|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2008 Кирилл Лунев © 2008 Что демократии Тесла? ...звонок ворвался в коридорную суету, как обычно, — еле слышный в суете толпы, сквозь разговор курильщиков, спешащих принять очередную дозу допинга, пробираясь в топоте первокурсников, еще не научившихся ограничивать себя в движениях, хохоток стаек девчонок у окна, оборвав обсуждения взаимных симпатий и антипатий.. Звонок стронул толпу с места и погнал в аудитории, рассаживая по местам.
Большинство преподавателей не ходят на перерыв — что дергаться на пять минут? Но Кузьмич, любимиц молодых студенток — под пятьдесят лет отроду, с поджарой, но мощной фигурой легкоатлета. Моложавый преподаватель физики, с густыми иссиня-черными волосами, с прической ежиком, темными зоркими глазами, в вечных джинсах и свободной клетчатой рубахе навыпуск, всегда выходил в задний дворик. Для чего? Дабы прогуляться под деревьями и, блуждая взглядом по небу, подумать, как лучше донести до молодежи — самое главное, — умение думать.
Изображать перед аудиторией магнитофон год от года воспроизводящий один и тот же текст из истории физики, к тому же многократно размноженный в многочисленных букварях, по мнению Леонидова — оскорбление здравого смысла.
И потому, заслышав обсуждение давешней передачи про физика Теслу, он скептически усмехнулся, но пара реплик заставила встрепенуться, — так встает в стойку охотничья собака на дичь.
А войдя в аудиторию, вдруг решил, что формулы и последняя лекция может и подождать. Остановился у окна, допуская вольность, — закурил, приоткрыв раму, прямо в аудитории, нарушая наистрожайший приказ ректора о недопустимости курения в здании.
Студенты затихнув молчали, зная, что Кузьмич, скорее всего, после этого что-нибудь «выдаст».
И тот не обманул их надежд.
Он докурил до половины сигарету, затушил её в кулечек, скомкал, оставив на подоконнике. Еще раз глянул за окно — за окном внизу каменного ущелья между серыми стен домов, тянулись в пробке, дергаясь, автомобили, словно вереница жуков на тесной муравьиной тропе. Над затором зеленели свежей листвой круглые кроны лип. Последние одуванчики стайками цыплят веселили душу на узких газонах среди серого и гладкого поля асфальта.
Стремительно повернувшись, Кузмич повернулся к аудитории. Весело глянул в глаза студентов, — в основном живые и любопытные, и это радовало, — год прошел не зря, хотя среди живого здоровой любознательности, нет-нет, да попадаются утомленные жизнью, все знающие «окна души» стариков или сытых обалдуев, для которых уже в этом возрасте ясно, как надо жить, и что ждать от жизни.
— Ладно, будем считать, что курс я закончил. Остальное в книге найдете сами. — Он приподнял левую руку, останавливая волну шума. — Так вот, хотелось бы сказать пару слов о физике и о науке вообще.
Он заходил перед доской, где частоколом высилась значки роторов и градиентов.
— Так вот, тут я подслушал — разговор о вчерашнем фильме про загадки Теслы. — Он усмехнулся. — И решил поговорить немного о том, что должен знать каждый физик. Конечно, мой учитель — некто Шуппе Георгий Николаевич, считал, что каждый физик должен знать еще очень много и вот также однажды прочитал лекцию про особенности и критерии выбора сортов коньяка... Не надо, все равно не смогу — не специалист, а личного опыта пока не хватает.
Лицо Леонидова осветилось улыбкой шкодливого пацана.
— Видно я еще не совсем физик... — Он выдержал паузу, ухватывая внимание аудитории. — Так вот... Среди рядовых обывателей есть мнение, что наука — это все эти непонятные значки, долгая кропотливая работа чудаков-Паганелей, обязательно странных до степени, что в первом слове первую букву стоит менять на другую, или неких мистиков, кто «считывает» информацию с матрицы вселенского разума... Так вот все это чушь, бред и паранойя, имеющая под собой цель оправдать собственное сытое благополучие и нежелание элементарно думать, трудиться, даже пахать, и работать, работать, работать.
Он перевел дух — аудитория жадно пожирала его глазами, хотя все это элементарные истины.
— Так вот задумайтесь о том, что изобретение колеса — кстати, в Америки такого Эйнштейна не нашлось, — продвинула нашу цивилизацию не менее, чем интернет, изобретение часов, позволило полностью синхронизировать жизнь людей, организовать производство, регулярное сообщение и многое другое... Та же бомба — это несколько соображений, по поводу дискретности пространства — понятия кванта, понимания, что такое атом и того, что время всегда связано с движением и ничего больше.
— Андрей Кузьмич, но от уравнений того же Максвелла до моего мобильника все равно масса труда? — Реплика вклинилась в речь Леонидова.
— Хорошо! Правильное замечание. Но поймите, что вот то понимание, что лежит в основе есть некая данность, что не требуется понимать, потому что идеи Бора, идеи Резерфорда и Эйнштейна есть в основе кирпичиков наших приборов. Кстати, тот же Бор лишь первым вслух сказал, что раз в атоме не выполняются уравнения Максвелла, значит так оно и есть. А все полупроводники — это следствия увиденного Бором, что это именно так. Это и есть технология — когда часть знаний включено в конструкцию — Он рукой остановил своего собеседника. — Я не скажу хорошо ли, плохо ли это. Не знаю. Но вся наука вертится вокруг малого числа базовых понятий. И, если кто мечтает о большой науке, то смею заверить, что необходимо попытаться понять именно кирпичики. Кстати, в будущем году будете изучать квантовую механику, так скажу, и Эйнштейн с ней так и не согласился, хотя и обосновал существование лазера — самого главного квантового прибора — за что и награжден Нобелевкой, а не за свою относительность, которую большинство старых зубров от физики так и не разгрызли...
— А почему тогда теорию относительности приняли?
— Как сказал кто-то, противники оной вымерли, как динозавры. Спросите, при чем здесь Тесла? О котором вчерашний фильм? Скажу главное — корреспондент пытался навесить развесистую лапшу на уши слушателей, что, мол, все дела в болезни гения, после которой тот получил доступ во вселенский банк данных. — Леонидов усмехнулся. — Думаю, что это все-таки желание верить в то, что если в нужном месте шарахнуть поленом по голове, то есть шанс направить мозги и очнуться гением. Так не бывает. А вот то, что он понял нечто особенное в свойствах того самого электромагнитного поля, которое мы все тут изучали... Это вполне возможно. Что за вопрос?
Молодая девушка поднялась, сдерживая улыбку, тряхнула пышной гривой.
— Но почему он не стал тогда публиковаться, читать лекции. Он же мог, ну, ту же Нобелевскую премию получить?
Леонидов посмотрел в окно, собираясь с мыслями.
— Трудно сказать. Может быть, хотел осуществить все это практически, может понял, что последствия того его открытия в тот момент могут привести к гибели цивилизации и решил обождать. Ведь далеко не все мечтают только о премиях. Вон недавно наш Перельман, который математик, — отказался. Некоторые понимают, что может статься, что ту же премию — Леонидов довольно фыркнул. — не будет условий потратить. А Тесла понимал, что его опыты могут изменить мир. А человек не изменится от наличия ракеты, вместо сабли и колесницы. Сильно меняются от наличия компьютера? Или студент стал умнее от скачанных рефератов, — хотя для многих моих коллег это не менее удобно, чем для вас. Вы можете сделать вид, что сами написали реферат, преподаватель сделал вид, что вам поверил, только вот в итоге, получатся не Теслы и Циолковские, а попугаи и дрессированные обезьяны, повторяющие зады науки наизусть. Беда в том, что во втором поколении преподаватель из попугаев, — а их есть даже в нашем ликбезе, — уже в принципе не сможет научить думать, — не преуспел сам в таком умении.
— Ну, а Тесла действительно мог перенести корабль за триста миль?
Реплика донеслась с задних рядов.
Леонидов остановился, словно думая, как можно ответить. Молчание его затянулось. Невидящими глазами окинул аудиторию. Снова подошел к окну. В тишине выкурил пару сигарет.
Наконец вернулся обратно в помещение.
— Знаете, может вы и правы, и не все это сказки торопливых на чудо уфологов и иже с ними... — Он перевел дух. — Но давайте поговорим об этом в следующем семестре. — Хотя спасибо — об этом аспекте — сжатия пространства и отражении структуры объекта...
Леонидов начал ворошить короткие волосы в той области, где у русского человека находится главная сображалка.
Спрашивающий не унимался.
— А что вы тоже над этим думаете?
— Пока не думал, но... Ладно давайте, идите, — готовьтесь к экзаменам.
Аудитория откликнулась радостным ревом и хлопаньем тетрадей. Утомленные четырьмя «парами» студенты дружно кинулись к выходу — ничто не может в молодости испортить радость от весны, — не предстоящие экзамены, ни философские проблемы, только что озвученные перед ними.
Поэтому, когда прозвучал из-за спины вопрос, Леонидов искренне порадовался.
— Андрей Кузьмич, а как вы думаете, сегодня в новом обществе, мы смогли бы правильно распорядиться с такими открытиями?
Он медленно повернулся к двум студентам. Молодой человек с волнистой шевелюрой, как его фамилия, — память последняя время стала сдавать, — уставился упрямыми яркими, оттенка васильков, глазами, вопрошающим взглядом. Девушка рядом переминалась с ноги на ноги, не понимая своего очарования молодости и красоты, а оттого смущаясь перед преподавателем. Леонидов внутренне улыбнулся, — удивительно для третьего курса не знать значение чар молодости.
Её друг, или кто он там ей, сегодня точнее не скажешь, — всплыла фамилия — Чариков, пытливо повторил вопрос.
— Думаете, что общество доросло?
— А как вы сами думаете?
— Ну-у-у... Пока не знаем. Ведь это же просто теоретически, правда?
Правда.
Девушка дернула пытливого товарища за руку. По-женски решила исправить ситуацию.
— Славик, пойдем. Андрей Кузьмич сам потом подумает.
Когда пара скрылась в коридоре Леонидов усмехнулся. Времени «подумать» очень может осталось не так уж и много.
*
Когда в коридоре университета, особенно в летнее время, в пустом коридоре громко звучат голоса, иногда стоит прислушаться.
— Что ты хочешь? Чтобы я задницу лизал? Не дождешься!
— А ты как хотел? Тебя устроили на работу, ты сейчас первый на защиту диссера... — Собеседник Кузьмича вытер пот со лба. — А ты допускаешь такие выступления прямо на заседании кафедры, да еще в присутствии ректора, и даже представителя губернатора... К тому же ты единственный кандидат, среди докторов наук, член совета... Я, хоть и секретарь совета, и то молчу...
— Допускаю... Я еще и не «такие» выступления... допущу. Кстати, глубокоуважаемый, кто это меня на работу устраивал? — В голосе Леонидова явственно зазвучал сарказм. — Не уточните ли?
Андрей Кузьмич Леонидов склонил на плечо взъерошенную голову. Карие с зеленым отливом глаза хитро и довольно сощурились. Небрежно выхватил из огромного кармана несвежего халата пачку сигарет, большим пальцем с щелчком открыл, поднес ко рту. Зацепил желтыми зубами сигарету, кинул пачку обратно. Той же рукой вынул зажигалку, задымил.
— Ну, что молчим?
— Как это кто устраивал? — Головин зачастил, с возмущением суетливо задергавшись. — Именно Валерий Викторович и принимал тебя на работу. Он и подписывал тебе рекомендации на защиту. К тому же ты должен уважать его заслуги, — ведь если бы не он, не было бы ни кафедры, да и на твою лабораторию... именно он штатное утверждал. И ты должен быть ему благодарен, а не выставлять его перед руководством дураком.
— Пока это меня выставили... с обсуждения... Что же касается твоих дефинаций, — должен то, должен это... Можно подумать это у него, а не у меня 27 изобретений, десяток статей, и по сути несколько рабочих установок. А что у твоего любимого шефа? Кроме того, что он завизировал приказ при оформлении на работу и получил прибавку к своей профессорской ставке от работы моей лаборатории... Кстати, если ты не в курсе мы ведем три темы, а половину денег от этого получает кафедра. Ну, еще десяток руководств по лабораторным работам, что сотворили аспиранты в соавторстве с большим доктором наук, организатором всех и вся, да пару дутых монографий из жизни великих физиков...
— Ну и что? Ведь именно он же дает тебе работать.
— Вот! — Леонидов поднял вверх руку с дымящейся сигаретой. — Мне дают работать. Так послушай, мой милый, за это я и плачу им всем мною заработанные деньги, чтоб не мешали... работать, а выслушивать всякие глупости...
— Ты не можешь говорить так про профессора — мол, он говорить глупости, — он же профессор, зав кафедры.
— Хорошо. Не говорит глупости. А несет чушь, демонстрирует невежество, порет белиберду... Блин! Не хватает слов, — не филолог я, — физик.
— Вот лишат тебя лаборатории...
— И что? — Леонидов усмехнулся. Воткнул в кадку со старой пальмой бычок в высохшую землю и потянулся за новой сигаретой. — Так я уже почти все закончил, — завтра последние испытания поутру. Так что почитатель старых дураков с древним авторитетом, — приходите пораньше.
— Я тебе точно говорю, что ты об этом пожалеешь...
— Витюша, ты со времен института всегда ходил следом. В смысле следом за деканатом, потом за руководителем аспирантуры, думаю и сейчас так же ...ходишь. В общем, скучно о грустном... Только наука такими, как ты, не двигается.
— Зато у меня давно квартира, а ты до сих пор на трамвае на работу ездишь. — Отпарировал собеседник.
Леонидов саркастически ухмыльнулся и провел взглядом сверху вниз своего оппонента — Виктора Головина, бывшего однокурсника.
— Ошибаешься, ты слишком хорошо обо мне думаешь, я пешком хожу, — думается лучше, да и два трамвайных билета в день экономлю. Оттого и брюха до сих пор не нарастил.
Он протянул вперед руку и ущипнул за живот собеседника. Тот отдернулся, пепел с сигареты посыпался на дорогие брюки костюма и начищенные туфли.
— Ну вот. Костюм испачкал...
— А ты в халатике на работе ходи, — иногда не только руководить, а еще и работать надо. Некоторым, говорят, нравится.
Леонидов повернулся и зашагал по широкому коридору, насвистывая что-то под нос.
Разговор этот происходил спустя месяц после последней лекции и за пару недель собственно до скандала.
*
По случаю июня, жаркой погоды и ясного безоблачного неба в лаборатории тихо. Сессия закончилась, приемные экзамены не начались... Но в лабораторном корпусе безлюдно совсем. Здесь же продолжается жизнь.
В пустом гулком здании пыльного безвременья, летней жары, охватившей город, запахи канифоли, гудение трансформаторов, означают жизнь, как свежесть воды оазиса среди зноя песков пустыни Сахара.
Поэтому, когда нечто громыхнуло в коридоре, все вздрогнули. Всех в лаборатории всего двое.
Сергей Нестеренко оторвался от стола, приподняв дымящийся паяльник и обернулся к Зоеньке. Та недоуменно покосилась на дверь с замершими над клавиатурой пальцами.
Нестеренко, — аспирант, готовивший защиту, недоуменно привстал с места, не выпуская дымящийся паяльник. Зоя пожала в ответ на несказанный вопрос великолепными плечами под белоснежным халатиком. Даже фигуристой блондинке, отрицающей фактом наличия острого ума все анекдоты про такую масть волос женщины, шеф запрещал находится в лаборатории без спецодежды.
Но на фоне затертых халатов, давно утерявших изначальный белый колер, одеяние Зои все равно — наряд принцессы. Как говорится, красоту, — длинноногую, фигуристую никаким халатом, даже белоснежным не испортить... Особенно, когда под льняными волосами, затянутыми конским хвостом, над природными яркими губами сияют огромные, цвета болотной зелени, глазища.
Дверь с треском распахнулась.
— Подьем!
В проеме появилась спина Леонидова, — обтянутая потертым до засаленности халатом. Сам шеф пятился и гнулся под тяжестью железного ящика, что с трудом умещался в дверном проеме Наконец, кряхтя от тяжести, в лабораторию втиснулись еще двое — вечный студент — Женя Кудлицкий и небритый незнакомец. Сергей подскочил, пытаясь помочь шефу, и чуть и не стукнул об пол металлическим каркасом, — ощущение такое, что ящик доверху наполнен гирями. Чувствуя, как сводит низ живота, помог дотащить до места.
— Вы что? — Вытирая лоб и выпрямляясь выдавил из себя аспирант. — Решили переквалифицироваться?
— Так точно! — Леонидов с шумом выдохнул воздух. — Гаси паяльник! Власть меняется...
— Это почему?
— Это блок питания. Раз в несколько мощнее, чем требуется... — Он улыбнулся сквозь силу и довольно похлопал ящик по железной стенке. Не поверишь, на генераторной лампе от РЛС, 16 ампер, до 20 киловольт.
Незнакомец хмыкнул. Стриженный под машинку, круглая морда, здоровый бугай, только глаза сверкают недюжинным умом.
— Ты же сам в свое время из Рязани лампу и привез.
Гость потянулся, осмотрелся по сторонам.
— Это что? Твой храм науки?
— Ну! Располагайся. — Андрей Кузьмич откинулся на стуле, вытянув вперед ноги. — А ты Сергей посмотри, как у нас, щиток выдержит?
— Даже не знаю. Сейчас гляну. А где динозавра раскопали?
— От экспериментального блока вакуумной установки — представляешь более десяти лет лежало. Давай подключай. Да, познакомьтесь, — мой старый знакомый — Володя. Это он сохранил чудо советской техники.
Володя же двинулся к столу, внимательно окидывая установку. Потрогал электроды. Пощупал клеммы узловатыми сильными пальцами, — одобрительно покивал. Сергей ревниво смотрел на эту пантомиму. Зоя же вновь застучала по клавиатуре мерным дробным стуком, кидая украдкой взгляды на гостя.
Когда спустя полчаса Сергей закончил монтаж, Женька уже поглядывал на дверь и часы. Солнце, как говорится, уже перевалило через небесный экватор и, заглянув в окна, отбросило длинные тени. Палило немилосердно. Леонидов, подергав в очередной раз клеммы, замурлыкал под носом, про капитана, что объехал много стран, но нигде потонуть не случилось...
— Слушай, Кузьмич, ты бы отпустил ребят — не видишь ли маются люди... — Решил перебить затянувшееся молчание гость лаборатории.
— А что? — Леонидов оторвался от проводов. — Кто-то решил позагорать? Сейчас же включать будем.
— Нельзя! — Сергей покачал головой. — Обмыть полагается.
На такой жаре? Ты, что с ума сошел? — Леонидов удивленно глянул на помощника. — Кстати, кто хочет идти домой — свободны.
Домой захотел только Женя. Даже Зоя выказала интерес. Но инициативу Сергея неожиданно поддержал гость. Он покрутил лобастой головой и отойдя к окну, закуривая, выглянул со второго этажа на большой двор. Внизу, на асфальтовой площадке с маленькими квадратными островками зелени и тонкими запыленными липками редкие прохожие стремились поскорее проскочить в тень, скрываясь от палящего высокого солнца. Проскочил и Женька, что-то тарахтя в труду мобильного телефона.
— А и в самом деле? А вдруг... — Гость пренебрежительно пнул потертой кроссовкой стенку блока питания. — не заведется? Без стаканчика-то, — сам знаешь, надо тонким слоем, чтобы контакты не окислялись...
— Успокойся, у меня на такой случай в сейфе всегда есть... только после, если получится, конечно...
*
Ощутимой дрожью мощно загудели электроды.
Воздух резко наполнился озоном.
Подвешенный в воздухе стеклянный шар, тяжелый, в треть метра в диаметре, словно подернулся дымкой и исчез. Лишь где-то чуть выше облака задвигалась стальная струна, что удерживает конструкцию в воздухе.
— Ну, ничего себе! — Гость присвистнул. — Интересно, а с вашего места, девушка, что видно?
— Шарик исчез... — Растерянно ответила Зоя.
— Тихо! — Андрей Кузьмич предостерегающе поднял ладонь. — Снижаю напряжение.
Гул начал стихать. Все напряженно следили за зыбким маревом в центре.
— Я вижу сквозь туман, противоположную стенку... Ой, мамочки. Ой, опять шарик! — Зоя по-ребячьи прикрыла ладошкой рот.
Сергей присвистнул и вопросительно повернулся к шефу.
— Кузьмич, это что ты сотворил?
— А что нравится? Сейчас отключу и можешь бежать за праздничным столом. Между прочим, нечто подобное якобы делал с эсминцем тот самый Тесла... Хотя вся та история в отличии от нашей, — фальсификация чистой воды ненормального уфолога...
— Брешешь! — С улыбкой откликнулся хозяин блока питания.
— Зуб даю!
— Керамический?
— А ты надеялся золотой? — Андрей выключил тумблер и вытер лоб полой халата.
Он подошел к окну и, усиленно моргая, уставился в небо. Грудная клетка судорожно вздымалась, словно не хватало воздуха, как после финиша на марафоне. В накаленном воздухе отчетливо висел запах озона.
— Андрей Кузьмич — Прошелестел голосок Зои. — А почему шарик сначала уменьшился, а потом исчез совсем?
— Как это? — Откликнулся Сергей из противоположного угла. — С нашей стороны то же самое — сначала сжался в точку, а потом исчез.
Леонидов усмехнулся и полез за очередной порцией табака. Прикурил, глубоко затянулся. Стремительно развернулся к сидящим в комнате.
— А что перпендикулярно к трем ортогональным координатам? А? — Осмотрел недоуменно переглядывавшихся зрителей. Но сам ответить не успел, — вмешался гость.
— Наверное, четвертая ортогональная координата? — Он тоже переместился к окну . — Или ты что поинтереснее придумал?
— Черт! — Леонидов тряхнул головой. — Думал, что начну сейчас лекцию читать. Ладно словом между этими пластинами, — Он провел рукой в сторону электродов. — находится квант, только радиодиапазона и именно метровой длины. Вот в лазере, скажем, шестьсот микрон, а тут метр. Причем не только по одной координате, но по всем трем у нас резонанс. А смысл соотношения Паули кто помнит?
Народ переглянулся. Володя же только усмехнулся и хмыкнул, что-то наподобие, — трави дальше. Андрей посмотрел на них с сожалением.
— То же мне физики... Так вот, если помните, что произведение расстояние на импульс всегда должно быть меньше константы. А у нас больше. Ну и похоже объект в центре ныряет куда-то — туды-сюды. Словом, похоже в этих условиях... По-моему, что и с временем, что-то не то происходит...
— В каком это смысле? — Сергей недоуменно наклонился над электродами и попытался прикоснуться к шару...
— Ты там осторожней. — Леонидов снисходительно остановил его. — А то, что энергии в данном пространстве, тоже раз в несколько больше, чем по Паули должно быть. А это означает...
— Что время должно стремиться... — Володя начал, но запнулся.
— Не к чему оно не стремиться, оно тоже в разрыве. Точнее не могу сказать, но совершенно иная структура, помнишь Зоя ты мне по теории групп ссылку готовила.... И меняется вектор времени, так как я утверждаю, что постоянная Планка — величина векторная, как и импульс... Словом, тут у нас возможность складывать пространство, и машина времени, причем не линейная, и еще много чего...
Он оборвал себя на полуслове.
— Ладно, давайте, как в старину — у меня в кармане пять сотен — ну, что гуляем?
Русская наука славна Менделеевым — изобретателем водки. Последняя реплика не в пример остальному намного понятней, а сияющим шефа последнее время никто не видел.
Поэтому «народ», включая гостя, начали выворачивать карманы. Зоя сходила за сумочкой, — у женщин в карманах пусто, — щелкнув пару раз кошельком с вопросом — «Вы точно думаете, что это нужно отметить?» и протянула свою долю.
*
...на дальнем столике. Естественно, сначала хлопнула пробка, зашумело шампанское, часть пены оказалось на столе и даже одежде.
Кто предложил еще раз посмотреть, сказать трудно.
Когда шарик исчез, а внутри остался дрожащий прозрачный воздух, где плясала нить, выписывая то ли вертикальную восьмерку, то ли более сложную фигуру симметрии, кто-то направил свет настольной лампы. Эффект от этого действия потряс всех, — всеми цветами радугами заискрились, протянулись по комнате нити света.
— А это что? — Сергей протянул в сторону электродов, где продолжалась иллюминация руку с зажатым в ней лабораторным стаканчиком, на донышке которого колыхался армянский коньяк «Ахтамар».
— Ты знаешь, пока не знаю.... — Андрей плеснул еще по стаканам праздничного напитка. — Володя может все-таки отключишь? Как-то мне не по себе... К тому же напряжение там высокое.
— Да ладно, — Отмахнулся Сергей. — Давайте посмотрим. Потом объяснишь, тем более, такого, думаю, никто не видел. Вот кто сможет рассказать про такое?
— Ну, что-то наподобие видел. — Хозяин блока питания усмехнулся. — Как-то помнится впервые в мире, еще в Союзе, запустили трехцветный лазер. Направили луч сквозь призму в окно на первый снегопад, шампанское открывать начали. А он светит прямо через улицу, над остановкой, — как раз народ с работы повалил. Снежинки так и вспыхивают в воздухе — голубые, зеленые, красные. Народ стоит на остановке, задирает голову, а тут мы из окна, со второго этажа, шампанским салютуем...
— И чем закончилось? Наверно, какую-нибудь премию дали? — Не удержалась от вопроса Зоя.
— Ага, только сначала пришел проректор по науке вставлять пистон за пьянку на рабочем месте. Правда, потом там же с нами и отметил... Не отходя от лазера...
Володя задумчиво улыбнулся воспоминаниям. Но Сергей на последние слова встрепенулся. Он повернулся к Леонидову.
— Андрей Кузьмич, тут такое дело... Словом, я когда поднимался, мне навстречу Головин попался. Он как-то странно на меня посмотрел. Может лучше бы пошли куда, вон в тот же парк...
Договорить не удалось — в коридоре зашлепали шаги. Нестройный шум сосредоточился у двери, и никто не успел шевельнуться, как дверь распахнулась. Впереди красовался сам заведующий кафедрой в коричневом в полоску костюме. Рядом задирал к потолку рыжую бороденку новоиспеченный доктор наук от философии. Следом за ними, явно смущаясь, как бы извиняясь за появление в такой компании, появился Алексей Иванович, тоже вообще-то доктор и профессор, но более известный, как вечный проповедник курса общей физики непрофильным факультетам — личность добрейшей души и безвредная по сути. Алексея Ивановича явно прихватили «до кучи» обозначить общественность.
Что же касается Валерия Викторовича Овчинникова — то этот разве что не трясся в состоянии праведного гнева. Гнев нарастал по экспоненте, стремясь достичь максимума...
Он грозно окинул помещение и остановил начальственный взгляд на работниках, что расселись у столика. Профессор, наморщив лоб, зорко, орлиным взором, рассматривал лабораторию. Художественная шевелюра, зачесанная назад над залысинами, со слегка величавым взглядом, являло собой одухотворенное лицо не то что доктора, а вполне тянула на академика, причем академика с большой буквы «А». Простоватое, круглое лицо Алексея Ивановича с остатками редкой седины вокруг лысины, возникшее на заднем фоне начальства, больше, чем на роль агронома среднего колхоза, рядом со столь значимыми фигурами, возникших на пороге помещения, конечно, не тянула.
Овчинников грозно посмотрел на столик, где возвышалась батарея стеклянной посуды с коньяком и шампанским. Но иллюминация в комнате приостановила справедливый гнев.
Он встал столбом, секунду-другую наблюдая за светящейся паутиной, что колыхалась в пространстве.
Сергей отвернул лампу в сторону.
Искры погасли. Несмотря на палящее из окна солнце, по контрасту отчетливо накатило сумраком. Зоя непроизвольно поправляла одежду.
Начальство переглянулось и Овчинников тряхнул головой.
— Значит так и есть, как мне и говорили — пьют на рабочем месте. А это что такое?
Он величественно поднял руку в направлении стола, где между медными пластинами, плавал в воздухе стеклянный шар. Стальная нить отчетливо согнулась. Тяжелый шар медленно выписывал в воздухе сложную симметричную траекторию, периодически то растворяясь, то вновь проявляясь в пространстве.
После того, как гость поколдовал с усилителем, шар перестал исчезать, превращаясь в точку, а начал выписывать сам по себе кренделя, повинуясь каким-то неведомым законам.
Но Овчинникова смутить чем-то трудно. Он, выпятив нижнюю губу, бросил взгляд на блок питания, на красные полоски меди — электроды. Опустил было руку...
— Так что, мне никто не ответит, что это за самодеятельность? Если не ошибаюсь, вы должны заниматься математической теорией электродинамики?..
Доктор философских наук решил вмешаться.
— Да какая тут теория? Здесь только практика, и то со стаканом.
Он решил шагнуть в сторону стола.
— Осторожнее, Аркадий Михайлович, Двупольских, если не ошибаюсь? Установка под напряжением. — Резко повысил голос Володя — хозяин блока питания. — Тут вам эффекты посерьезнее круглого квадрата и сухой воды.
Профессора метнулись обратно к двери, словно от ядовитой змеи.
— Какое еще напряжение?! — Негодующий голос Овчинникова прозвучал громко, но панику высокого начальства скрыть не смог.
— Высокое, Валерий Викторович... — Усмехнулся Кузьмич. — Почти пятнадцать киловольт.
— Что!? Да как Вы смели, на вверенной мне кафедре заниматься какими-то опытами? Да еще в нетрезвом состоянии...
Заведующий кафедры поднес руку к горлу, словно у него перехватило голос.
— Да, уж... — Протянул Володя, повернувшись к виновнику торжества. — В моем случае начальство умнее оказалось.
— А вы кто такой? — Начальство соизволило обратить внимание.
— Я? Да так, прохожий, так сказать, общественный помощник — вон господин Двупольских меня должен помнить...
— Не Двупольских, а Троепольских... — Доктор философских наук задрал бороду еще выше. Сощурился. Напряженно всмотрелся. Покачал головой, повернувшись к Овчинникову. — Что-то не припоминаю.
— Да ну? — Володя сделал глоток коньяка и продолжил. — А разве не с вами на философском клубе спорили, что если вы не в курсе понятия круглого квадрата и сухой воды — то это не доказательство существования бога.
Овчинников брезгливо дернулся.
— Что вы тут несете? К тому же вы здесь вообще посторонний.
— А вы разве не из одной команды? Объяснили бы коллеге, что лед — это сухая вода, квадрат и круг одна и та же фигура в римановой геометрии...
— Что вы хотите сказать? — лицо Овчинникова стало наливаться кровью. — Вы вообще не смеете судить о работе университета, так как вы даже не сотрудник. Что же касается наших знаний, так они подтверждаются соответствующими организациями. И Аркадий Михайлович пришел со мной, как член научного совета университета, так сказать, удостовериться...
Он повернулся к философу за одобрением. Тот нервно вздернул рыжую бородку вверх.
— Да! А моя докторская признана, кстати... И из нее, действительно, следует доказательство существования бога...
Но заведующий кафедры закончить не дал.
— Ладно — я последний раз хочу получить ответ, что это такое? — Овчинников, в который раз поднял руку жестом Ленина на броневике.
В отличии от вождя пролетариата жест у него получился не столь решительный и впечатляющий, ввиду дряблости мускулатуры и небольшого, но круглого брюшка.
Но аудитория неблагодарно промолчала и на этот раз.
Профессор решил переключить внимание на слабое звено и обратился к Сергею.
— Нестеренко, вы-то хоть вменяемый?!
Сережа стойкостью Леонидова или его гостя не отличался, оттого дернулся, задев локтем регулятор частот генератора, стоящего у него под правой рукой.
Раздался гул, напоминающий жужжание шмеля, но громче, эдак в несколько раз, словно шмель с собаку ростом...
Шар подскочил в воздухе, стремительно описал вертикальную фигуру, напоминающую восьмерку, еще раз поднялся, так что стальная струна отчетливо провисла, вытянувшись в сторону незванных гостей.
Затем стальная струна лопнула, и шар со скорость пули рванул в сторону двери.
Зоя ойкнула. Сергей побледнел. Но и это случилось после того, как шар разлетелся в пыль, врезавшись в стену.
Гость дернулся к высоковольтному блоку, но Леонидов еще раньше рванул вниз рубильник. На месте, где висел шар, колыхалось светящееся облачко, отдаленно напоминающее бледную шаровую молнию, и плавно поплыло за окно, где и растаяло.
В ушах зазвенела, повисшая в накаленном жарком воздухе, тишина.
Пауза затянулась.
Наконец, у заведующего физической наукой Овчинникова в глазах наметилась некая осмысленность. Он пару раз сглотнул по рыбьи воздух, но слов так и не нашел.
Обернулся глянув на стеклянную пыль, что медленно оседала вдоль стены.
Так и не повернувшись к непонятной установке спиной, профессор начал сдавать назад.
Пятясь, напоследок он значительно погрозил в сторону сидящих и стоящих в лаборатории, — пообещал:
— Я этого вам так просто не оставлю.
Философ осторожно отступил следом. Алексей Иванович укоризненно посмотрел на присутствующих, махнул рукой, но сказать ничего не решился. Отправился вслед, прикрывая за собой дверь.
Леонидов же и его гость переглянулись. Взрыв хохота разорвал тишину. Смех их заразительный, громкий, здоровый, раскатами разнесся по комнате. Сергей и Зоя было попытались сдержаться, но и их разобрало, — на лицах стали появляться улыбки...
В этот момент дверь снова открылась, и появилась голова Алексея Ивановича. Позади его мелькнула фигура Головина, как же комиссия и без секретаря научного совета?
— Ну, нельзя же так, товарищи.
Тут и Зоя прыснула в голос, уткнувшись лицом в ладони.
Алексей Иванович еще раз глянул на это веселье, укоризненно качнул головой, и окончательно скрылся в коридоре.
— Ну, что? — Володя потянулся за бутылкой. — Думаю, что сегодня нам уже никто не помешает...
— Это точно. — Сергей протянул стакан. — Разве Зое стоит...
— Вот еще, — Девушка смело тряхнула хвостом. — Но может быть вы объясните, что это было?
Леонидов покачал головой. Довольно хмыкнул.
— Думаю, что этого пока объяснить никому не удасться, но можно попробовать...
*
Из приказа по университету...
«и в связи с допущенными нарушениями техники безопасности, повлекшими угрозу жизни...
...проведением исследований вне установленного плана кафедры...
...без согласования с руководством, нарушая...
...нарушениями дисциплины, регулярного распития спиртных напитков на рабочем месте...
...атмосферы панибратства со студентами, подрыва авторитета заслуженных руководителей. Регулярные недопустимые оскорбления руководства, а также неоднократные необоснованные попытки подвергнуть сомнению планирование работ по подготовке научных кадров и прямое издевательство над планом развития научной деятельности кафедры, что подтверждается неоднократно протоколами заседаний научно-технического совета, приведшие...
Уволить по собственному желанию, после предоставления отчета о проделанной работе секретарю Научно-Технического Совета по темам...
Ответственный исполнитель — Головин В.С.
Согласовано — заведующий кафедрой, профессор Овчинников В.В.
*
...тихо накатывало волны. Высокое балтийское небо шатром раскинулось над высокими корабельными соснами, что шуршали высоко-высоко в синеве. Солнце уже скатилось к горизонту, но полуденная жара не уступала время закату. На волнах еще не побежала солнечная дорожка, лишь широкой полосой искрились слепящие блики на верхушках мелких гребешков. На горизонте в солнечное мерцание входил, растворяясь в зыбком сияющем мареве, далекий кораблик.
От песка приятно тянуло теплом.
У маленького костерка, в десяти метрах у воды расположилась знакомая нам компания, кроме Сергея. Единственное отличие — Леонидов выделялся бронзовым загаром, да лицо густо заросло черной окладистой бородой.
Вдалеке виднелся пляж, густо усеянный телами курортников, — здесь же в сторонке никого нет.
Володя потянулся.
— Ну и что ты хочешь доказать своим бегством?
— Ничего.
— Ты хоть понимаешь, что если ты прав...
— Слушай не надо, а? — Леонидов повернулся на живот, не стряхивая песок с плеч. — Без тебя тошно.
— Ну, хорошо-хорошо. — Давешний товарищ Володя тоскливо заводил старую песню. — Зачем тогда ты упирался? Зачем говорил нам, что это новая теория времени, новая физика пространства. В конце концов, ты же сам говорил — это Нобелевка. Так получи и умой всех этих ...профессоров. Разгони в конце концов их всех.
Он повернулся к костру и подкинул туда пару веток.
— Что молчишь? Вон даже Зоя прилетела со мной. Спасать будущего лауреата.
— Правда, Андрей Кузьмич, ведь все так и будут думать, что вы не правы. Ну, ладно, Сергей испугался в конце концов... Но ведь в вас многие верят. Ну, что вы молчите?
Леонидов поковырял веточкой песок. Скосил глаза вправо, откуда доносились крики ребятишек и плескались в море люди.
— Ребята, я правда, вам рад. Но я не Дон Кихот, чтоб бороться с ветряными мельницами. К тому же давать все это сегодня всем этим Овчинниковым и прочим... философам. — Он вздохнул. — Вот никто не думал, помните я про Теслу говорил? Почему Тесла не стал передавать все эти технологии? Уж не знаю, как он до всего этого дошел, но мы-то видели, что скорее всего он действительно прав был. Меня как-то студенты спрашивали...
— Так ты что решил? — Володя грустно пошевелил костер, тот отзываясь, вспыхнул яркими огоньками.
— Не знаю. Нет я, конечно, написал все. Но, думается, что нужно подождать с публикацией и хорошо взвесить — куда все эти технологии приведут.
— Но ведь ты сам говорил, что это и энергия и управление гравитацией...
— Ага.. — Андрей перебил. — И еще много-много чего. И что? Я вот тут подумал — у меня здесь товарищ — у него старенький джип. У этого джипа бак больше двухсот литров.Он газовый движок поставил — смотался пару раз в Польшу за день — почти пятьдесят тысяч в кармане... Говорит, можно доверенность на меня оформить...
— И что? — Володя обернулся за поддержкой к девушке, но та только пожала плечами. — Ты хочешь сказать, что у него больше денег?
— Ничуть. Я хочу сказать, что человеку не так уж много надо. А работу я найду. Да и жилье. А нужна ли слава, если все сливки достанутся неизвестно кому? Или, думаешь, что все эти новые технологии сделают человека счастливей? Вот разве интернет, мобильная связь, атомная энергия сделали человека лучше? Нет, помолчите — мой дед вон, до сих пор в Сибири живет на хуторе, так лучше, чем у него, мне нигде не было. Или считаете, что сегодня людям жить лучше, чем скажем двадцать лет назад, поголовно стали умнее, добрее, счастливей? Вон Аркадий Михайлович исходя из того, что для него «сухая вода» и «круглый квадрат» — пустые понятия, доказывает существование бога и получает грант на продолжение исследований в пятьдесят тысяч долларов, а как твои разработки, а Володя? На них хоть кто дал тебе грант?
— Да мне... Словом, я давно из электроники ушел..
— Ушел или тебя ушли? — Леонидов горько усмехнулся. — Я вот пока поживу, посижу. Может и защищусь — здесь вон тоже дефицит на докторов наук. А потом посмотрю и к деду махну — пока жив.
— Андрей Кузмич, вы точно решили поставить на себе крест? — Зоя не выдержала.
— А что, Зоя? Доказывать дуракам, что ты умный, это заслуживает большего уважения? Или боишься, что без меня не защитишься?
— Защищусь. — Девушка вздохнула. — Просто без вас там совсем скучно. Словно болото сплошное.
— Так уходи. К тому же тебе легче — у любой женщины, кроме науки еще столько способов реализовать себя! А когда детишки подрастут, так может и жизнь поменяется. А тебе, Володя, скажу, что я тут подумал и решил, что рано человеку пока к звездам.
— Это что же, ты сам за всех вот так и решил? — Володя повернулся на бок, упершись локтем в песок. Задумчиво глянул на старого друга, только смешинки в уголках глаз блеснули.
— А я все решаю сам и тебе советую. Поживу здесь, поживу там, подумаю. Как мне кажется, но все, что я сделал с вашей помощью, это посерьезней и атомной энергии и супер-компьютеров, которые ты когда-то создавал в Союзе. А у нас до сих пор и в экономике и в физике и в образовании одни Овчинниковы и Трипольских управляют, а демократическому большинству ничего большего и не надо.
— А ты? Ну, иди в политику. Меняй общество...
— Ну, не знаю. Знаешь, надоело. Вот если не свалю в Сибирь — в России все от проблем в Сибирь бегут, если их раньше не пошлют за казенный счет — проблемных-то, то, может, пойду учителем на село — может там от меня пользы поболе будет. Только вот не давите, не давите — поругаемся... И давайте лучше искупаемся и пойдемте гулять, — янтарь вам пособираем — тут, если пройтись, по паре горстей точно найдется. На память. А потом...
Потом они долго гуляли вдоль ласкового моря, по-июльски теплого. Над ними кружились чайки. Люди кидали им куски батона, а птицы белой молнией бросались к волнам, хватая угощение на лету.
А когда на утро солнце начало прогревать песок для новых отдыхающих, ни открыватель — новый Тесла, что спустя полвека с хвостиком осуществил знаменитый эксперимент с исчезнувшим на несколько минут эсминцем, ни его друг и ученица, на берег не пришли.
Но море и в тот день было теплым, кто хотел — купался, а остальные валялись под соснами и пили потихоньку пиво, закусывая шавермой, что до сих пор щедро предлагают отдыхающим лица кавказской национальности.
И балтийские волны продолжали выносить на мелкий песок, светящиеся в лучах солнца крупинки янтаря. Так же, как в времена, когда янтарь еще был смолой, над морем метались беспорядочно чайки и орали в небе, где горела звезда на синем куполе, — звезда, что люди потом поименовали солнцем. Кирилл Лунев © 2008
Обсудить на форуме |
|
