|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2008 Татьяна Минасян © 2008 Ты не один На правом мониторе была видна часть центральной городской площади, в любое время суток наводненная куда-то спешащими людьми, на центральном — спуск к черной с плавающими в ней льдинами воде на набережной, по которой время от времени проходили гуляющие парочки, на левом — крошечный заснеженный двор, куда две молодые мамаши только что вывели «выгуливаться» одетых в яркие комбинезончики малышей. Верхний и нижний экраны были выключены и показывали Владимиру отражение его слегка заросшего щетиной лица. В городе было спокойно, срочной работы от наблюдателей не требовалось, и поэтому каждый из них мог ограничиться просмотром двух-трех мест.
Владимир скосил глаза на сдвинутую на край стола чашку с остатками кофе, медленно поднес ее ко рту и сделал последний глоток. Кофе успел остыть, и молодой человек недовольно поморщился. Ну, ничего, минут через десять-пятнадцать, если на его участках по-прежнему все будет в порядке, он сварит себе вторую чашку — одной ему, чтобы в полной мере насладиться любимым напитком, всегда было не достаточно.
Он снова переключил свое внимание на мониторы. На левом два малыша гонялись друг за другом вокруг клумбы, на правом люди продолжали идти по своим делам, на ходу поглядывая на часы, на правом какой-то одинокий прохожий споткнулся и, не удержав равновесия, упал возле каменного парапета, но шедшие впереди него парень с девушкой тут же обернулись, подскочили к нему с двух сторон и заботливо помогли упавшему встать...
— Пульт четыреста двадцать пять! Владимир Стеклов! — отвлек дежурного от мыслей о кофе женский голос, раздавшийся из динамика громкой связи. — Приготовьтесь, вас переключают! — и тут же монитор, на котором была набережная, погас, а затем на нем возникло изображение какой-то незнакомой Владимиру улицы. По ней спокойно шли несколько человек, но взгляд наблюдателя сразу сосредоточился на одном из них — мрачном и словно бы растерянном мужчине лет тридцати. Этот человек шел по самому краю тротуара и, казалось, не замечал ничего вокруг: один раз он едва не столкнулся с бежавшей ему навстречу женщиной, а потом испуганно отпрянул в сторону, когда мимо него с ревом промчался мотоциклист.
— Чтоб тебя! — с досадой буркнул Стеклов и, не спуская глаз с экрана, громко спросил в торчащий из стола микрофон. — Я — пульт четыреста двадцать пять, что это за улица? Далеко отсюда? Мне надо туда попасть!
— Собирайтесь, вас туда доставят за тридцать минут, — ответила дежурившая на общей связи девушка официальным тоном, а потом внезапно добавила слегка испуганно. — Там все так плохо, да?
— Надеюсь, что нет, — ответил Владимир, вскакивая из-за стола и подбегая к двери. Его невидимая собеседница уже вызывала на 425-й пульт сменщика, а кто-то из его коллег, чей пункт наблюдения находился рядом с нужной Стеклову улицей, в этот момент тоже выходил из своего кабинета, чтобы ближайшие полчаса вертеться рядом с мрачным мужчиной и, если понадобится, отвлекать его какими-нибудь разговорами.
На нужное место Владимира довезли за двадцать четыре минуты. Человек, за которым он следил через монитор, за это время добрался до конца улицы и теперь, все так же ни на кого не глядя, сидел на скамейке. Коллега Стеклова находился в нескольких шагах от него: он держал на поводке маленькую «комнатную» собаку и старательно изображал нетерпеливого хозяина, который ждет — не дождется, когда же его любимица, наконец, обнюхает ничем не отличающееся от других дерево. Заметив Владимира, он едва заметно кивнул, давая тому понять, что ничего плохого пока не случилось. Стеклов так же осторожно кивнул ему в ответ, поежился от весеннего холода и медленно, изображая обычного прохожего, приблизился к сидящему на скамейке человеку.
— Можно? — спросил он и, когда его подопечный поднял голову, удивленно воскликнул. — Ох, здравствуйте, Аркадий!
— Доброе утро, — вежливо, но без особой радости ответил сидевший мужчина и чуть отодвинулся в сторону, чем не замедлил воспользоваться Владимир — он тут же уселся рядом и, выдержав небольшую паузу, спросил:
— Раз уж мы снова встретились... Как у вас дела?
Аркадий тоже помедлил с ответом, пытливо глядя в глаза своему случайному знакомому, но ничего особенного в них так и не увидел и, вздохнув, сказал:
— Все нормально.
Стеклов промолчал. С этим человеком надо было общаться именно в такой манере: выдерживать длинные, до невозможности затянутые паузы. Ответь Владимир на его «Нормально» сразу — и его подшефный снова отговорился бы парой ничего не значащих слов, так и не дав Стеклову понять, о чем он думает. А так — Стеклов молчал, пауза затягивалась, и это начинало беспокоить Аркадия: от него вроде как ждали чего-то еще, а значит, его молчание выглядело невежливым. А он не хотел никого обидеть даже такой мелочью.
— Я завтра улетаю, — заговорил он снова, когда пауза растянулась до совсем уже неприличных размеров. — Вернусь в свой родной город.
Это была хорошая новость, но Владимир ничем не выдал своей радости и продолжал молчать, выжидающе глядя ему в глаза. «Ну давай же, — нетерпеливо возмущался он мысленно, — продолжай, говори, для чего ты собрался лететь домой!»
— Там наверняка найдется какая-нибудь простая работа, — выдавил Аркадий из себя еще через одну минуту тишины. — Многие разъехались по большим городам, людей не хватает... В крайнем случае проучусь на каких-нибудь курсах...
Это было уже хуже. «Хотя, возможно, сейчас ему именно это и надо: провести год или два, занимаясь каким-нибудь несложным делом, где не требуется большой ответственности? — засомневался Стеклов. — А потом, когда он окончательно успокоится и придет в себя...»
— А потом... — заговорил Владимир вслух и снова замолк, всем своим видом показывая, что не уверен, стоит ли расспрашивать собеседника дальше. Впрочем, в тот момент он действительно ни в чем не был уверен и мог только предполагать, что ведет себя правильно!
— А потом... я не знаю, — честно признался Аркадий, и между ними опять воцарилось молчание. Владимир начал медленно считать про себя, ужасно боясь, что подшефный догадается о его нетерпении.
— Вы, наверное, правы, Володя, — выговорил тот на счете «тридцать один». — То есть, не «наверное», а вы абсолютно правы — врач обязан лечить людей, обязан им помогать... что бы с ним ни случилось... Но я не уверен, что был хорошим врачом, понимаете? И что смогу быть им и дальше, после всего... Разве можно подпускать к больным того, кто не верит в себя? Лучше я принесу людям пользу каким-нибудь другим способом, — он слегка усмехнулся. — Ведь им нужны не только врачи, но и дворники, например. Или продавцы.
Он слабо улыбнулся, но в глазах у него по-прежнему таились страх и неуверенность. Владимир же был готов зубами скрипеть от досады. Неужели он так ничего и не добился, неужели весь этот месяц работы прошел зря?
— Дворником может быть каждый... — проговорил Стеклов с такой же задумчивой интонацией. И снова замолчал, давая Аркадию время самому закончить эту фразу — хотя бы про себя.
Однако Владимиру повезло: он произнес ее вслух.
— Да, вы и здесь правы, дворником быть просто, а хороших хирургов мало, и со мной их станет на одного больше. Но это только в том случае, если я хороший хирург. А этого ни вы, ни я не знаем.
— Вы не могли быть плохим хирургом — вас бы тогда никто до этой работы не допустил, — возразил Стеклов. — И ту пациентку вы действительно не могли спасти — камеры не обманешь. Вас никто ни в чем не обвиняет.
Больше всего Стеклову сейчас хотелось бы взять этого мужчину за плечи и как следует встряхнуть, а потом закричать ему в лицо, что он был отличным врачом, замечательным хирургом и что на его счету уже числится десяток спасенных жизней и всего одна не спасенная. И что в том, что он не смог спасти ту молодую идиотку, виновата была только она сама — тем, что безнадежно запустила свою болезнь в глупой надежде, что все «как-нибудь само рассосется», а он и все остальные врачи, помогавшие ему на той операции, наоборот, сделали все, чтобы идиотка жила и совершала глупости дальше. Но орать на этого человека было нельзя — тот способ, который здорово помогал Владимиру с некоторыми предыдущими подопечными, в этом случае не только не сработал бы, но лишь еще сильнее ухудшил бы ситуацию. Аркадий бы только согласился, что его «случайный знакомый» прав и что, по хорошему говоря, он должен вернуться в медицину, но сделать этого не может, потому что он для этого недостаточно силен. И возразить на это Владимиру было бы нечего.
— Может, то, что она умерла — это был знак, что я не должен был становиться хирургом, — произнес Аркадий, обращаясь уже не столько к сидящему рядом человеку, сколько к самому себе.
— А может, наоборот? — чуть более поспешно, чем следовало, спросил Стеклов. — Может, это было что-то вроде испытания на прочность? На то, сможете ли вы продолжить работу после первой... неудачи или сломаетесь?
«Черт, что я наделал?! — перепугался он про себя, едва закончив фразу. — Нельзя было так говорить! Сейчас он согласится с тем, что сломался, и...»
— Значит, я этого испытания не выдержал, — опустил голову бывший хирург. — Я ведь действительно сломался, я ведь даже думать об операциях боюсь... А сломанное даже если склеить — все равно оно будет хрупким...
— Это если склеить что-то неживое, — вырвалось у Владимира. — А кость, например, срастается за пару месяцев!
Позже он так и не смог объяснить, почему сказал про кость и откуда ему вообще пришло в голову такое медицинское сравнение. Но в тот момент Владимиру было не до удивления — он вдруг увидел, что лицо сидящего рядом мужчины начало неуловимо меняться: он все еще был мрачен, но в глазах у него проснулся некоторый интерес, словно он вспомнил что-то приятное.
— Не за пару, обычно быстрее — примерно за месяц, — поправил он собеседника. — Ну, если только это не какой-нибудь особо сложный перелом — тогда, конечно, бывает и дольше...
— Вам виднее, вы — врач, — не стал спорить Стеклов, уже понимая, что все сделал правильно. И что этот его разговор с Аркадием — последний. В хорошем смысле этого слова.
— Пожалуй, да, — ответил он, и в его голосе наконец-то послышалась пусть слабая, но все-таки уверенность. — Переломы срастаются и... все остальное тоже. Но домой я все-таки съезжу.
Стеклов шел обратно на наблюдательный пункт — шел пешком, вдыхая морозный мартовский воздух и чувствуя, как усталость и напряжение от беседы с Аркадием медленно сменяются знакомым, но все равно невероятно острым ощущением триумфа. Его встречи с этим замечательным врачом не прошли даром, он сумел его переубедить, сумел найти нужные слова! Так же, как он находил их с другими своими подопечными. С девушкой, отказавшей влюбленному в нее дураку, который после этого бросился в лестничный пролет с девятого этажа, с начинающим писателем, выпустившем романтическую книгу о скалолазах и обвиненному в гибели двух юношей, захотевших последовать примеру его персонажей и сорвавшихся со скалы из-за собственной неосторожности... со всеми теми, кто был косвенно виноват в какой-нибудь трагедии или даже вовсе не виноват, а просто оказался не в то время не в том месте и у кого не нашлось достаточно близких людей, которые могли бы помочь им справиться с чувством вины. С теми, кого Владимир считал «особо сложными случаями» — хотя его коллеги, специализировавшиеся на инвалидах или на тех, кто потерял близкого человека, с этим и не соглашались.
Перебирая в памяти всех своих спасенных «пациентов», Стеклов вошел в гардероб наблюдательного пункта, и весь его триумф мгновенно улетучился — из-за вешалок с одеждой доносились громкие всхлипывания и приглушенные успокаивающие голоса нескольких его коллег, в том числе и директора наблюдательного пункта.
— Что-то случилось? — Владимир протиснулся между закрывающими ему проход пальто и куртками и замер: в углу гардероба, прижав ладони к лицу, плакала Ольга Климова, самая молодая из наблюдательниц, проработавшая в их пункте всего пару месяцев. Стеклова она, судя по всему, не заметила, зато один из утешавших ее старых сотрудников быстро выпрямился и, прижимая палец к губам, взял его под руку и повел назад, к выходу из гардероба.
— Пошли отсюда, там и так народу слишком много, а ей от этого только хуже, — шепнул он Владимиру.
— Да в чем дело-то, Захар?! — уже всерьез забеспокоился тот.
— Авария сегодня случилась. Автобус на Загородном двоих сбил. Одного — насмерть.
— А Ольга — видела? — Стеклов мотнул головой в сторону спрятавшейся в углу девушки.
Захар молча кивнул. Владимир тоже промолчал, не зная, что можно сказать в такой ситуации. Каждому наблюдателю рано или поздно приходится столкнуться с чем-то тяжелым, увидеть что-то страшное, узнать на собственном опыте, что иногда бывают моменты, когда ты ничего не можешь сделать, чтобы предотвратить трагедию. Жаль, что Климовой это испытание выпало в самом начале работы, когда она еще не успела как следует привыкнуть к трагедиям и научиться не принимать их чересчур близко к сердцу. Не исключено, что она теперь решит уйти из наблюдателей — и хорошо, если на время, как хирург Аркадий Турнов, а не навсегда.
— Я могу что-то сделать? — спросил Владимир, но Захар покачал головой:
— Не надо ничего делать. Ее сейчас вообще лучше оставить в покое — это тот тип людей, которых чем больше утешаешь, тем они сильнее сами себя жалеют. Пойдем!
Они вышли из гардероба, и Захар, попрощавшись с Владимиром, поднялся в свой кабинет. Стеклов некоторое время в нерешительности стоял возле входа в раздевалку: после личной беседы со своим подопечным он имел право уйти домой и отдыхать до следующей смены, но сперва ему надо было дать краткий отчет об этой беседе директору — а тот сейчас был занят плачущей подчиненной, и мог пробыть в гардеробе еще довольно долго. Однако ему повезло: вскоре в дверях показалась немного успокоившаяся Ольга, а за ней и остальные сотрудники.
— Игорь Вадимович! — подошел к начальнику Владимир. — Я только что виделся с Турновым, врачом, помните?
— Да, конечно, — рассеянно пробормотал главный наблюдатель. — Как он сейчас, что-то срочное делать нужно?
— Нет, у него все более-менее! Он решил вернуться домой, в тот город, где вырос, а в медицину пока возвращаться не хочет, но, я думаю, для него так будет лучше! — протараторил Стеклов. На лице у директора промелькнуло узнавание — он, наконец, вспомнил, о ком именно говорит Владимир.
— Да, ты, скорее всего, прав, — согласился он. — Можешь идти, только сначала дай мне адрес, куда он поехал. А завтра жду от тебя подробный отчет по этому делу. И... — он на мгновение замялся, — скажи, пожалуйста, ты мог бы с завтрашнего дня взять нового подопечного? К сожалению, дело срочное, а свободных сотрудников у нас сейчас очень мало.
— Это тот шофер, которого видела Ольга? — догадался Владимир.
— Да, ты все правильно понял, — невесело усмехнулся директор. — Ты не видели аварию, значит, будешь беспристрастным.
— А почему вы так уверены, что это не его вина? — прищурился Стеклов. — Может, его не к нам, а в тюрьму отправят?
— Потому что я ту запись тоже уже видел. Он не нарушал никаких правил, а эти два подростка шли по обочине и толкались — дурака валяли и, похоже, подвыпившие были. Ну и вылетели к нему под колеса. Он сразу выскочил, вызвал «скорую», начал им помощь оказывать, но одному не успел. Уверен, расследование долго не продлится — он все сделал правильно.
— Ясно, тогда — другое дело. Завтра жду от вас информацию об этом водителе, — таким же начальственным тоном, каким до этого с ним говорил сам директор, ответил Владимир — старым и особенно успешным сотрудникам Игорь Вадимович это позволял.
Новый подопечный Стеклова, водитель автобуса Илья Тамоников, шел вдоль набережной к остановке водного маршрутного такси, не замечая, что позади него, отстав на десяток шагов, движется молодой наблюдатель. Который в это время лихорадочно пытался придумать, под каким предлогом заговорить с шофером. И только когда тот начал переходить улицу, Владимир понял, что ему надо сделать и немедленно бросился воплощать свою задумку в жизнь: разбежался, догнал Тамоникова и словно бы нечаянно налетел на него, после чего так же нечаянно споткнулся и упал на дорогу.
Реакция у профессионального водителя оказалась именно, такой, на какую наблюдатель и рассчитывал — он мгновенно нагнулся, подхватил упавшего мужчину под локоть и дернул его вверх, помогая встать. К счастью, другие пешеходы были в тот момент слишком далеко, и больше никто на помощь Стеклову не побежал: если у них и возникло такое желание, он успел встать гораздо раньше, чем они к нам приблизились.
— Осторожнее, молодой человек! — проворчал Илья. — Куда так несетесь? Дорога ведь! — он резко кивнул на затормозившие перед переходом машины. Примерно это Владимир и надеялся от него услышать.
— Ерунда, они же стоят! — Владимир легкомысленно махнул рукой в сторону автомобилей. Тамоников поджал губы, а потом, не удержавшись, негромко ругнулся. Стеклов в ответ на это изобразил на лице удивление пополам с обидой — что и стало для Ильи толчком к тому, чтобы немного повоспитывать Владимира на правах старшего и лучше знающего жизнь человека.
Через полчаса они сидели в водной маршрутке, и шофер рассказывал о последней поездке «своего знакомого водителя», закончившейся смертью пешехода. А Владимир слушал — внимательно, заинтересованно, время от времени поддакивая и задавая собеседнику наводящие вопросы. И без особого труда выяснял, что Тамоников понимает: его вины в этом нет, и хотя от этого ему не легче, сходить из-за аварии с ума, спиваться или вешаться он не собирается, а планирует вместо этого работать дальше. В чем Стеклову, собственно, и требовалось убедиться.
— Ну что же, счастливо! — сказал Владимир незадолго до очередной остановки и протянул своему «случайному» попутчику руку. — Был рад познакомиться.
— Вам тоже всего наилучшего, — чуть заметно улыбнулся Илья и внезапно добавил, — господин психолог-наблюдатель.
— Что? — Владимир растерянно захлопал глазами. Конечно, совсем скрыть от обычных людей существование психологов-наблюдателей было невозможно, и какие-то слухи о нем ходили всегда. Но с этим никто специально и не боролся — официально считалось, что психологи помогают только тем, кто обращается к ним сам, а камеры слежения на каждом перекрестке нужны исключительно для слежки за порядком. А слухи — на то и слухи, чтобы пересказывать их с интересом, но без особого доверия.
— Не волнуйтесь, я никому об этом не расскажу, — усмехнулся Тамоников. — Хотя мне вы и не нравитесь. Не вы лично — ваша организация.
— Чем же? — не без некоторой обиды в голосе поинтересовался Стеклов, уже понимая, что отпираться и уверять подопечного в беспочвенности его подозрений не стоит — раз он откуда-то знает про наблюдателей, лучше во всем сознаться. А то мало ли — каким бы уравновешенным человеком ни был Илья, ему все равно было плохо и усугублять его состояние ложью, о которой он и так уже догадался, не стоило.
— Ну, вернее сказать, я считаю ее ненужной, — уточнил шофер. — В прошлом люди жили без... помощников — и ничего.
— Да, но как жили! — возразил Владимир. — В прошлом вашего приятеля незаслуженно обвинили бы в убийстве и посадили — без записывающих камер никто бы не смог точно установить, что он не нарушал правила.
— Против этого я и не возражаю, — перебил его Илья. — Камеры на улице, в больницах и школах — это действительно полезное дело. Но вам ведь этого мало, вы не хотите просто следить за порядком и наказывать виновных, вам зачем-то надо еще и в душу людям лезть! Причем лезете вы как раз к тем, кто ни в чем не виноват!
— А кому же еще помогать, как не виноватым?! — с жаром воскликнул Стеклов. — Вы, наверное, не до конца понимаете, как некоторые тяжело переносят свое горе! А в прошлые века людей, не желающих жить, запросто могли оставить без помощи. Мало того, их еще и обвиняли в том, что они, вместо того, чтобы веселиться, впадают в депрессию! Как будто бы это возможно — не впасть в депрессию, если у тебя, например, умер ребенок. Или вот, как у моего последнего подопечного — пациент на операционном столе. Понимаете, наблюдателей тогда не было не потому, что никто не хотел лезть в чужую жизнь, а потому что эта самая жизнь вообще не ценилась! И о тех, кто перестал ценить свою собственную, никто особо не беспокоился. Считалось, что это их личное дело: справятся со своим горем сами — хорошо, не справятся — значит, туда им и дорога.
— Зато теперь люди отучились сами справляться со своими проблемами — они знают, ну, или хотя бы догадываются, что их обязательно кто-нибудь утешит, — пожал плечами Илья. — Не вижу в этом ничего хорошего.
— Большинство людей о нас не знает, — ответил Стеклов. — Да и если бы о нас было известно всем — это вовсе не так страшно, как вы думаете! Вы же знаете, что если случайно споткнетесь на улице, вам помогут встать другие люди. Хотя вы могли бы подняться и сами. Что в этом плохого?
На лице Тамоникова отразилось сомнение — он явно хотел возразить Аркадию, но не находил нужных слов.
— Может быть, в целом это и не плохо, — признал он, наконец. — Но мне чужая помощь не нужна. Так что я очень вас прошу, не наблюдайте за мной больше, ладно? Со мной все хорошо, и я не собираюсь кончать с собой из-за этих малолетних идиотов. Займитесь лучше какими-нибудь слабаками, которым ваша поддержка действительно нужна.
— Ну... — Стеклов снова поймал себя на том, что совершенно не знает, как действовать дальше. — Если вы уверены, что у вас все в порядке — тогда, конечно, извините за беспокойство. Мы просто думали...
— Я понимаю — вам лучше перестраховаться, — кивнул Илья. — Но со мной вы ошиблись. Так что — до свидания!
Водное такси как раз причалило к своей конечной станции, и Тамоников, не оглядываясь, вышел на берег и зашагал прочь от набережной. Стеклов тоже выбрался из маршрутки и некоторое время неуверенно топтался на месте, но, в конце концов, махнул рукой и отправился искать остановку сухопутного такси, чтобы вернуться на работу, посчитав, что его подопечный был прав: раз с ним все в порядке, незачем навязывать ему ненужную заботу. Она гораздо нужнее другим, тем, кто всерьез переживает из-за случившихся с ними или по их вине несчастий. А этому таксисту, похоже, вообще наплевать на погибшего у него под колесами парня. Пусть он не был ни в чем виноват, но нормальный, порядочный человек все равно не смог бы остаться после такого спокойным! «Ну да пусть это будет на его совести», — решил Владимир и принялся набирать номер шефа.
На правом мониторе красовался кусочек центральной площади, освещенный фонарями так ярко, что если бы не черное ночное небо, наблюдатели могли бы и не понять, какое время суток им показывают. Набережная на центральном экране была пустынна и в слабом лунном свете казалась давно заброшенной. А посреди дворика на левом экране уже минут десять самозабвенно целовались двое влюбленных, и Аркадию то и дело приходилось отводить глаза от этой картины.
«Неужели трудно до дома дойти? — добродушно фыркал он про себя. — Или они специально перед камерами встали, чтобы наблюдателей посмущать? Детский сад...»
Рядом с ним на столе стояла пустая чашка из-под кофе — смена только началась и обещала быть тихой и спокойной. Однако дверь кабинета неслышно открылась, и к пульту № 425 подошел директор наблюдательного пункта. Владимир чуть повернул голову, краем глаза продолжая следить за мониторами.
— Что-то не так? — удивленно просил он — шеф редко отвлекал сотрудников во время работы и совсем редко являлся к ним собственной персоной вместо того, чтобы воспользоваться общей связью.
— Тебе придется сбегать на набережную, — директор кивнул на центральный монитор. — В ее начало, где первый и третий дома. Там камера неисправна...
— Когда? — вздыхая, поинтересовался Стеклов. — У меня есть хоть немного времени?
— Извини, — сочувственно покачал головой директор. — Вторую чашечку кофе ты выпить не успеешь. Там твой подопечный, Тамоников.
— Сейчас, иду, — ленивое спокойствие Аркадия моментально испарилось. Он вскочил и шагнул к двери, взглядом предлагая начальнику выйти из кабинета первым. Однако тот лишь еще раз мотнул головой и уселся на его место.
— У нас совсем нет свободных людей, Климова пока отдыхает, все дежурные или за мониторами, или в городе. Пятый час утра, сам понимаешь...
— Ясно, — Стеклов выбежал в коридор и через несколько минут уже мчался по набережной к тому месту, где она заворачивала в сторону и откуда начиналась нумерация выходящих на нее домов. Пробежав метров двадцать, он заметил впереди два человеческих силуэта и перешел на быстрый, но спокойный шаг. Больше вокруг никого не было, а значит, один из маячивших впереди прохожих точно был водителем Ильей. Вот только откуда взялся второй человек?
Подойдя еще немного ближе, Владимир понял, что Илья и его спутник о чем-то оживленно и, судя по долетавшим до него слабым отзвукам, довольно громко спорили. Оба размахивали руками и то наседали один на другого, то, словно бы сдерживая себя, отстранялись назад. Стеклов остановился и облокотился на парапет — в его поддержке шофер явно не нуждался, но на всякий случай наблюдатель решил немного задержаться и присмотреть за ним. А беседа полуночников, между тем, сделалась более спокойной: они уже не кричали и не рубили ладонями воздух, хотя их позы по-прежнему оставались напряженными. Владимиру стало скучно. Он огляделся вокруг и заметил позади еще одну человеческую фигуру, медленно двигавшуюся вдоль реки со стороны наблюдательного пункта. Присмотревшись к ней получше, он узнал Ольгу Климову, но не удивился — ее появление могло означать, что девушка все-таки решила вернуться на работу и что ей дали задание помогать Владимиру. Правда, догонять Стеклова она не спешила — тоже остановилась метрах в ста от него и прижалась к парапету. Стеклов уже собрался пойти к ней навстречу, но перед этим еще раз оглянулся на Илью и увидел, что теперь его подопечный остался один: его собеседник удалялся от набережной, а сам Илья стоял, повернувшись к нему спиной и глядя на слабо поблескивавшую в темноте воду реки.
Владимир недовольно поморщился и зашагал к бывшему шоферу, теряясь в догадках о том, как ему в этот раз разыграть перед ним случайную встречу, чтобы она, несмотря на глубокую ночь, выглядела естественно. Может, стоит подойти к нему вместе с Ольгой — как будто бы у него с ней ночная романтическая прогулка? Но Климова была далеко: она так и стояла возле парапета и смотрела совсем в другую сторону. Возвращаться за ней было бы слишком долго, а позвать означало отказаться от только что придуманной «легенды». И медлить, судя по всему, было нельзя — Тамоников наклонился еще ниже над парапетом. Еще больше приблизился к ледяной воде.
— Стойте! — нервы у Стеклова не выдержали, и он, уже не скрываясь, бросился к таксисту. Наплевать на все «легенды», наплевать на то, что этот человек не доверяет наблюдателям — главное, остановить его сейчас, а дальше будет видно, дальше они с коллегами сумеют найти к нему правильный подход.
— Стойте, не делайте этого! — выкрикнул он еще громче, подбегая к Тамоникову. Тот еще при первом его крике вздрогнул и отшатнулся от парапета и теперь смотрел на подбегающего к нему наблюдателя усталым и чуть-чуть снисходительным взглядом.
— Я и не собираюсь, — произнес он, когда Стеклов добежал до него и остановился, переводя дыхание. — Теперь не собираюсь, правда. Я хотел... но ко мне прицепился этот старикашка, — Илья мотнул головой в сторону того переулка, где уже скрылся его случайный собеседник. — Я сперва подумал, что он из ваших, но непохоже...
— Он точно не из наших, — покачал головой Владимир. — Я бы знал.
— Значит, он и правда случайно со мной заговорил... — задумчиво протянул Тамоников и с некоторым злорадством в голосе добавил. — И у него все получилось лучше, чем у вас, профессионалов!
— Все может быть, — не стал спорить Стеклов. — И вполне возможно, что вы правы — рано или поздно наша служба станет не нужна. Потому что поддержать того, кому плохо, будет в любую минуту готов любой случайный прохожий. По-настоящему случайный, я имею в виду...
Илья снова облокотился на парапет, еще раз глянул вниз, глубоко вздохнул и отвернулся от реки.
— Простите, — осторожно спросил его Владимир, — а что этот человек вам сказал? Я понимаю, это личное, но это может быть важно для нашей работы... Для других людей.
Ответить Тамоников не успел — позади них, с той стороны, где осталась Ольга Климова, раздался громкий всплеск.
Владимир успел нырнуть четыре раза, прежде, чем окончательно замерз и тело перестало его слушаться. Его вытащили на берег и отвезли в больницу другие спасатели, но Стеклов этого почти не помнил. То, как он отогревался, а потом убеждал медиков, что чувствует себя нормально и его можно отпустить домой, тоже сохранилось в его памяти смутно, фрагментами. И только разговор с начальником, Захаром и еще двумя коллегами запомнился ему более-менее четко: те несколько раз переспрашивали, не нужна ли ему их помощь, повторяли на разные лады, что у Ольги просто случился нервный срыв и что виноват в ее самоубийстве не только он, а все сотрудники наблюдательного пункта, поверившие ей на слово, что она не слишком переживает из-за увиденной аварии. Стеклов согласно кивал и раз за разом повторял, что с ним все в полном порядке, он все прекрасно понимает и друзья могут с чистой совестью оставить его в покое. Наконец, ему поверили, и он, пообещав на следующий день явиться на работу для оформления отпуска, отправился домой.
Было раннее утро, и на улицах по-прежнему почти не было людей. Да и транспорт только-только должен был начать ходить, поэтому Стеклов надеялся, что если он пойдет домой пешком, это не удивит сидящих перед мониторами наблюдателей. Как не удивит их и то, что он решит срезать путь и добраться до дома маленькими проходными дворами. В которых было установлено всего по одной камере и имелись небольшие «мертвые зоны», не попадавшие в поле их зрения.
Пройдя через несколько таких дворов, Владимир спрятался в одном из таких мест, выждал некоторое время и осторожно, прижимаясь к стене дома, прошел в ближайший подъезд. Там он тоже постоял несколько минут в темном углу возле мусоропровода, проверяя, не заметили ли коллеги его маневров, но в подъезде так никто и не появился, и Стеклов, достав из кармана носовой платок и прижав его к лицу, бегом бросился вверх по лестнице. Теперь если кто из дежурных и посмотрит на изображение, которое передают камеры в этом подъезде, то увидит человека, который торопится добежать до своей квартиры, потому что ему стало нехорошо или, может быть, у него пошла кровь из носа. А лицо его дежурные толком не разглядят. Потом, когда он добежит до последнего этажа, его обман, конечно, раскроется, но будет уже поздно.
Этажей в доме оказалось двенадцать — более чем достаточно. Стеклов, задыхаясь, уже не бегом, а просто быстрым шагом преодолел последние ступеньки и остановился над черной дырой лестничного пролета. «А вторую чашку кофе я так и не выпил...» — неожиданно пришло ему в голову. Но эта мысль быстро куда-то пропала, а вслед за ней разбежались и остальные, а на смену им пришло одно-единственное всепоглощающее желание — как можно скорее наказать себя за свою ошибку.
Сзади скрипнула дверь, и на плечо Владимира легла чья-то тяжелая рука.
— Молодой человек, — произнес за его спиной пожилой женский голос, — извините за беспокойство, помогите мне, пожалуйста, дверь закрыть — замок заклинило! Татьяна Минасян © 2008
Обсудить на форуме |
|
