснил старичок: — это значит, в течение оговоренного времени, скажем, одного дня, вам будет постоянно везти. Транспорт сразу подойдет, начальник не заметит опоздания — ну и прочее в этом духе.
— То есть, в мелочах?
— Ну, знаете, — рассердился старичок. — Из подобных мелочей складываются ваши дни. И ваша жизнь. Разумеется, если в оговоренный период произойдет значительное событие, исход которого будет случаен — упомянутое событие исполнится наиболее благоприятным для вас образом. Попрошу, однако, понять, что все выполняется исключительно в рамках возможных реальностей. Никаких чудес. Никаких дядей-Рокфеллеров, которые внезапно переписывают на вас все свое состояние. Это понятно?
— А если не на время? А на событие?
— Удача действует исключительно в рамках оговоренного события.
— Но никаких чудес? — спросил Саня. Интересно, попадает ли в разряд чудес исключение из списка на увольнение его фамилии?...
***
С работы Саню не уволили. Через некоторое время он ушел сам. Зачем ходить на надоевшую скучную работу, где тебя совсем не ценят? Если можно, применив удачу на событие, вовремя встретить владельца конкурирующей фирмы и, использовав день харизмы, убедить будущего нового шефа в своих незаурядных способностях? И получить работу куда интереснее, престижнее и денежнее прежней?
Впрочем, чуть позже понял Саня, когда и новая работа стала несколько мешать его увлечению — зачем вообще она нужна? Время можно проводить куда с большей пользой — среди единомышленников, понимающих толк в настоящей игре. А деньги... ну что это все так вокруг них пляшут? В конце концов, деньги проще выигрывать, а не зарабатывать. Да, часто проигрыш оказывается больше — но в основном из-за этого жульнического индивидуального курса. Но ведь всегда можно отыграться, верно? Особенно, если тебе согласны отсыпать бесконечное количество настоящих игровых жетонов в обмен на такую непонятную и неизмеримую субстанцию, как время. Смешно, как вообще существует такое странное казино; наверное, владелец этой конторы просто сумасшедший...
Дома все было замечательно. Саня сказал, что теперь работает по гибкому графику с индивидуальными клиентами. Что с некоторой натяжкой можно было назвать правдой — если считать работой ежедневное посещение казино, из которого Саня каждый раз приносил денег.
Он проводил много времени с Иришкой и Аней. Можно было, конечно, и больше — но ведь нужно было когда-то ходить в казино?
Иногда Сане становилось страшно.
Его тайная, скрытая от родных жизнь, теперь была не просто ложью. Ложью, которой можно с кем-нибудь поделиться, когда ее тяжесть станет невыносимой.
Теперь это было безумием. Кто поверит в то, что Саня играет в странном заведении, где меняет жетоны на дни и месяцы жутковатый старичок с копытами вместо ступней (Саня однажды увидел их мельком). Сатир? Черт? Кто поверит, что время здесь можно поменять на деньги или удачу?
Открывая дверь казино, Саня будто проваливался в совершенно другой мир, со своими законами и обычаями. Мир, о котором он старался немедленно забыть, возвращаясь в обычную жизнь.
Сане казалось, что он сам расщепляется. Разделяется на нескольких разных людей, почти не связанных друг с другом — разве что тем, что все они делят одно тело.
Первый, Саня-обычный, любящий муж и заботливый отец, который с удовольствием играет с дочкой и занимается хозяйством. Второй, жутковатый и немного безумный тип, вроде того игрока, который встретился как-то Сане в страшную ночь, когда он всерьез размышлял о самоубийстве. Игрок, полностью занимающий Санино тело и рассудок в мире казино.
Кажется, был еще третий... Третий, который с ужасом наблюдал это расщепление.
«Что ты делаешь? — кричал он Сане, когда тот подходил к заветной двери тайного казино. — Остановись! Ведь можно обойтись без этого! Ну, можно, а? Давай найдем работу, как все нормальные люди, и будем просто жить...»
«Отвали», — отвечал игрок, который привык утихомиривать этого Третьего еще в пору своего увлечения обычными игровыми автоматами. Третьего можно было обмануть или разжалобить чем-то вроде: «Ну, я в последний раз» или «Это моя единственная радость в жизни, ну разочек, а? Разочек то ничего не изменит...» Или просто грубо послать — мол, я сейчас не в настроении, подумаю об этом потом.
«Что ты делаешь, а?» — взывал Третий к Сане-обычному. «А что я? Ничего, — удивлялся Саня: Сейчас-то все хорошо, а? Сижу, играю с дочкой. Причем тут вообще я?»
«Кто ты на самом деле?» — вдруг спрашивал Третий, глядя на Саню из зеркала в ванной. Саня замечал беспокойные глаза и дергающиеся губы. «Ты знаешь, кто ты по-настоящему такой?» Саня задыхался от страха, хотел отвести взгляд от зеркала — и не мог. Почему-то там, в глубине мерещилось невнятное и жуткое — то ли исковерканное тело под черным полиэтиленом, то ли рыдающая женщина...
«Сколько тебе осталось времени, ты знаешь? Неужели ты думаешь, что Они подарили тебе это все просто так — деньги, удачу, обаяние? Неужели ты не понимаешь, что весь в долгах, и скоро придет время расплачиваться? Время, которого у тебя уже почти не осталось...»
«Отвали», — испуганно отвечал ему Саня: «Я не знаю. Я не хочу...»
«Мы подумаем об этом потом», — приходил на подмогу игрок: «И еще, всегда ведь можно отыграться, верно?»
***
А однажды старичок поднял на Саню круглые совиные глаза и поинтересовался:
— Прошу прощения, молодой человек, на что именно вы хотите купить жетонов?
— Как на что? — переспросил Саня, еле двигая языком. Во рту мгновенно пересохло.
Старичок смотрел терпеливо.
— Как на что... Я... На время. На мое время.
— Прошу прощения, молодой человек, минимальный период покупки — один месяц.
— Я... Что? — Саня охрип. — Мне... Мне осталось жить меньше месяца?
— Здесь не гадальная контора, молодой человек, а приличное заведение, — сообщил старичок. — Не создавайте очередь, будьте любезны.
Саня отошел в сторону на одеревеневших ногах, пропуская вперед двух молодых людей.
— Конечно! — громко воскликнул один из них, подталкивая ближе к окошку белобрысого робкого юношу. — Мы ведь пришли отыграться. Верно?
— Стойте, — позвал Саня, ухватил кричавшего за рукав. — Стойте! Это ведь вы? Вы привели меня сюда?
Франт обернулся, смерил Саню быстрым взглядом. Строго сказал:
— Обождите.
И снова с умильной улыбкой обернулся к белобрысому:
— Так, ну что же вы? Игра заждалась. Пожалуйста, нашему новому посетителю. Со скидкой...
— Ну что же вы, — с укором обратился франт к Сане, когда белобрысый, растеряно перебирая игровые фишки, скрылся за дверью к рулеткам. — Что же вы пугаете новых клиентов?
— Я... — хрипло сказал Саня. Он не знал, чего ему больше хотелось — придушить того, кто заманил его сюда; или умолять о помощи.
— Так, — сказал игрок, оценивающе оглядывая Саню. — Проигрались?
Саня кивнул.
— Ну, ведь всегда можно отыграться, верно?
— Да. Если есть на что.
— Если уже не на что, — франт оглядел Саню. — Всегда ведь можно одолжить, а? У кого-нибудь еще?
— Как это?
— Ну, если вы помните, — усмехнулся франт: — никаких ритуалов не надо. Достаточно наличие предмета и желание его вам отдать. Полагаю, у вас найдутся такие люди, которые согласятся — разумеется, временно — одолжить вам необходимое. Исключительно для того, чтобы вы могли отыграться. А?
— Не понимаю, — пробормотал Саня, отступая от франта. — Даже не понимаю, о чем вы говорите...
Он бросился бежать и остановился, задыхаясь, слушая тяжело бухающее сердце, только в нескольких кварталах от проклятого казино...
***
Ночью Саня так и не смог уснуть.
Сперва лежал, глядя в потолок. Потом выбрался из-под одеяла, оделся, сел на край кровати. Как чужак, зашедший в гости. Смотрел, как уютно, обняв своего белого мишку, сопит Иришка. Как вздрагивают ресницы и губы спящей Аньки — будто она пытается что-то разглядеть и сказать во сне, а у нее не получается...
«Вот так, — сказал Третий: — попрощайся. Им без тебя будет лучше».
«Они меня любят, — возразил Саня. — Будут плакать. Скучать».
«Да, — согласился Третий. — Но так лучше. Аня молодая и красивая. Еще встретит того, кто ее полюбит. Будет беречь и защищать. И не станет мучить своими тайнами, проигрышами и долгами. Кого-нибудь получше тебя».
Аня открыла глаза. Спросила сонно:
— Что? Что ты не спишь?
Перевернулась на бок, обняла. Зашептала, согревая дыханием поясницу:
— У тебя что-то случилось? Я ведь чувствую, что да. А ты молчишь. Я могу помочь?
— Да, — ответил — нет, конечно же, не Саня. Кто-то вместо него. Игрок? Для которого единственная настоящая ценность — змеиный шелест высыпающихся из автомата выигрышных жетонов... И прежде чем Санька успел заткнуть ему рот; и остановить Аньку, она пробормотала, улыбаясь:
— Чем хочешь, милый. Ты ведь знаешь, все, что у меня есть, принадлежит и тебе.
— Правда? — ласково уточнил игрок. И протянул Ане пальцы, собранные в горсть.
— Бери, — засмеялась Анька, и наклонила свои ладошки над Саниной рукой. Совершенно тем движением, каким Саня передавал козлоногому старику свое время и жизнь...
***
А потом он стоял над окошком обмена жетонов и не мог понять, как это все получилось. Сперва он хотел отыграть хотя бы чуть-чуть. Еще хотя бы пару лет своей жизни. Чтобы Иришка немного подросла и Аньке было бы не так сложно оставаться одной.
А потом... Не мог же вернуть Ане не все, что брал? Должен же он был отыграть хотя бы Анино время? И вообще...Ведь должен же он был когда-то отыграться?
— Прошу прощения, минимальный период покупки — один месяц.
— Что? — хрипло переспросил Саня, покачиваясь, как пьяный и опираясь дрожащей рукой о стекло проклятого окошка. — Как это? Сколько... Сколько осталось жить моей жене?
— Не создавайте очередь, будьте любезны.
***
Аня спала. Саня испуганно прислушался к ее ровному дыханию. Ведь не может такого быть, что оно замрет прямо сейчас? Не может, а?
— Что мне делать? — тихо спросил Саня.
Иришка стояла в кроватке, крепко обхватив ручками деревянные перильца.
Саня опустился на колени перед кроваткой, осторожно погладил маленькие пальчики.
Советчиков больше не было, он остался один.
Больше не у кого было спрашивать, что делать. И некого было обвинять за то, что уже сделано.
Сошедший с ума игрок сидел в казино, молотя дрожащими пальцами по клавишам. Ему казалось, что он все еще продолжает играть по-настоящему, и что у него еще есть шанс отыграться.
Тот, третий, молчал. То ли ушел, то ли умер.
Важно наличие предмета и желание его отдать, — сказал игрок. Не нужно никаких договоров, подписей кровью... и дьявол, в сущности, не нужен...
Для того, чтобы навсегда потерять свою душу, достаточно просто пожелать ее продать...
Иришка ухватила Саню за палец, потянула. Довольно улыбнулась, когда он послушно распахнул ладонь ей навстречу. И опрокинула в его руку свою крепко сомкнутую ладошку — будто пересыпая невидимое.
Саня замер, не смея шевельнуться и вздохнуть. Время плескалось в его застывшей ладони. Будущее его дочери. Целый океан перламутрового сияющего времени.
Иришка смотрела на своего отца доверчиво и ясно.
С верой в то, что все, что он решит и сделает, будет совершенно правильным...
Татьяна Томах © 2008
Обсудить на форуме |
|
