|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2008 Сергей Фролов © 2008 КАМЕНЬ И ЛЬВИЦА На часах шесть утра, а в штабной палатке уже накурено. Утреннее совещание в разгаре, присутствуют все офицеры. Командир отдельного батальона спецназа ГРУ, подполковник Хуторной проводит «разбор полётов» вчерашнего дня.
По всему выходит, что сегодня у меня выходной. Взвод мой выполнял особое задание, секретное и как обычно архиважное, выполнили мы его успешно, вернулись только вчера под вечер, да ещё без потерь, не спавшие почти трое суток и уставшие, как черти... В общем, Хуторной — правильный мужик. Хорошо потрудившимся подчинённым всегда даёт отдохнуть. И поэтому бойцы мои сейчас спят, я же проснулся только для того, чтобы поприсутствовать на совещании, — порядок, как никак, — после чего снова завалюсь на койку.
Хуторной похвалил мой взвод. Кратко, но ёмко. Хохлов, — наш ротный, — незаметно мне кивнул: молодца, мол. Я же слегка смутился.
«Разбор» вскоре закончился, комбат потянулся к пачке «Родопи», неспеша закурил и перешёл ко второй части совещания.
— Итак, товарищи офицеры, — он поднялся, окинул взглядом собравшихся, подошёл к карте: — обстановка на сегодняшний день складывается следующим образом...
Если опустить подробности, секретные и не очень, нам предстояла большая зачистка в районе Итум-Кале. Осознав её масштабы, я понял, что отоспаться не получится.
Весь наш батальон участвовал в операции. Зайдя с трёх сторон, мы должны были окружить и уничтожить группировку противника численностью двести-триста голов. Рота Орлова заходила с севера. С левого фланга, с небольшой задержкой, рота Сазонова, одновременно с ними, с правого фланга — мы.
— Вопросы есть? — спросил Хуторной.
— Вопросов нет, Николай Андреич... — ответил Орлов за двоих: Сазонов что-то говорил своим взводным.
— Виктор Алексеевич, — это Хохлову, — извини, дорогой, но ты пойдёшь сокращённым составом. Тарасова оставь, пусть отдохнёт.
— Хорошо, Николай Андреич, — он повернулся ко мне: — Петя, слышал? Вы остаётесь.
Конечно же я слышал!
— Все свободны, — сказал комбат, поднимаясь.
Задвигались стулья, зашумели голоса. Офицеры расходились, обсуждая предстоящую операцию. У кого-то зазвонил мобильник.
Я неспеша застегнулся и уже собрался было выйти на мороз, когда меня окликнули.
— Виктор Алексеич, Пётр, обождите, — Хуторной сунул мобильник в нагрудный карман.
— Что случилось, Николай Андреич? — Хохлов уже был рядом. Я подошёл к ним.
— ЧП, мужики, — он ткнул в карту. — Час назад здесь, — комбат указал место, — сошла лавина. Спасатели готовятся к вылету. Мы должны их сопроводить.
Они оба посмотрели на меня.
— Пётр?
Шестьдесят семь километров к юго-востоку от Итум-Кале. Маленький аул на склоне четырёхтысячника. Я хорошо знал это место. У Джамала там пятьсот голов было, оружие, боеприпасы, аммуниция... А ещё семьи.
Наши накрыли их в ущелье, в пятнадцати километрах восточнее, три дня назад. Я со своим взводом, выполняя задание на противоположном склоне, наткнулся на остатки Джамалова воинства, спешно уходившего через перевал. Мы осторожно обошли их, не ввязываясь в бой — надо было закончить наше дело, — а потому, собственно, и вернулись на базу последними.
— Николай Андреевич, если у Джамала ещё остались где-то в горах люди... — произнёс Хохлов, — Он может вернуться...
— Нет, Виктор Алексеевич, не может, — перебил Хуторной. — По данным разведки, мы накрыли всю банду. Джамал сейчас очень далеко. Бойцов у него — Петю спроси, — он кивнул в мою сторону, — ...от силы взвод наберётся. Тропы после лавины завалены снегом. Даже если захотят, что сомнительно, им нужны как минимум, сутки, и то при хорошем раскладе. Спасатели обещают управиться к вечеру, — комбат подмигнул мне: — Петя даже к ужину успеет. Они и летят-то только потому, что приказ главнокомандующего: гражданских не пускать без сопровождения.
— Что скажешь, Пётр? — помолчав, спросил Хохлов.
Они оба смотрели на меня.
В том, что мы видели не более двух десятков бегущих бандитов, включая самого Джамала, сомнений не было. Бежали они без оглядки, бросая раненых и снаряжение... С другой стороны, что если ротный прав?
Я медлил. Хуторной закурил.
— Товарищ, командир батальона... — начал я.
— Ну, ну, давай без церемоний, — перебил он.
— Николай Андреич, ребята устали. Разрешите от вашего имени пообещать им по возвращении выходной?
— Без вопросов, будет два выходных.
— Что ж... Разрешите выполнять? — я обратился к обоим командирам.
Хохлов посмотрел на комбата, тот кивнул.
— Удачи Пётр, — Хохлов протянул руку, я пожал:
— И вам удачи, Виктор Алексеич.
— Если что, Петя, — добавил комбат, — выходишь на связь, я звоню командиру седьмого авиаполка, и в течение пятнадцати минут вам обеспечивают поддержку.
— Спасибо, Николай Андреич, — я пожал ему руку. — Разрешите идти?
— Ступай, Петя.
Сборы не заняли много времени. Взвод построился на плацу, я сообщил о поставленной задаче. Бойцы приуныли было, но когда я объявил о предстоящих выходных... Через четверть часа, потяжелевшие килограмм на двадцать, с оружием, боеприпасами, мы погрузились в вертолёты.
Было сумрачно, хотя уже давно рассвело. Мы шли на малой высоте. Справа и слева проплывали синие заснеженные склоны — солнце ещё не заглянуло в долину. Лишь самые высокие вершины на западе белели так, что глаза резало. Внизу петляла горная речка. Ледяная вода, чёрная с высоты, текла с гор в долину.
Ребята дремали. Лишь Толик Фомин, мой лучший снайпер, как всегда читал. Я присмотрелся. «Если» — было написано на обложке.
— Опять научная фантастика, Фомин?
— Так точно, товарищ старший лейтенант! — Толик улыбался.
— За полтора года уже, наверно, центнер перечитал, — буркнул я. — И где ты их только берёшь?
— Мама присылает, товарищ старший лейтенант, — снова улыбка во всё лицо. Подождал, не спрошу ли ещё что, и снова уткнулся в журнал.
— Увижу журнал после приземления, — я пригрозил, — пеняй на себя. Доложу ротному, что перегружаешь вертолёт — он с тебя перерасход керосина высчитает за все вылеты.
***
Вдруг вернулось сознание, и Асет обнаружила себя лежащей на полу, в кромешной тьме. Кричал испуганный ребёнок.
Асет ничего не соображая, на автомате поднялась, нашарив в темноте стену, споткнулась обо что-то, перешагнула, пошла к окну, рядом с которым в углу стояла кроватка. Она наклонилась, желая взять ребёнка, и угодила рукой в снег. Мальчик лежал на спинке и дрыгая ножками отчаянно плакал. Откуда снег в кроватке?!
Она стащила с сына мокрую пелёнку, прижала голенького:
— Тише, маленький! Тише!
Налетев на тахту, двинулась было к комоду, заменявшему пеленальный стол, но передумала, вернулась, стащила с тахты покрывало и, завернув в него ребёнка, принялась качать. Он долго плакал, брыкался, но всё-таки успокоился, согрелся и уснул. Асет положила ребёнка на кровать, укрыла одеялом, присела, переводя дух.
Она вспомнила, как встала среди ночи попить, пошла на кухню и услышала грохот. Ей бы в комнату бежать, глупой женщине, а она в окно выглянула. И когда поняла, что это за гром, было уже поздно. Её сильно ударило в спину чем-то, — кажется, сорванной с петель дверью, — швырнуло о стену, после чего она потеряла сознание. И вот теперь она пришла в себя, оказавшись в комнате.
Асет догадалась, что произошло. Лавины здесь — обычное дело, но такого, чтоб накрыло посёлок, не помнили даже старики. Говорили, что в этом году очень много снега в горах.
Хорошо, что дом цел. Альпинистов, отец рассказывал, и через двое суток живыми откапывали. Он сам когда-то, ещё при Союзе — Асет тогда в школе училась — проводником ходил. Только давно уже нет Союза, и кто их откапывать будет?
Мужчины в горы ушли. Война.
Русские? Они только радоваться будут.
Асет вспомнила мужа и тихо заплакала. Зачем он ушёл, когда так нужен дома? Кто им теперь поможет? Всё эта война...
— Проклятые русские! — прошептала Асет, стиснув зубы.
***
Места для посадки оказалось мало, и выгружаться пришлось в три приёма. Мы высадились первыми, покидав снаряжение на снег. Наши ушли на базу, а вертолёт МЧС приземлился на освободившейся площадке и заглушил двигатели.
Спасатели сразу приступили к работе, мы, в свою очередь, изучали обстановку.
Возле вертолёта чернели развалины. Я послал двух бойцов проверить строения. К ним присоединился парень-спасатель с огромным сенбернаром.
Я развернул карту, потоптался, ориентируясь по сторонам света...
Подошёл начальник группы — черноволосый, с проседью, мужчина лет пятидесяти — и протянул руку:
— Давай знакомиться, старлей, — произнёс он с лёгким акцентом.
— Пётр — я пожал руку.
— Ахмад. Давай «на ты».
— Давай.
— Сверим карты, — он развернул планшетку — такую же, как у меня. Минуты две поочерёдно смотрел то свою, то мою, и наконец произнёс:
— У меня два дома не обозначены.
Тут же достал карандаш и отметил у себя.
— Часть домов могло отнести, — сказал он. — Пётр, не топчитесь там пока.
— Хорошо, Ахмад. Помощь нужна?
— Нет пока. Занимайся своим делом, старлей.
Подумал и добавил:
— Копать поможете.
— Поможем.
Он хлопнул меня по плечу и поспешил к своим.
Я огляделся.
Пологий склон, на котором располагался аул, был зажат с запада и с востока двумя вершинами. Там, где расположился собственно аул — терраса, ниже она круто обрывалась. На юге, довольно далеко, виднелся склон, с которого и сошла лавина.
Семнадцать домов под снегом. Чуть выше, на восточном склоне — два полуразрушенных. Там сейчас мои бойцы с МЧСником. Там же, ещё выше, на крохотной площадке — вертолёт спасателей.
Вполне удачное расположение, могло быть хуже.
Если верить карте, с гор в аул спускаются три тропы. Две из них выныривают из-за гор прямо в аул с южной стороны, откуда пришла лавина, и потому, скорее всего, непроходимы. Третья идет по северной стороне западной вершины.
Я спрятал карту и достал бинокль.
Тропы неплохо просматривались.
Прикинул расстояние...
Первое отделение можно расположить на восточном склоне. Вон туда, в нишу, что скрывается за корявой сосной, посадить Фомина. Второе и третье отделение на западный склон — они перекроют обе тропы. Там и там можно поставить пулемёты. Из «Калаша» спасателей ни с одной тропы не достать. Им придётся сначала подойти ближе, но тут уж мы их встретим... Что ж, выходило, вроде, неплохо. Так что, если что...
Я размышлял так, будто и впрямь собирался повоевать. Да не придут они!
— Товарищ старший лейтенант! У нас пострадавший! — голос в рации прервал мои размышления.
***
Асет снились дедушка с бабушкой. Дед погиб под Сталинградом, — Асет его только на фотокарточке видела, — а бабушка умерла восемь лет назад.
Солнечным полднем дедушка с бабушкой уходили в горы, и их почему-то провожали всем аулом. Мама плакала, Асет стояла с Тимуриком на руках и не понимала, почему все собрались и почему дедушке с бабушкой надо уходить.
Долго прощались с соседями и родственниками. Мама уговаривала не ходить, говорила, пусть хотя бы бабушка останется, но старики были непреклонны.
— Пойдём с нами, Асет, — позвала бабушка.
— Не пущу! Дочку не дам! Уходите одни! — закричала мать и схватила Асет за руку.
Асет очень захотелось пойти. Она вырвалась и побежала к бабушке с дедушкой.
— Оставь хотя бы ребёнка, Асет!!! Оставь ребёнка!!! — кричала мать вслед.
Тимурик разревелся, и Асет проснулась.
Повернулась на бок, дала ребёнку грудь. Он взял сосок, но почему-то начал плакать. Асет и так, и этак, помогала, но он плакал и плакал. Да что с ним?!
Асет потрогала грудь — полная.
Может животик болит?
Встала с ребёнком, прошлась, похлопала по спинке. Снова дала грудь.
То же самое.
— Мама! — позвала Асет. — Мама, он не хочет.
— Молоко, наверно, остыло, дочка, — из соседней комнаты донеслось шарканье разношенных тапок.
— Мама?!
Асет вскочила! Замерла, прислушалась...
Снова сон.
«Не буду больше спать», — решила Асет и пошла на кухню, ставить чайник.
***
Когда я прибежал, старик был уже мёртв.
— ... я ему говорю: «потерпите, дедушка», а он мне: «шакал, урус!». И ещё: «наши придут...» — рассказывал Васильев, командир первого отделения и мой зам.
Ахмад стоял чуть в стороне, дымил сигаретой.
— Он ещё что-нибудь сказал? — я расспрашивал бойца.
— Нет. «Наши придут.» И умер. Кровь пошла изо рта. Его балкой раздавило, товарищ старший лейтенант.
Я прошёл, посмотрел... Что ж, старик долго пожил на этом свете.
Васильев потоптался, вздохнул и полез под бронежилет за сигаретами. Спасатели принялись вытаскивать тело.
— Построй бойцов, — распорядился я.
— Слушаюсь, — Васильев побежал выполнять.
— Странно... — сказал Ахмад, когда сержант удалился.
— Что странно? — спросил я?
— Странно, что мало снега, — Ахмад затянулся.
— Ничего себе — мало! Целый аул накрыло!
— Маленькая лавина для этого склона. — пояснил он. — Склон очень пологий, Пётр. Чтобы сугроб сорвался и сошёл лавиной, здесь снега должно было быть раза в два больше. Минимум раза в два. Посёлок смело бы в пропасть.
— Что ты хочешь сказать?
— Сдаётся мне, что лавину спустили, — осторожно ответил Ахмад.
Если честно, я тоже об этом думал. Точнее было невнятное ощущение: не вяжется наблюдаемая картина с моим житейским опытом. Не так должно всё выглядеть.
— Кто же это мог сделать, Ахмад? И зачем?
— Мало ли... — Ахмад пожал плечами. — Бывает громко крикнуть достаточно... Но поверь моему опыту — не могла она здесь сама сойти. Более того! Я вообще сомневаюсь, что сойди лавина сама, она пошла бы на аул. Раньше тоже не дураки были. Знали где строить...
— Ахмад, но ведь синоптики говорят, что в этом году очень много снега... — начал я.
— Даже с учётом этого, — перебил он и добавил, выкидывая окурок. — Пошли работать, старлей.
Васильев построил взвод на пятачке между развалинами и вертолётом. Я обрисовал ситуацию, поставил бойцам задачу и отдал приказ выполнять.
Фомин, стоявший с краю, обошёл вертолёт, демонстративно поплевав на ладони, и пошёл в гору напрямик. Попов, — командир третьего отделения, — показал ему кулак и повёл остальных к развалинам. Там, за развалинами, чуть дальше, начиналась тропа.
Первое и второе отделения, взвалив на плечи пулемёты и похватав ящики с боеприпасами, выдвинулись в сторону западного склона. Снайперы ушли вперёд.
Я глянул на часы, засёк время: восемь-тридцать.
Спасатели занимались своим делом — даже голов не поднимали. Ахмад ходил, уткнувшись носом в карту — определял, где искать дома. Парень с сенбернаром искал на свой манер. Остальные копали.
Спасатели исходили из того, что лавина сошла, когда аул спал. Поэтому людей следовало искать примерно там, где находились дома, под снегом. И Ахмад не ошибся — его подход скоро принёс первые плоды.
Из-под снега достали первых уцелевших: двух пацанов лет восьми и десяти. Их сразу же завернули в одеяла. Оба испуганы. Младшему повезло — он отделался парой царапин. У старшего оказалась сломана нога. Его уложили на носилки и понесли к вертолёту. Младший бежал рядом, что-то быстро говорил, оглядываясь и показывая назад. Спасатели остановились, подошёл Ахмад. Он выслушал мальца, махнул рукой кому-то. Подбежал парень с собакой. Они спустились в раскоп, следом ещё несколько спасателей.
Через минут двадцать вытащили старуху без сознания. Врачи обступили носилки, и сразу же начали оказывать помощь. Двое спасателей понесли носилки к вертолёту. Врачи бежали следом, один нёс капельницу на вытянутой руке.
Я понаблюдал за происходящим ещё пару минут, потом поднял бинокль. Попов окопался, Васильев с Масловым заканчивают.
Поискал снайперов.
Один...
Второй...
И Фомин.
Хорошо устроился! Сидит, читает, зараза такая!
— Опять с журналом, Фомин?!! — рявкнул я в рацию.
Он высунулся из укрытия, чуть вытянув шею — увидел меня, завозился, незаметно засовывая журнал за пазуху.
— Виноват, товарищ старший лейтенант...
— Думал, замаскировался, умник?! Думал — командир нихрена не видит?!
— Виноват...
— Последнее предупреждение, Фомин! — и нажал отбой.
К обеду погода стала портиться. Схмурилось, пошёл мокрый снег. Хорошо хоть ветра нет.
Я поднялся к Фомину.
Всё-таки место — лучше не придумаешь! Видно все три тропы, как на ладони! Я подумал, что неплохо было бы здесь остаться и самому наблюдать... Вообще-то, по идее, я должен быть с Васильевым... С другой стороны, Маслов и Васильев почти спина к спине, и их там больше. Так что логичнее мне остаться здесь, с Поповым. Да и тихо всё. Спасатели уже седьмой дом откапывают...
Улетел вертолёт, унося первых пострадавших в город.
Я спустился, подошёл к спасателям. Ахмад проводил взглядом вертушку, достал сигареты, закурил.
Из пострадавших — в основном женщины и дети, несколько стариков и ни одного мужчины.
— Погибших — пока семеро... — тихо проговорил Ахмад, глубоко затянулся: ¬ — Думаю, в основном старики будут, старлей...
— Старики... — Я вспомнил, того, первого... Вспомнил, как силой затаскивали в вертолёт аксакала с перевязанной головой. Он ругался по-чеченски, плюнул в лицо спасателю...
— Помнишь ту старуху, Пётр? — Ахмад, похоже, догадался, о чём я думаю. — Так вот, она сказала нам спасибо, старлей.
Я лишь промолчал, пожав плечами.
***
Асет поняла, что ей снятся вложенные сны. Иногда так бывает. В такие моменты становится очень страшно: а вдруг не проснёшься? И чувствуешь что-то вроде удушья. Будто всплываешь с большой глубины, воздуха в лёгких уже нет, а до поверхности ещё далеко.
Она долго выдиралась из сна, проснулась и поняла, что про лавину — это был не сон.
Было темно, холодно и страшно. Очень хотелось пить.
Ребёнок спит, но скоро наверняка проснётся. Его надо будет кормить, менять пелёнки и как-то развлекать, иначе он будет плакать. Когда их откопают — неизвестно. Да и вообще — откопают ли?
Надо что-то делать. Асет задумалась...
Для начала нужен свет. Где-то в шкафу был фонарь. Асет долго искала в шифоньере, вывалила всё на пол и, наконец, нашла.
Щёлкнула выключатель. Работает!
Она огляделась. У окон, на полу были навалены кучи снега. Стёкла оказались выбиты. Дверной проём тоже весь завален снегом. Потолок просел.
Что ж, дом устоял — это главное. Можно попробовать копать изнутри.
Вот только в какую сторону? Асет вдруг поняла, что совершенно не помнит, где было крыльцо, куда выходили окна. Она пыталась вспомнить, как выглядел двор, где был сарай... ведь был же сарай?.. Или нет?..
Взгляд упал на кучу вещей у шкафа. Среди прочего, на полу валялись старые фотографии. Может быть, на них есть дом? Асет принялась разгребать их и наконец нашла то, что искала. Дом, за ним горы, и черноволосая стройная девочка лет двенадцати на фоне окна, а рядом женщина, судя по всему — мама. Её, Асет, мама.
Сколько не пыталась, Асет не могла вспомнить, кто эта девочка.
***
Пятнадцать, ноль-ноль на часах. Спасатели работают, осталась примерно треть. Пока всё тихо...
Я ушёл к Попову. Хорошо окопались, молодцы ребята. Сидят, курят, байки травят вполголоса. Но бдят.
Связался с базой, доложил обстановку.
Вертолёт ещё раз слетал и вернулся. Он отвёз единственную спасённую — девушку, от силы лет двадцати, беременную. Она очень сильно пострадала. В бинокль я видел, как к ней бежали врачи с носилками...
Трупов прибавилось...
Спасатели работали как раз там, куда, по мнению Ахмада, пришёлся основной удар лавины. Дома здесь разметало — ни одного мало-мальски уцелевшего. Из-под обломков стен и переломанных, как спички, перекрытий, на поверхность извлекли одиннадцать тел.
Метель усиливалась. С юга подул ветер. Снег крупными хлопьями летел в лицо, попадая в глаза и набиваясь за воротник.
Я связался с Ахмадом, спросил, нужна ли помощь. Он сказал, что нужны люди, что ветер усиливается, что у вертолётчиков возникли проблемы при посадке, и надо бы поскорее управиться. Вызвал Васильева и Маслова, распорядился выслать по два бойца. Попов отправил троих.
— Спасибо, Пётр, — сказал Ахмад немного погодя. — До темноты должны управиться.
Значит часа два...
— Ещё часа три и на базу, — сообщил я своим. Ребята оживились.
***
Асет решила, что проще всего будет выбраться через окно. Она попыталась копать руками. Ребёнок спал, и поначалу дело шло довольно быстро. Но вскоре руки начали мёрзнуть, и пришлось искать что-нибудь вместо лопаты. Асет попробовала детским пластмассовым совком, но снег был плотным, и совок быстро сломался. Потом она разломала выдвижной ящик комода и приспособила дощечку. Тут проснулся мальчишка и захныкал. Пришлось прерваться, дать грудь.
Наевшись, Тимурик успокоился. Он лежал на кровати и мусолил во рту погремушку.
Асет поправила фонарь, лежавший на комоде, и продолжила копать, но через пару минут ребёнок снова захныкал. Она подошла, поиграла с ним и снова продолжила, было, но ребёнок опять закапризничал. Асет взяла его на руки, и он тут же успокоился.
Да что с ним такое? Заболел?
Она потрогала носик и щёки. Холодные. Да он замёрз! Асет нашла тёплую распашонку, штанишки, шапочку, переодела Тимурика и, положив под одеяло, дала соску. Он зачмокал и вскоре уснул.
Хотелось пить. Асет подумала, было, про детскую бутылочку... Нет, нельзя! Она набрала горсть снега, положила в рот и вдруг поняла, что не чувствует холода.
***
На часах 16:00. Потихоньку начало смеркаться. До заката ещё далеко, но низкие серые тучи, снег... Да и солнце, должно быть, уже скрылось за вершинами.
Ахмад сообщил, что «осталось полтора дома». Спасатели потихоньку начали готовиться к отлёту. Я видел, как двое грузили в вертолёт тела, присыпанные снегом.
Всё спокойно. Скоро на базу. Доклад, потом ужин... двести грамм... Настроение поднималось, не смотря ни на что. Всё-таки человек ко многому привыкает ...
Зашипела рация.
— Товарищ, командир взвода, — тихо произнёс Маслов, — на тропе с вашей стороны что-то есть...
Я вскинул руку, указывая вперёд, поднял бинокль. Попов кивнул, подал знак своим и тоже приник к оптике. Бойцы побросали сигареты, бесшумно разобрались по позициям, приготовились.
— Ничего не вижу, товарищ старший лейтенант, — проговорил Попов.
— Всё внимание на тропу, — я отвернулся, переключил радиостанцию, вызвал Ахмада.
— Слушаю...
— Сколько осталось, Ахмад?
— Ещё минут сорок, может час.
— Вижу, командир! Вижу! — зашептал Попов.
— Ахмад, закругляйтесь! Быстро! — выпалил я и переключился на своих: — Васильев, Маслов!..
Я видел, как заторопились спасатели. Ахмад махал руками, что-то кричал. Люди побежали: спасатели к вертолёту, бойцы, что им помогали — на позиции; Ахмад, парень с собакой и двое ребят Попова остались у последнего раскопа. Лопаты мелькали, снег летел в стороны. Позади раздался свистящий гул — вертолёт запустил двигатель. Я торопливо давал по рации указания.
Вдруг взрыв!
За ним второй!
Третий!
— Миномёты!!! — заорал кто-то.
¬ — Ахмад, уходите!!! — крикнул я и уже своим: — Огонь на поражение! — и началось.
Заработали наши пулемёты, сразу с двух сторон. Противник открыл по нам огонь из всех стволов. Мы огрызались из «калашей». Вокруг рвались мины.
Я оглянулся.
— Купцов! Базу мне! Быстро! — крикнул я связисту.
— Вызываю!
Тут я увидел спасателей и бойцов, бегущих мимо вертолёта в нашу сторону. Впереди нёсся сенбернар, люди не отставали.
Я схватил рацию:
— Ахмад! Куда?! Уходите!
— Мы... остаёмся! — крикнул он, задыхаясь от бега.
— Ты спятил! Я приказываю!..
— Мы должны... закончить!
— Твою мать!!!
Нашу перепалку прервал взрыв рядом с «вертушкой», как раз собиравшейся взлетать. Я не успел испугаться: вертолёт оторвался от земли, пошёл низко над землёй к краю пропасти и нырнул вниз, в ущелье.
Следующим взрывом накрыло связиста.
***
Асет поняла, что с ней что-то не так. Она не могла вспомнить, как звали бабушку, и почему от неё ушёл дед; лицо мамы почти стёрлось из памяти; половины детства будто не было. И самое страшное — она знала, что совсем недавно помнила всё это.
Начало подводить осязание. Сначала пропали тепло и холод. Потом Асет перестала различать предметы. Шерстяное одеяло на ощупь было как снег, дерево — как стекло.
А ещё начали пропадать желания. Она поймала себя на том, что совсем недавно очень хотелось поесть, а теперь совсем не хочется.
Может быть это от удара? Может быть у неё сотрясение? Но почему голова не болит? Ведь должна же болеть. Или нет?
Вдруг наверху что-то глухо бухнуло так, что в серванте звякнула посуда. Потом ещё и ещё.
Как бы потолок не обрушился...
Надо копать.
***
— Ваську убило!
— Нет, жив! Помогите кто-нибудь!
— А-а-а-а-а!!! Рука-а-а!!!
— Морфий дайте кто-нибудь!
— А-а-а-а-а!!! ... твою мать!!!
— Держите его! Так, хорошо... Бинт! Васёк, терпи...
— Радиостанция разбита, товарищ командир...
— Вижу, ч-чёрт! Васильев, Маслов?! Потери есть?! Всем: держать оборону!!!
Огонь не прекращался ни на секунду. Миномётчики противника продолжали утюжить нашу сторону. Взрыв, совсем рядом! Замолчал пулемёт.
— Смагина уберите оттуда! Симонов, к пулемёту!
Миномётчики пристрелялись. Сейчас нас накроют...
Я выхватил рацию, но не успел. Один за другим далеко впереди ухнули два взрыва.
— Миномётный расчёт уничтожен! Второй — уничтожен! — это Маслов. Наши достали их из гранатомёта.
— Молодец, сержант! Как у вас?
— Двое тяжелораненых.
— Плохо...
Взрывы стихли, наступила короткая передышка.
— Противник перегруппируется, — сообщил Попов.
Я провёл по рации перекличку. Пока четверо раненых.
Приползли спасатели. С ними собака — тоже ползком!
— Плохо дело, Пётр? — спросил Ахмад.
— Да уж, хуже некуда. Радиостанция разбита, связи нет...
Он вытащил сигареты, закурил. Я молчал, пытаясь что-то придумать.
— Наши вертолётчики уже наверняка доложили... — начал Ахмад.
— Доложить-то доложили, — я перебил его. — Пока передадут нашим, пока подойдут штурмовики... Их ещё надо навести на цель...
— Мобильник подойдёт? — спросил хозяин сенбернара.
— Что?! — мы уставились на него.
— Мобильник, — повторил он. — Там, внизу местами ловит, но очень плохо. Я пытался днём домой позвонить...
— Точно! — я уже понял. — В Итум-Кале мощная базовая станция. Может получиться! Надо только забраться повыше!
Я оглядел ближайшие склоны. Так, первым делом — снайперы. Они достаточно высоко сидят. Я вызывал их по очереди. Телефон оказался у Фомина, но ответ был отрицательный: не ловит. С севера, с нашей стороны, не подняться — слишком круто. Остаётся единственный вариант.
— Надо лезть на восточный склон, — подвёл я итог, и, переключив рацию, произнёс: — Маслов, Васильев, радиостанция вышла из строя. Связи с базой нет. У кого с собой мобильник?
— У нас есть, — первым отозвался Маслов.
— У нас два, — за ним Васильев.
— Отправь бойца с телефоном и рацией на северную сторону склона. Как только мобильник заработает, пусть сразу набирает этот номер, — я продиктовал, — и вызывает меня. Всё ясно? Решайте, кто пойдёт.
Глянул на часы: 17:00.
— Успеть бы до темноты...
— Ещё один дом, — напомнил Ахмад.
***
— Посадил дедка репку. Бабка била-била — не разбила. Пришла Жучка и сказала: «Не плачь, дедка, не плачь бабка. Я снесу вам не простое, а золотое.»...
Асет вспоминала сказки, рассказывала и копала.
Батарейки сели — фонарь светил в полнакала, и было едва видно. Асет выбросила доску и копала руками — они уже ничего не чувствовали. Снег обваливался, и приходилось начинать всё с начала. В углу росла гора — Асет сгребала туда снег.
Мальчишка мёрз. Его пришлось одеть в зимнее. Асет подумывала, не развести ли костёр, но понимала, что дым их убьёт. Да и спичек нет.
Снег плотный, то и дело попадаются камни, деревянные обломки.
Асет откинула очередную кучу и увидела, что к ладони прилип кусок доски, а с тыльной стороны торчит большой ржавый гвоздь.
Она вскрикнула, подняла руку, ожидая увидеть страшную рану, но даже капли крови не выступило. Трясущейся рукой Асет, взялась за деревяшку, осторожно потянула, ожидая боль, но ничего не почувствовала.
И тут она увидела, как пальцы наполовину погрузились в дерево.
Асет отшвырнула палку, будто ядовитую змею, отскочила к стене.
Оседая на пол, она зажала рот, чтобы не закричать.
***
Почти стемнело. С тепловизором в руках я наблюдал за происходящим на той стороне. Надо проползти двести метров, за склон, а там — хоть в полный рост! — не достанут.
— Сомов пошёл, — сообщил Маслов.
Десять метров...
Двадцать...
Тридцать...
Ударил пулемёт, трассерами. Тут же застучали автоматы. Фигурка застыла.
— Фомин, Карташов, засекайте!!! — заорал я, — Тюрин!!!
— Один-ноль... Два-ноль, три-ноль... — комментировал Фомин.
Пулемёт замолчал.
— Сомов, вперёд! — это Маслов, — Сомов!!!
Фигурка не шевелилась.
— Сомо-ов!!!
— Маслов, второго! Быстро! — я схватил автомат и крикнул Попову: — Прикрываем!!!
Мы ударили из всех стволов. Второй выскочил из окопа и побежал, по нему сразу же начали стрелять. Он упал на снег, замер. Нет! Пополз!
— Пулемёт! Не давайте им подняться! — орал я своим. Человек полз.
— Ну, мать вашу! — крикнул Васильев в рацию, и третья фигурка рванула из окопа. Я не сразу сообразил, хотел крикнуть «Назад!», но Васильев уже преодолел половину пути.
— Ну! Давай! — вырвалось у меня.
«Духи» начали по нему стрелять, но поздно. Он пролетел оставшиеся сто метров, упал в снег и, задыхаясь, доложил:
— Кажется... получилось...
— Молодец, сержант!
— Там Сомов... Иваненко, кажется, тоже...
— Понял... ¬ — я сглотнул. — Давай наверх.
Перестрелка прекратилась, разом, как и началась.
— Минус два, — доложил Тюрин, снайпер Васильева.
— Один, ¬ — отозвался Фомин.
Я осмотрел позиции боевиков. Что ж, и мы поработали. Голов десять, не меньше.
Минут через двадцать Васильев сообщил:
— Есть связь.
Он вызвал Хуторного и доложил о случившемся.
— Приказ: готовиться к эвакуации, — сообщил Васильев. — Высылают вертолёты и прикрытие.
— Ещё один дом, — напомнил Ахмад, когда я сообщил приказ.
***
Обхватив колени, Асет сидела на полу и тихо всхлипывала, уже не в силах кричать. Ребёнок сидел на кровати и жалобно плакал. Наверное, чувствовал, что в его жизни произошло что-то непоправимое.
Асет поняла, что мертва.
Эта дикая, невозможная мысль пришла в голову, когда она металась по комнате, опрокидывая мебель. Пальцы погружались в предметы, будто в мягкую глину, и только собственное тело было непроницаемо. Если это вообще можно назвать телом. Она пыталась искать пульс, но его не было. Она почти потеряла память — оставались только самые последние события.
Но как человек может быть жив и одновременно мёртв?
Асет зажмурилась, сосредоточилась, пытаясь вспомнить, что произошло на кухне. Сильный удар в спину, она отлетает к стене, ударяясь лицом. Потом темнота. А через какое-то время она приходит в себя уже в комнате, с другой стороны стены.
Асет встала, взяла фонарь и пошла к двери.
Копать пришлось довольно долго — руки почти не задерживаясь, проходили сквозь снег.
Из разрытого в дверном проёме снега торчала нога.
***
— Отходят, — сообщил Фомин.
— Вижу, — я обернулся: — Ахмад, сколько вам нужно времени?
— Полчаса максимум!
— Зверинец уезжает, — сказал я. — Вы должны успеть за двадцать минут.
Ахмад кивнул.
Уже через пару минут спасатели и двое бойцов были внизу. Снова замелькали лопаты. Даже собака помогала — рыла снег.
Меня не покидало нехорошее предчувствие. Горстка бандитов... Постреляли и отошли. Это напоминает разведку боем. Надо подняться повыше и посмотреть.
Минут через пять, почти добравшись, шепнул в рацию:
— Фомин, я сзади.
Он взглянул на меня и снова приник к окуляру ночного прицела. Я подполз, достал тепловизор. Бандиты отошли уже далеко и почти скрылись из вида. Долго осматривал окрестности: ничего подозрительного. Похоже, всё-таки, они случайно на нас наткнулись.
Я посмотрел, как там дела у спасателей. Ахмад осторожно спускался в провал.
— Маслов, Васильев, спасатели почти закончили, — сообщил я своим. — Отходите к развалинам.
Я проследил, как наши отходят. Сомова и Иваненко несли ввосьмером.
— Спускаемся, — кивнул я Фомину.
Он поднялся, закинул на плечо винтовку, и его отбросило!
— Ох, мать! — выдохнул он, держась за сердце.
— Толик!!! — я бросился к сержанту.
— Как больно! — он сунул руку под бронежилет. Я готов был к чему угодно.
Он достал журнал.
— Суки! Я же не дочитал! — искренне возмутился Толик, вытряхивая из журнала застрявший стальной сердечник разрывной пули.
— Броник пробила... — пробормотал он.
Снайпер!
— Отходим!!! К развалинам!!! — проорал я в рацию, Фомин схватил винтовку, и мы рванули вниз.
Мы бежали со всех ног, спотыкались, падали, летели со склона.
И тут началось!
Ребята не успели: «духи» накрыли их недалеко от работавших спасателей, ударив сзади, с восточного склона. Я видел, как бойцы рассыпались, попрыгали в разрытые ямы, открыв ответный огонь. Отделению Попова было хуже всех — их поливали свинцом с трёх сторон. Веером сходились огненные пунктиры. «Бухали» взрывы — снова заработали миномёты.
Мы с Толиком на задницах съехали с горы прямо в окоп Попова.
Я мгновенно оценил ситуацию. Её можно было выразить одним словом — задница. «Духи» спускались с трёх сторон. И было их далеко не «от силы взвод».
Я вызвал сержантов:
— Васильев, работайте по нашей стороне! У вас лучше обзор! Маслов, вы вместе с нами держите западный склон!
Я переключил рацию:
— Ахмад, вы живы?! — приходилось кричать.
— Да!.. У нас женщина, в тяжёлом состоянии!.. И грудной ребёнок!..
— Держитесь!.. Скоро подойдут вертолёты!..
Мы еле отбили атаку с запада. Противник шаг за шагом продвигается. Нас «утюжат» миномёты и гранатомёты, не давая подняться. Потери растут. Заканчиваются боеприпасы. Ещё полчаса, и эвакуировать будет некого.
— Маслов, Васильев! Если через пять минут не прибудет поддержка, отходите к развалинам! — приказал я. — Васильев, вы первые, остальные прикрывают! Маслов, следом, как только первое отделение добежит до нас. Всем приготовиться!
И тут из-за гор, с востока, раздался грохот. Он быстро приближался, нарастая.
— Наши! — кто-то крикнул, я оглянулся
Из-за склона вынырнула пара «СУ-25». Реактивные струи ярко светились в тепловизоре. Они прошли низко, над ущельем и ушли на разворот.
Бородатые засуетились, перегруппировываясь, почти прекратили стрелять. И тут я увидел, как на восточном склоне в считанные секунды боевики развернули ПЗРК! Один... Следом второй, третий... Грохот снова приближался. Штурмовики с севера заходили на цель.
— ЗРК на восточном склоне! — крикнул я, прицелился и дал из АКС очередь трассерами: — Всем огонь по моей цели!
Трассеры пучками сошлись на той стороне — кажется, попали!
Но духи всё-таки успели произвести пуск — одна ракета ушла вверх.
Самолёты приближались. Я видел, как ракета идёт им навстречу. Хотелось крикнуть: «Уходите! Собьют!»
Когда до столкновения оставались считанные секунды, штурмовики одновременно дали залп и, выполняя противоракетный манёвр, резко ушли влево и вправо.
Гора вспыхнула, расцвела клубами огня. На несколько секунд стало светло, как на Красной Площади в новогоднюю ночь, и тут же загрохотало.
— Маслов! Васильев! Отходите к развалинам! Живо! — закричал я в рацию.
Стрельба стихла. То, что осталось на северной тропе, разбегалось кто куда.
Через пару минут мы услышали взрывы с той стороны, над головой пролетели «СУшки» и скрылись на севере.
Ещё через несколько минут, когда все собрались у развалин, показались вертолёты.
— Всё, уходим, — сказал я.
***
Мальчик устал плакать и скоро уснул.
Фонарь сел — лишь спираль тускло светила в темноте.
Асет сидела на кровати рядом с сыном и тихо выла.
Она больше не могла копать. Она не могла взять сына на руки. Даже погладить его последний раз не могла — руки стали совершенно прозрачные.
Через несколько дней ребёнок умрёт от голода у неё на глазах. Асет выла, проклиная себя за то, что ничего не смогла сделать, за то, что копала слишком медленно, за то, что так некстати, так непростительно глупо умерла. Если бы она не пошла на кухню!..
Что будет, когда мальчик умрёт? Станет таким же, как она? А что будет с ними потом?..
Вдруг наверху громыхнуло так, что стены вздрогнули.
Только бы обрушился потолок! Лучше сразу...
И тут пришло озарение!
Асет подошла к стене и протянула дрожащую руку. Пальцы прошли сквозь камень. Асет двинулась вперёд. Рука ушла по локоть, затем по плечо. Асет зажмурилась и шагнула в стену.
Нога ушла вниз, и Асет с ужасом подумала, что сейчас провалится прямо в Ад, но через несколько мгновений она почувствовала, что её медленно выталкивает наверх, будто из воды.
Она открыла глаза. Было темно, но перед глазами — словно мельтешение. И ещё сзади возник звук, чем-то знакомый. Звук становился всё громче, в нём слышался свист рассекаемого воздуха.
Она обернулась, увидела впереди свет. Вертолёт! Асет рванулась к нему, но поняла, что по пояс в снегу. Её продолжало выталкивать на поверхность, и наконец Асет освободилась, бросилась к вертолёту.
Асет металась среди людей, кричала, молила о помощи, но её никто не слышал. Люди её просто не видели.
Как глупо! Как несправедливо!
Асет упала на колени и горько зарыдала.
Вдруг кто-то ткнулся в плечо. Асет подняла голову. Собака обнюхала её и тихо зарычала. Говорят, собаки видят души мёртвых...
— Милая собака! Помоги! — в отчаянии взмолилась Асет. — У меня там ребёнок. Помоги!..
***
Когда раненых грузили в вертолёт, сенбернар заволновался, заскулил. Пёс рвался с поводка, хватал хозяина за рукав, тянул куда-то от вертолёта.
— Ты что, Пират? Прекрати! — повторял парень.
Вдруг собака вырвалась и побежала вниз.
— Стой, Пират! — крикнул парень и рванул за ней.
Собака остановилась на краю аула, почти у обрыва, и принялась рыть снег.
— Васильев, Попов, Фомин, за мной! — я махнул рукой и побежал за спасателем.
Когда мы прибежали, собака рыла снег, а парень пытался оттащить её за поводок. Васильев посветил фонариком в яму. Там что-то чернело. Подбежал Ахмад, заглянул в яму и сразу всё понял:
— Это стена. Пётр, нужны инструменты.
Я вызвал Маслова:
— Саша, тут ещё один дом. Скажи вертолётчикам, пусть подождут, и дуй сюда.
Минут через пять прибежал Маслов, но лопаты не понадобились. Снег провалился — там оказалось окно. Сенбернар, всё время нетерпеливо скуливший, рванул вниз. Почти сразу он выскочил, держа свёрток в зубах, и побежал к вертолёту!
— Да что с ним такое?! — возмутился парень и побежал следом.
Ахмад спустился вниз с фонариком.
— Нужна помощь, — позвал он.
Я спустился и увидел его, склонившимся над молодой женщиной.
— Похоже, мать, — тихо сказал Ахмад. — Помоги, Петя.
Ребята наверху приняли тело и поспешили к вертолёту, мы двинулись следом. Ахмад закурил и произнёс:
— Странно. Куча снега в углу... — он затянулся. — Пустота над окном, конечно, могла образоваться, но откуда следы пальцев?..
— Ты о чём, Ахмад?
— Как будто копали изнутри... — задумчиво сказал он.
Нас прервал свист, и почти сразу рвануло, совсем рядом!
— Быстро!!! К вертолёту!!! — закричал я, и мы побежали.
За спиной бухали взрывы. Я оглянулся. Бородатые бежали к нам, что-то крича. Потом миномёт смолк, по нам ударили из «калашей».
— Командир, противник с юга! — это Васильев.
— Вижу! Грузитесь! Мы успеем!
Несколько бойцов выскочили из вертолёта, открыли огонь по боевикам.
Мы добежали. Я втолкнул Ахмада в вертолёт и полез сам. Фомин протягивал мне руку, когда по обшивке вертолёта звонко застучали пули. Третья или четвёртая тукнула глухо, и я упал в снег.
— С-суки! — кто-то крикнул надо мной, выпрыгивая.
Я понял, что в меня попали, и только потом почувствовал Боль. Из спины, где-то в районе лопатки, будто вырвали клок. Правая рука онемела.
Прежде чем меня втащили в вертолёт, я услышал три выстрела и возглас «Ессс!!!» Кажется, это был Фомин.
***
Уже второй месяц валяюсь в госпитале. Завтрак, обед, ужин, между ними перевязки и куча свободного времени, чтобы осмыслить произошедшие события.
Сразу после нас в тот вечер высадились две десантно-штурмовые роты и к утру уничтожили остатки банды. Весь следующий день наши собирали трупы и среди прочих нашли Джамала. Из него потом извлекли две пули от СВД. «Виновника» сразу же вычислили, и теперь Фомину светит как минимум медаль.
Руку готов дать на отсечение, что это наши спустили лавину и отправили мой взвод в качестве приманки, чтобы уничтожить банду, которая пойдёт «защищать от русских свои дома». Естественно, это всего лишь мои домыслы, и делиться ими я ни с кем не собираюсь. У Хуторного наверняка подготовлена на этот случай хорошо продуманная легенда. А так, глядишь, орденок дадут...
Ребята вчера приходили. Фомин дочитал свой журнал. У него всё клёво.
— Как вы тогда догадались про журнал, товарищ старший лейтенант, — спросил он. — Вы ведь никак не могли его видеть.
— Когда читаешь, башку не надо наклонять, умник, — ответил я. Ребята заулыбались.
Ещё мне рассказали, что свёрток, который сенбернар вынес из последнего дома, оказался мальчишкой шести месяцев. В собаку будто бес вселился. Она никого не подпускала к ребёнку до самого госпиталя. А потом, когда прилетели, когда подоспели врачи, у пса словно тумблер в голове переключился. Он отошёл, сел на задницу и хвостом завилял.
— Пацан в рубашке родился, — сказал Васильев. — Если бы у собаки в голове не переклинило... Кстати, мы вчера к нему в «Дом ребёнка» ходили, проведали.
Я помолчал, вздохнул:
— Жалко мальца...
— Да почему? — удивился Попов. — Мать две недели, как из комы вышла.
За окном светило солнце, с крыши капало так, что звенел подоконник. Хотелось крикнуть: «Весна пришла, мужики!»
Сергей Фролов © 2008
Обсудить на форуме |
|
