|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2008 Ингрид Вольф © 2008 Выбор есть всегда Семь лиц белеют в полумраке. Семь пар глаз всматриваются пристально, в них перехлестывает через край страх, отчаяние, злость, надежда...
Семь человек сгрудились на мраморном причале. Свод огромной пещеры нависает над рекой, темные маслянистые волны лижут каменные стены. За спинами людей — наглухо запертая дверь в подземелья. У пристани белый круг плота, что кажется хрупким и ненадежным, беззащитным даже перед мелкой волной.
Трое юношей-подростков. Три девушки. Пожилая женщина. Семеро и один — тот, кто должен решить.
В двери ломится смерть. А плот перевезет только четверых.
— Настоящий волшебный замок! Красота!
— Жуть...
Цитадель из черного камня возносится в безмятежное, лазурное небо, словно бросая вызов, острые шпили башен колют облака. Багровые витражи кажутся налитыми кровью, химеры на барельефах скалятся, точно живые. Очертания крепости резки, угловаты, изломаны — кажется, будто, обращенный магией в камень, навеки застыл невиданный зверь.
— Жуть, — повторила Майя, маленькая и худенькая, как воробышек. На лбу выступил холодный пот, короткие черные пряди прилипли. — Одна бы я сюда — ни за что...
— Но ты с нами, — напомнила бойкая пышечка Милана, та, что восхищалась красотой замка.
Майя улыбнулась вымученно. Милана обняла ее, погладила по голове, как ребенка.
— Не переживай, малыш, все пройдет отлично! Ничего плохого не случится. Цитадель вдохновит тебя на новые, замечательные стихи!
— Мила верно говорит, — заметил, подойдя, Борис, коренастый рыжий парень в очках. — Если эту Цитадель открыли для туристов, значит, в ней безопасно. А нашим гидом будет настоящий волшебник! В Лицее знают, что делают.
Лицей Талантов не первый год награждает отличившихся учеников путевками в экзотические уголки Галактики. Безопасность гостей с Земли на высоте: страшнее пройтись одному по улицам родного города, чем по джунглям Дейзы или пустыням Феоли с опытными гидами-охранниками. В этот раз Лицей оплатил тур на Вальпургию, планету магов и волшебников, для четверых: поэтессы Майи, солистки фолк-группы Миланы, призера исторических олимпиад Бориса и...
— Никакого «волшебства» нет, — пренебрежительно бросил четвертый лицеист. — Есть небольшие различия в законах природы. На Вальпургии при выполнении определенных условий мысль способна напрямую перейти в кинетическую энергию и воздействовать...
— Избавь нас от лекций, Кир, — поморщился Борис. — Все помнят, что ты чемпион олимпиады Земли по физике.
Парни замерли друг напротив друга. Трудно представить более несхожих людей: полноватый, круглолицый Борис с неспешными, мягкими движениями — и порывистый, поджарый Кир с копной жестких темных волос, зелеными рысьими глазами. Борис с детства увлечен литературой, историей, философией. Кир предпочитает точные науки — физику, химию, биологию. Широкие плечи, крепкие мышцы рук выдают, что он достаточно много времени уделял и спорту.
— Извини, увлекся, — признал Кир. — Просто хотел сказать, что в магии «сверхъестественного» не больше, чем в электричестве. Особенность здешней природы — только и всего.
— Противный! — вскрикнула Милана. — Вечно портишь всю романтику!
— Мил, не принимай близко к сердцу, — посоветовал Борис. — Я уверен: наш живой компьютер тоже верит в чудеса, хоть и не признается. Что-то же заставило его поехать на экскурсию в Цитадель? Мог отсидеться в номере!
«Я не хотел отпускать вас одних», — чуть не выпалил Кир, но прикусил язык. Друзья не поймут, посмеются... Он и сам толком не может объяснить, что тревожит. Ночью мучили кошмары, с утра закололо в сердце — у него-то, крепыша и спортсмена! — хорошо хоть вскоре прошло.
Прошло? От стен Цитадели веет леденящим холодом, и сердце снова бьется чаще. Ноги словно вросли в землю, противятся даже шагу навстречу тяжелым кованым дверям. Волнами накатывает мутное, неясное чувство угрозы... Гримасы акклиматизации? Но лицеисты на чужой планете неделю, и в предыдущие дни Кир чувствовал себя отлично!
Карета шла плавно, шелковые занавеси на окне чуть покачивались в такт движению.
— Ох и уродское фуфло... — прошипела размалеванная девица с мелированными «зебровыми» прядями. — На фига мы сюда перлись?
— Не парься, Зебра, — велел бритый молодчик, что развалился на сиденье напротив. — Прикинь, расскажем пацанам, что прогулочка влетела в пять кусков с носа! Это ж круто!
— Круто, — согласилась девица после недолгого раздумья.
По плитам двора звонко зацокали подковы.
— Наша карета уезжает? — вскинула брови Милана. — Но ведь обещали нас ждать!
Кир обернулся. В кованые ворота из черного серебра въезжает чужая карета — куда более просторная и пышная, чем та, что привезла лицеистов. Даже сбруя лошадей сплошь в самоцветах, блеск слепит глаза. Стук копыт приближается, кучер натягивает вожжи, сдерживая бег коней, озирается в поисках удобного места.
Прибыли новые туристы? Похоже. В Цитадель пускают экскурсии численностью не больше семи человек. Четверо лицеистов плюс учительница Эльвира Анджеевна... Два свободных места мог кто-то выкупить.
Карета остановилась в самом центре двора, у памятника великому магу. С запяток спрыгнул лакей в ливрее, распахнул дверцу. Из роскошного экипажа показалась волосатая лапища, пальцы-сосиски густо унизаны кольцами, отвесила слуге щалбан, тот от неожиданности дернулся. В карете загоготали.
Вслед за лапищей выплыл шарообразный живот, обтянутый белым пиджаком, змеей метнулся попугаистый галстук, солнечный зайчик вспыхнул на бритой макушке. Рыхлый, неуклюжий молодчик вяло повел головой, оглядывая двор. Лицо бездумно, но в глазах злой блеск.
Именно в этот миг Эльвира Анджеевна, отойдя от лотка с сувенирами, направилась через весь двор к лицеистам. Прямо мимо кареты новоприбывших.
Лицо мелированной девицы перекосилось от злости.
— Слышь, Бык, че тут за лохи?! Эти уроды клялись — нам, типа, индивидуальный тур!
— Ща разберусь, — успокоил ее спутник.
В углу двора кучкой стоят парни и девушки — по виду студенты или старшеклассники. Где же их училка или преподша? А, вот: прямо к карете идет высокая, статная женщина, светлые волосы с проседью, приятное лицо совсем не портят морщины. Глаза светятся мудрой заботой, готовностью помогать ученикам и служить опорой.
Бык шагнул женщине наперерез.
— Ты че приперлась, кобыла?
Зебра захихикала. На щеках женщины вспыхнули алые пятна, но голос прозвучал ровным и сдержанным:
— Не грубите, молодой человек.
Бык заржал на весь двор.
— «Не грубите», — передразнил пискляво. — Ща кину баксов здешним — они тя в жабу превратят! Они ж типа волшебники... Ну че, сука, свалишь подобру со своими щенками?
Женщина смотрит, словно на зверя, что чудом овладел речью, но от этого не стал человеком. Угрозы не лишили самообладания, испуг притаился на самом донышке глаз.
— Мы имеем полное право здесь находится. Так же, как вы.
— Ах ты, ...! — задохнулся от ярости Бык.
— Не смей так разговаривать с женщиной!
Кир вырос между учительницей и бритым незнакомцем словно из-под земли. Его голос хлестнул Быка, словно кнутом. Тот исподлобья взглянул на нежданную помеху, процедил сквозь зубы:
— Не твое дело, пацан. Усохни.
На скулах Кира заиграли желваки.
— Извинись перед Эльвирой Анджеевной. Сейчас же!
Глаза Быка сузились в щелки, блеснули огнем, который заставлял «умников» в его престижной гимназии бросаться наутек без оглядки. Но у Кира нет опыта прогибов перед богатыми хамами. В Лицей Талантов не принимают тупых быков за взятки и «по блату», в нем учатся только те, кто успешно сдает сложнейшие экзамены и тесты на интеллект.
— Борзой... — оценил Бык. — Ты ваще знаешь, кто мой батя?
Кир усмехнулся презрительно.
— Чуть хвост прищемят, за отцовскую спину прячешься?
— Батю моего не трожь!!! — взревел Бык так, что с башни взмыла стая перепуганных ворон. — Я за батю кому хошь пасть порву!!!
Бык сжимает пудовые кулаки. Он выше и тяжелей — зато Кир быстрее, проворнее, взглядом уже намечает на теле противника уязвимые точки, примеряет, куда ударить... Бык вздрогнул: на мгновение показалось, что перед ним не обычный подросток, а терминатор из страшных фильмов, холодная, точная, безжалостная машина для убийства! Бык тут же озлился на минутную слабость, стиснул кулаки крепче, готовясь размазать, стереть в порошок...
Справа донесся замогильный, раздирающий сердце скрежет — словно сотни неприкаянных душ вопили, вновь и вновь переживая предсмертные муки тела. Противники обернулись одновременно, так и не ударив.
Петли входной двери много лет не смазывают нарочно — их звук впечатляет заезжих простаков... Молодой маг вышел на крыльцо, цепкий взгляд обежал гостей, что застыли во дворе группками и поодиночке, с круглыми глазами, приоткрытыми ртами.
— Приветствую вас в Цитадели, — произнес мягко, но в то же время властно. — Меня зовут Фауст, я ваш проводник в этих древних стенах.
Губы мага растянуты в приветливой улыбке, но в глазах стынут колючие льдинки. Снова он должен вести по Цитадели, оставленной прежними владыками, толпу чужеземных бездельников — вместо того, чтобы в тиши лаборатории постигать тайны мироздания или силой заклинаний изгонять жуткие порождения Тьмы, как старшие, более опытные маги!
Милана в восторге следит за каждым шагом гида. Житель чужого мира прекрасен! Длинные пепельные волосы, чуть раскосые фиолетовые глаза, по-мужски резкие, но при том аристократически тонкие черты. Стройный, высокий, движется бесшумно и легко, точно призрак. На нем лиловый камзол, с плеч спадает длинный серый плащ, по краю вышиты серебром таинственные руны.
Фауст ввел туристов в просторный круглый зал. Золотой свет канделябров играет на камне, блики осторожно касаются огромных статуй, что головами поддерживают свод, заставляют древних магов то хмуриться, то улыбаться. Между статуями ниши, в каждой на невысоком постаменте — полупрозрачный кристалл.
— Вы узрите величайшие события мира, — обещает Фауст, — так, точно происходили на ваших глазах.
Маг проводит рукой над кристаллом. В камне вспыхивает свет, точно в кинопроекторе, из сверкающих граней вырываются полупрозрачные фигуры, в танце заполняют зал.
Гид шествует по залу, оживляя по очереди каждый кристалл, экскурсанты следуют в почтительном отдалении. Цветные, объемные, движущие и говорящие фигуры сходят на Вальпургию с кораблей, проезжают на вездеходах, строят города, впервые, с робким изумлением обнаруживают в себе ростки Дара, покоряют стихии, мечут молнии, огненные шары, призрачные клинки в тварей, словно рожденных худшими человеческими кошмарами... Борис вспоминает страницы любимых книг — они точно ожили, сперва в мире Вальпургии, а теперь в этих кристаллах...
Бык зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.
— Тоска-а-а... Нудятина! За что я платил бабки?! Слышь, фигляр, а ну преврати кого-то в жабу!
Грубый голос разбил очарование. Лицеисты оглянулись на Быка кто в недоумении, кто раздраженно.
— Ты вправду хочешь этого? — спокойно, с расстановкой уточнил Фауст. Посмотрел на бритоголового — и в глазах отразилась зеленая, пупырчатая квакушка.
Бык втянул голову в плечи, торопливо попятился за чужие спины.
За очередной дверью Цитадели людей окутала тьма. Мрак почти осязаем, пульсирует в такт биению сердца, лишь редкие серебристые огоньки позволяют рассмотреть зал. Свод зала вздымается на невообразимую высоту, ажурная, как паутинка, галерея ведет вдоль стены, за перилами бездна. Из ее глубин проступают серебристые очертания — огромные то ли знаки, то ли буквы текут, постоянно меняются.
— Это Руны Основания, — рассказывает гид. — Великие маги начертили их, чтобы воздвигнуть из скал Цитадель
Огоньки горят в странных белых сооружениях, укрепленных на стенах. Они чересчур велики для пары светильников и напоминают... Майя отшатывается от ближайшего, сдавленно вскрикивает.
— Не бойся, это только черепа, — утешает Фауст. — Они не укусят. Зал обрел нынешний вид после Первой Драконьей Войны. Черепа драконов служат для освещения, из их костей сделана галерея, — маг касается тонких, но прочных белоснежных перил, — а из ребер — ступени.
Бориса передернуло. Гид не понравился ему с первого взгляда. В каждом движении Фауста, в каждой черточке лица сквозит пугающее, чужое... И вот теперь бахвалится худшими мерзостями истории своего отсталого мира!
— Вы их истребили? — спросил Борис. Голос дрожал, но не от страха — от негодования. — Уничтожили всех?
— Всех. Их было не так и много. Как безумные, летели и летели в атаку на укрепления первых поселенцев, на корабли... С крылатыми нельзя было договориться, они не понимали ни человечьей речи, ни мысленной, доступной магам, ни языка знаков. В глазах пылала самая лютая ненависть, какую можно вообразить, а разум... Был ли он — или просто грозные звери? Теперь не узнаем.
Взгляд Фауста обратился словно внутрь, последние слова прозвучали бессвязно. Всех потрясло это неожиданное воспоминание о скрытой, непарадной стороне древней войны. Любая война, даже победоносная — не только чудеса отваги, славные подвиги, фанфары и марш колонн, но и грязь, боль, отчаяние, разбитые судьбы, растоптанные жизни.
Впрочем, гид тут же овладел собой, скрыл чувства за непроницаемой улыбкой.
— Но зачем украшать зал костями? — настойчиво вопрошал Борис. — Как будто ваши предки... похвалялись убийством!
— Чтобы не забывать, — ответил Фауст жестко. — Чтобы всегда помнить: порой жизнь можно спасти только смертью других.
Тоннель извивается, словно путь сквозь камень прорыла огромная змея.. Робкие огоньки на стенах светят едва-едва, дыхание близкой подземной реки покрывает влагой стены. В конце тоннеля — лестница, что ведет на самую высокую башню Цитадели, подъем на нее завершает экскурсии. А пока нужно показать туристам еще один памятник.
Фауст толкает дверь из синего дерева, пропускает экскурсантов. Свечи в люстре вспыхивают, как только люди переступают порог. Стены до половины покрыты той же древесиной лазурного цвета, на полу мрамор. В центре скульптурная группа из черного с алым блеском камня: мешанина клыков, рогов, вытаращенных бешеных глаз, бьющихся в агонии гибких тел, лап, хвостов.
— Скульптура «Враг повержен», установлена в знак победы над левиафанами — морскими драконам. Изваяна силой магии из камня-огневика... не прикасайтесь — опасно!
В дальнем конце комнаты причал, за ним плещет вода, темная, маслянистая. Порой выныривают остроносые морды хищных тритонов. На волнах, вплотную к пристани, колышется белый круг — плот, способный вместить несколько человек, приводится в действие магией.
— Под Цитаделью протекает подземная река, — объясняет Фауст. — В этой заводи, ныне тихой, отгремела последняя битва великой войны...
Из коридора доносится протяжный, яростный вой. Фауста бросает в ледяной пот. Этот звук не спутать ни с чем — Церберы! Страшные твари, что поднимаются из глубин земли раз в году. Но ведь урочная пора не скоро! Бывает, что Церберы выходят на охоту не в свое время — но когда подобное случилось в последний раз, прадед Фауста еще не родился... Почему именно теперь?! Почему именно в этой Цитадели, куда он привел туристов?!
Бесполезно доискиваться причин. Здесь точно нет злого умысла — никому, даже великим магам, не подчинить Церберов. Судьба. Фатум. Рок.
Дверь из синего дерева захлопнулась, ударив о раму так, что заложило уши. Экскурсанты в тревоге обернулись.
— Спокойно! Мы в безопасности, — объявил Фауст.
Он умолчал, что деревянной двери, хоть и волшебной, не выдержать натиск Церберов долго. Самое большее — полчаса. Надежно отрезать людей от погони может река — воду демонам не перейти. Фауст взглянул в сторону плота, нахмурился. Исправен, но... вмещает не больше четырех человек, а энергии ровно на одну ходку. На подзарядку нужно время, которого нет.
Так что же — все жизни не спасти? Кем-то придется жертвовать?
А если вступить с Церберами в схватку? В открытом бою у Фауста, мага средней руки, нет шансов. Разве что построить Круг, пробудить Силы самой Цитадели... Но для Круга тоже нужно время — и трое помощников. Где их взять?
Может, использовать туристов? Они чужестранцы, но слабые Искры Дара теплятся почти в каждом человеке. Помощникам не нужны особые знания, умения — только Искра и крепость тела, достаточная, чтобы выдержать проходящий поток Силы.
Фауст обвел взглядом людей, оценивая холодно и бесстрастно. Черноволосая девушка — слаба. Женщина — стара. Крашеная девушка и бритый парень — сильны, но неуправляемы. Остаются русоволосая, брюнет и рыжий.
— Мы в безопасности, — повторил гид, — но все же лучше переправиться через реку. Плот выдержит троих человек. Первыми переправляетесь... ты, ты и ты.
Он упер палец в грудь Бориса. Коснулся плеча Миланы. Взмахнул ладонью в сторону Кира.
— Господин маг, — окликнула Эльвира Анджеевна нервно, — я не отпущу детей с вами одних. Я за них отвечаю!
— Верно, — поддержал Борис. — Если нужно — пусть первыми переправятся Эльвира Анджеевна и девушки.
— Так, как решил я, будет лучше, — произнес гид с нажимом.
Кир выступил вперед, словно прикрывая собой товарищей.
— «Лучше» — для кого? Похоже, вы недоговариваете что-то важное... господин маг. Объяснитесь, или мы никуда не пойдем.
Дверь прогнулась под страшным ударом, дерево застонало, будто живое. Кир ждал ответа, скрестив руки на груди, взгляд рысьих глаз буравил гида.
Не будь Борис и Кир нужны как помощники в Круге, Фауст связал бы их заклятием подчинения. А будь он старше лет на сто, смог бы за считанные секунды найти идеальные слова. Но гид молод, испуган, помнит, что нельзя допустить среди туристов паники — и чувствует, как сквозь пальцы утекает спасительное время.
— Да что вы разволновались?! — наиграно-беззаботно восклицает маг. — Это... аттракцион. В двери ломятся «чудовища», нужен магический обряд, чтобы изгнать. Трое из вас поучаствуют, остальные посмотрят со стороны. Вам предстоит редкое зрелище! Ну что, идем?
Дверь снова затрещала, едва не слетев с петель. Полетели щепки, одна упала прямо у ног Майи. Поэтесса прикусила руку, сдерживая крик. Эльвира Анджеевна по-матерински обняла ученицу.
— Тихо, тихо, Маюша, успокойся, — прошептала на ушко. — Господин маг сказал — это шоу. Как «смертельные номера» в цирке.
— Слишком уж натурально! — всхлипнула девочка, содрогаясь от ужаса.
На плот вспрыгнул Бык. Массивная туша пронеслась над узкой полоской воды, как снаряд, даже Фауст едва успел заметить. Подошвы ударили с громовым стуком, белый круг угрожающе накренился.
— Я хочу участвовать, а не смотреть — и без базара! Лови на чай, фигляр!
Бритоголовой выудил из кармана зеленую бумажку, швырнул в грудь Фаусту.
— Сойди с плота! — закричал маг. — Одному — опасно!
В голосе неподдельный ужас. На лице Быка отразилось сомнение, он сделал шаг к берегу.
Поздно.
Хищный тритон вынырнул рядом, лапы уперлись в плот, острые зубы сомкнулись на щиколотке бритоголового. Бык заорал, тритон рванул на себя. Плеск, фонтан брызг, полосы ряби — воду разрезали десятки шипастых гребней... Через секунду волны окрасились алым. Фаусту показалось, что разглядел, как на дно погружаются кости.
На мрамор, плавно кружась, опустилась зеленая бумажка.
— Отличное шоу! — восхитилась Милана. — Спецэффекты... А сейчас он, живой, войдет в дверь?
Последнее слово прорвалось истеричным смешком. Борис содрогнулся. Взгляд парня, точно магнитом, притянула кровавая лужа в волнах.
Майя завизжала бы — но она не видела ничего, уткнувшись в плечо Эльвиры Анджеевны. Даже не заметила, что оно, мягкое, уютное, вдруг затвердело... Зебра тупо хлопала глазами. На лице Кира не отражалось ничего.
— Остановите аттракцион! — крикнула учительница. — Вызовите врача! Может, еще можно спасти!
— Поздно, — механически ответил Фауст. — Тритоны обгладывают тушу дракона за минуту.
От вечно голодных хищников плот ограждает магическая защита. Активировать ее может только маг, и только если встанет на плавучий круг. Если бы Фауст ступил первым...
...пришлось бы силой или хитростью сгонять лишнего пассажира. Но, может, остался бы жив?
— Вы лгали нам, — обвинил Кир. Шагнул вперед, почти нависнув над магом. Фауст невольно отступил — хотя чем мог грозить ему мальчишка, лишенный Дара? — Теперь скажите правду. Всю.
Взгляды туристов впились в мага, как стрелы. Фауст сглотнул. План, что казался безупречным — рушится на глазах.
— Я и сказал почти всю. В дверь ломятся демоны. Мне нужны три помощника для обряда, чтобы остановить их. Плот переправится только раз, но если успеем построить Круг — спасутся все. Только... это не аттракцион. Угроза настоящая.
— От нас зависят жизни других, поспешим!
Никто больше не спорил, не задавал вопросов. Майя прижалась к стене, смотрит на друзей умоляюще: «Доплывите! Успейте!» Эльвира Анджеевна спокойна: она верит в своих лучших учеников.
Фауст ступил на плот первым. Кир перепрыгнул легко, пружинисто, подал руку Милане. Борис занес ногу для последнего шага, когда...
— Падлы!!! Жить будете, а я сдохну?!
Лицо Зебры безобразно искажено, в глазах — животный ужас, ни следа рассудка. Она не сознает, что, если четверо отплывут в Круг, шанс спастись получат все. Смесь злости, зависти, паники заостряет внимание на одном: другие уплывают — она остается. Если не ей — так лучше никому!!!
— Быка замочили, суки! Всех порву!!!
Девица бросается к плоту. В каждом движении звериная, всепоглощающая ярость. Борис наблюдает, как завороженный... «Теперь я знаю, какие глаза у Смерти», — подумалось ему.
Фауст чертит парализующий знак. Эльвира Анджеевна перехватывает Зебру за руку:
— Не троньте ребят! Успокойтесь!
— А-а, снова ты, кобыла!!!
Зебра что есть силы толкает учительницу в грудь — прямо на зверя из огнистого камня.
Рог скульптуры ударяет в висок, седые волосы вспыхивают, изо рта, носа, ушей струйки дыма, словно у драконицы. Эльвира Анджеевна так и не отпустила руку Зебры. Девица визжит в панике, пытается разжать мертвые пальцы — но обмякает, валится к ногам учительницы. Знак подействовал на доли секунды позже, чем должен был.
Камень-огневик переливается разводами, пульсирует, словно вырванное из груди сердце. До стоящих на плоту доносится шипение, треск пламени. На Эльвире Анджеевне загорается одежда, огонь перекидывается на Зебру, что не может ни шевельнуться, ни закричать...
Истошно, захлебываясь, вопит Майя. Медленно сползает по стене.
Плот ползет медленно, словно в скисшем молоке. Милана уткнулась в грудь Киру, плечи вздрагивают. Борис остановился на самим краю плота, словно желая спрыгнуть на пристань, погибнуть красиво, но бесполезно. Глаза прикипели к обгорелому телу учительницы — и избегают угла, где скорчилась на полу Майя.
— Женщине уже не помочь, — напомнил Фауст жестко. — А девочку еще можем спасти.
Борис взглянул на мага с ненавистью, но от края отступил.
Плот причалил к.мраморной беседке посреди воды. На полу, между колоннами словно углем начерчен символ — круг, в него вписан треугольник с линиями, выгнутыми внутрь. Кир вспомнил: этот знак встречали во многих залах Цитадели.
Фауст расставил подростков в вершинах треугольника, сам встал точно в центр.
— Не двигайтесь. Закройте глаза. Думайте о Цитадели. Представляйте залы, по которым сегодня прошли, статуи, диковины... Главное — никаких других мыслей. Ясно?
В мраморе вспыхнули, запульсировали сложные узоры всех цветов радуги. Послышался тонкий, на грани слуха, звон натянутых струн.
Кир стер с лица скептичную улыбку. Мысль, напрямую переходящая в кинетическую энергию? Неважно, как называется система, лишь бы работала. В комнате осталась Майя. Это не игра.
Он вызвал перед мысленным взором двор Цитадели...
Фауст и сам закрыл глаза, отрешился от посторонних мыслей. Собственное тело стало неощутимым. Вокруг пульсирует паутина энергий Цитадели, сплетаются прочные серые нити, переполненные Силой, но лишенные воли. Робко шевелятся три тонкие, цветные нити, сплетенные в узелок, свободными концами тянутся к паутине...
Есть! Цветные нити касаются одной из серых, замирают, натянутые, как струны. Толстая нить отвечает серебристой вспышкой, сияние ширится по паутине. Ток энергий меняется — теперь они стягиваются из всех, самых дальних уголков Цитадели к цветным нитям, те поглощают Силу жадными глотками, перегоняют к «узелку» — центру Круга.
Сила Цитадели слишком велика, чтобы один человек черпал напрямую. Мощные энергии неминуемо разорвут, испепелят. Для того и помощники: потоки дробятся натрое, замедляются, проходя сквозь их тела к магу, и становятся легко управляемы.
Фауст ясно различает — не глазами — ядовито-зеленое марево на другом берегу, жуткие бесплотные силуэты, похожие на собак отдаленно... Чувствует агонию нитей Цитадели, когда их рвут чудовища. Заемная энергия переполняет — и маг мечет в демонов раскалено-алые, как ярость, стрелы с мощью, что недавно ужаснула бы самого. Первые две пущены неумело, проходят мимо, Церберы уворачиваются, скалят беззубые пасти — но вот алая плеть перерубила одного, впечатала в стену другого...
Снопом ядовито-зеленых, быстро гаснущих искр разлетается последний демон.
Тело кажется плохо сшитой одеждой. Руки, ноги, голова — зачем они, смешные, корявые, неуклюжие? Первый вдох и выдох терзают легкие болью. Быть чистой энергией не в пример удобней...
Фауст оглядывает помощников. Ошарашено вертят головами, пошатываются — ноги держат нетвердо, но все же держат. Обряд не длился так долго, чтобы истощить силы.
— Церберы повержены, — объявляет маг. Собственный голос звучит грубым, режет слух.
Глаза Миланы расширились.
— А... Майя? Как там она? Вы не видели?
— Нет, — честно признался Фауст. — Сейчас вернемся — посмотрим.
Плот среди маслянистых волн светится белым — он впитал остатки Силы, изгнавшей Церберов, теперь может переправиться хоть сто раз.
Берег плывет навстречу медленно, но неотвратимо. В глазах Миланы слезы, губы дрожат.
— Знаешь... — обращается девушка к Киру, — я ведь ни секунды о ней не думала. Только сейчас. А раньше, как только маг сказал о настоящей угрозе... Я радовалась, что попаду на плот. Спасусь в любом случае. А на других... Правду говорят: человек познается на краю гибели. Раньше не знала, что я ... такая.
— Не вини себя, — утешает парень. — Желание спастись — нормально.
— Тогда и Зебра вела себя нормально?!
— Но ты же не как Зебра. Ты плыла, чтобы спасти Майю. А что не думала... важнее, что делала!
Фауст оглядывает подростков, будто увидел впервые. Во время обряда он разглядел и оценил магический потенциал каждого. В обычной жизни этого не сделать — только когда человек впервые соприкасается с Силой, видно...
У одного из гостей — потенциал Высшего мага!
Бесформенный комок у стены шевелится. Поднимает голову, из-под взъерошенной челки глядят безучастные, невидящие глаза.
— Жива-а-а! — ликующе вопит Милана, бросается к подруге. Стискивает в тесных объятиях, на плечо Майи льются слезы радости. А на лице спасенной не дрогнул ни один мускул, взгляд — через плечо подруги, в пустоту. Даже Фауст не выдерживает его.
Кир отходит в другой угол комнаты — мимо памятника, мимо двух трупов. Борис приседает на корточки у края воды. Маг, секунду помедлив, опускается рядом.
— Борис... мне нужно с тобой поговорить.
Подросток не оборачивается. Взгляд направлен вдаль, хоть и не так отрешен, как у Майи — полон страдания.
— Она погибла из-за нас, — шепчет едва слышно. — Все любили Эльвиру Анджеевну. На уроках — тишина, за советом — к ней... Всегда помирит, утешит. А мы...
— Не вини себя, — маг невольно повторяет слова Кира. — Мы сделали все, что могли.
Борис обернулся резко, выкрикнул с болью:
— Мы виноваты все! Все! И на моих руках кровь... Нужно было попытаться как-то по-другому... не уплывать, не бросать. Нельзя спасаться, выкинув из лодки половину товарищей. Это не по-человечески.
Фауст ощутил, как горло перехватывает злость. Люди не всегда благодарны, когда им спасают жизнь — но ставить спасение в вину?! Мальчик говорит не сам — повторяет чужие слова, зазубренные из книг. Не понимая, что не всякая книжная мудрость и не всегда применима.
— Прошлого не вернуть. Да и если бы... Ты хотел бы встретить Церберов на пристани? Без единого шанса одолеть?
— Нужно было попытаться спасти всех, — повторил Борис тупо, как автомат. — У нас был выбор: между геройской смертью и трусливой жизнью!
— Геройской?! Мы бы погибли глупо, напрасно!
В глазах мальчика распахнулись бездны отчаяния, голос сорвался на истеричный фальцет:
— А я и так не хочу жить! Не хочу, понимаете?! Лучше бы погиб с честью! Как Эльвира Анджеевна...
Борис обнял себя за плечи, раскачиваясь, как в трансе. Фауст снова ощутил злость, но не на мальчишку: он лишь пленник вбитых с детства догм, навеянных благородных принципов, прекрасных и нежизненных фантазий. Иные фолианты юным, незрелым открывать нельзя! И куда смотрел наставник?!
Фауст сильно встряхнул подростка за плечо.
— Хватит! Помолчи немного. Выслушай меня.
В глазах за стеклами очков забрезжила, пробиваясь сквозь мрак горя, искорка любопытства.
— Мир Вальпургии только кажется прирученным, покорным человеку. Темные глубины порождают новых тварей, да и недобитые остатки побежденных прячутся по щелям, копят силы и злость... Природа многих изучена мало. Как знать — не могут ли вселиться в тела людей? Взять контроль над механизмами и добраться до Земли, иных густо населенных планет?
Борис содрогнулся. Видно, очень живо вообразил нашествие на Землю людей-зомби и умных машин — звездолетов, автомобилей, промышленных роботов — порабощенных злой волей...
— Потому на краю обжитых земель, в Цитаделях, недоступных туристам, несут дозор Высшие маги. Следят за очагами Сил, готовых уничтожить людской род. Сдерживают тварей, в сравнении с которыми Церберы — милые домашние щенята. Высшие маги живут сотни лет, но и они умирают, гибнут в бою, а новые рождаются так редко! И ты — один из них.
Борис пораженно уронил челюсть — но спохватился, взгляд стал неверящим.
— Твоя Искра уже сейчас пылает ярче многих костров, — заверил Фауст. — А если останешься на Вальпургии, пройдешь обучение... Ничего, что ты чужеземец — твой Дар слишком драгоценен, чтобы придавать значение... мелочам. Высшие налагают на себя строжайшие запреты, жертвуют личными желаниями, у них нет права даже выходить из крепостей. Но если ты не на словах, а на деле ценишь чужие жизни больше своей...
Повисло напряженное молчание. Когда магу стало казаться, что усилия были напрасны, Борис взглянул в глаза — без неприязни, открыто, попросил:
— Я не могу ответить сразу. Дайте подумать.
— Конечно! — разрешил Фауст. — Сколько дней еще вы пробудете на планете?
— Три.
— Увидимся на третий, хорошо?
Борис кивнул. Книжный мальчик, который впервые увидел смерть не на экране телевизора. Впервые ощутил боль потери.
Которому предстоит первый в жизни настоящий выбор.
Милана рыдает, встряхивая Майю, словно тряпичную куклу. Вернется ли к девушке рассудок? Пока сказать трудно. Главное — она жива.
Кир бродит в дальнем углу. Борис статуей застыл у воды. Фауст не торопит экскурсантов — пусть немного передохнут, придут в себя... Взгляд мага, точно намагниченный, тянется к Борису, кажется, что недоговорил парню самое важное, недосказал... но Фауст не подходит, сдерживается. Пусть подросток решает сам.
А Фауст для себя решил: ему нечего стыдиться, он поступал правильно. Правильно наметил путь к спасению. Правильно оценил людей, прагматично, без жалости выбирая тех, кто выдержит Круг. Правильно утаил истину: иначе Бык и Зебра рванули бы к плоту напролом, отпихивая, сбрасывая на корм тритонам остальных. Фауст мог не успеть сдержать обоих... Правильно ударил Зебру парализующим знаком — допрыгни девица до плота, он утонул бы, и погибли все. Правильно уговорил Бориса учиться на Высшего мага, искусно сыграл на струнках растревоженной души, стараясь уже не для себя и кучки гостей — для родного мира.
Он все сделал правильно. Любой наставник им бы гордился. Только откуда эти скребущие коготки в сердце? Откуда во рту гадостный привкус, словно проглотил жабу?
Кир прохаживается по комнате, в голове теснятся самые разные мысли. Взгляд невольно возвращается к трупам, скользит дальше, к воде, в которой давно растворилась кровь Быка... Эльвиру Анджеевну жаль. Но этих двоих — ни капли. Хоть и пишут в наивных книжках, что бесценна каждая жизнь, а о мертвых хорошо или ничего...
Сынок и дочка богачей, сколотивших капитал явно не трудом на благо Родины. Великовозрастные детишки, привычные, что любое желание исполняется тут же, никто слова не скажет поперек. Не их ли тупые, жестокие рожи Кир видел в репортаже новостей перед отлетом на Вальпургию? Показывали, как «мажоры» на выставке кошек купили дорогущую «экзотку» — и разложили на полу прямо в зале, двое ухватили за лапы, третий стал протыкать живое тельце гвоздями, и все заходились пьяным гоготом... Да какая разница, они, не они? Таких уродов много. И наследуют от родителей-олигархов огромные деньги, власть.
Сколько зла причинили бы выросшие Зебра и Бык — уже не кошке, а людям? И никто бы не остановил — полиция продажна, мстители-одиночки побеждают только в кино. Сколько таких олигархов живет в стране Кира, насмехается над законами, оставляет за собой разоренный честный бизнес, а иногда и трупы, использует всех вокруг ради еще большего обогащения, еще, еще...
Выходит, жуткие потусторонние твари совершили Добро?! И о том, что случилось именно так, нужно не жалеть, а... радоваться?!
Кир понимает, что, выскажи он это вслух, многие люди ужаснутся. Потому и молчит.
Но думать ему не запретит никто.
Ингрид Вольф © 2008
Обсудить на форуме |
|
