|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2008 Михаил Астахов © 2008 Тижап Наступившая осень едва угадывалась в заалевших прожилках кленовых листьев. Ветерок мягко покачивал ветви деревьев, шорох листьев глушил отдаленные звуки города. Ветхий динамик над дверью кафе тихо нахрипывал старые джазовые мелодии. Терраса открывалась на парковую аллею, и взгляды случайных прохожих мимолетно кололи Матвея в шею и плечи, лишь один не отпускал, назойливо сверлил спину между лопатками. Матвей нервничал и злился: «Федералы подстраховались, что ли?» Очень хотелось почесаться, вместо этого он повел плечами и заглянул в чашку с подсыхающей кофейной гущей. Еще две таких же чашки стояли на столешнице рядом с тонкостенными фужерами с минеральной водой. Приподнявшееся над деревьями солнце заглядывало под тент и золотило их стеклянные бока и тающую на стенках россыпь воздушных пузырьков.
Федералов было двое. Старший — с коротким бобриком седых волос, с костлявым малоподвижным лицом, в узких очках с темными стеклами, — за всю беседу произнес только два слова: «Валентин Иванович», — представился. Говорил молодой — Володя. Массивная фигура, застегнутый на одну пуговицу светлый пиджак, круглое лицо и немного на выкате широко раскрытые голубые глаза. Уже больше часа он уговаривал Матвея пойти к ним на работу. Если верить молодому — в госбезопасность, точнее в контрразведку.
Такое уже было восемь лет назад. Тогда его то повестками, то просто по телефону вызывали в разные кабинеты, без приглашения приходили домой, на работу, устраивали демонстративную, а может и тайную, слежку, копались в прошлом. Он перетерпел и на уговоры не поддался, впрочем, совсем не потому, что был убежденным противником «силовых структур», просто уже успел оценить дарованную ему независимость, да и чрезмерным патриотизмом никогда не страдал. Похоже, сейчас федералам опять потребовался тижап, и их выбор остановился на Матвее Сергеевиче Коржове.
Володя, как обнаглевший фокусник с давно надоевшей шляпой, перебирал в разных сочетаниях одни и те же доводы, многословно расписывал действительные и мифические льготы, взывал к совести и гражданской ответственности. Его речь скакала ошалевшим зайцем. Каждый новый поворот беседы он начинал громко и четко, чуть ли не торжественно, но постепенно голос его стихал, пока не превращался в глухое, невнятное бормотание и вдруг, неожиданно пугая, вновь обретал звонкость и ясность. Почему-то эти перемены голоса оставляли у Матвея смутное ощущение несерьезности, казалось, что молодой безопасник разыгрывает перед ним веселую оперетку. К тому же, тот невпопад улыбался и ни разу не произнес «тижап», все время тщательно проговаривал официально-корректное «таймжер».
Коржов, пряча раздражение, односложно отнекивался. Внезапно Володя замолчал на середине длинного канцелярского оборота, будто команду услышал. Матвей взглянул на старшего, но тот, равнодушно отвернув голову, рассматривал стеклянный павильончик кафе и, казалось, беседой совсем не интересовался.
— Хорошо, Матвей Сергеевич. Мы поняли, ваша позиция к работе в нашем ведомстве не изменилась. Ну, а взяться за частный заказ вы можете? — Володя вытянул подбородок вперед, и Матвею вновь почудилась в его голосе смешинка.
— Заказ? Ну конечно могу, — Матвей чуть было не вздохнул с облегчением. — То есть, это смотря какой заказ. А сразу, как частные лица, вы прийти не могли?
— Могли, только выглядело бы это не серьезно. Нам ведь нужно, чтобы вы вмешались в нашу давнюю операцию. Согласитесь, врать в таком случае глупо, а вот предложить вам работу попробовать стоило.
Володя остановился. Матвей тоже молчал, лишь незаметно ежился под взглядом надоевшего соглядатая.
— Да, вы не бойтесь, ничего опасного мы вам не предлагаем. Просто заберете из прошлого капсулу и передадите нам. Тарифы мы знаем.
— Когда была ваша операция?
— В восемьдесят четвертом, семнадцатого мая.
Двенадцать лет назад. Матвей тогда даже и не предполагал, что окажется таймжером. Плохой для него выдался год. Осенью родители и дочка погибли в аварии, жена через месяц подала на развод и ушла, забрав все, до чего смогла дотянуться. А в прошлое он первый раз провалился уже в восемьдесят седьмом.
Таймжерами всегда становятся случайно — однажды приходишь в свое любимое, или чем-то памятное место и вдруг оказываешься в прошлом, а потом видишь там самого себя. Только происходит это хорошо, если с одним из сотни тысяч. В первый раз почти невозможно сдержаться, и ты подбираешься к себе молодому поближе, и тут же на тебя наваливается иррациональный безумный страх, когда видишь свое тело, лишенное сознания, безвольно осевшее на пол. Матвею исполнилось тогда тридцать шесть — редкий для «прыгунов во времени» случай, обычно инициация происходит после сорока пяти. Молодых таймжеров не бывает.
— Капсулу вам отдаст вот этот человек. — Володя достал из кармана фотографию. На ней полноватый мужчина в светлом плаще шагал вдоль аккуратно выровненной живой изгороди. — Снято в Макеевской роще за несколько секунд до появления вот этого таймжера.
Безопасник протянул еще одну фотографию. Загораживая мужчину с первого снимка, по аллее бежала чья-то согнутая фигура. Изображение было размазанным, к тому же, фотографировали со спины, и разобрать можно было только бейсболку с длинным, сбившимся набок козырьком и распахнутую куртку, похоже, джинсовую. Матвей повертел фотографию.
— Вы считаете — это я?
— Других таймжеров в радиусе прыжка мы не обнаружили: ни активных, ни инициированных позже. Уж поверьте, Матвей Сергеевич, проверяли тщательно. Даже базу иностранцев проработали. Со стороны подойти тоже никто не мог, операция проводилась с надежной подстраховкой.
Володя помолчал и вдруг заулыбался.
— Вы меня извините, забавный у нас разговор. Вы ведь все равно согласитесь, а, судя по фотографии, фактически уже все сделали. Нам осталось только дождаться капсулы. Впрочем, если есть вопросы, спрашивайте, что сможем, расскажем.
Чужой взгляд продолжал сверлить спину, и, может быть, из-за него улыбка безопасника показалась Матвею глумливой.
— Разговор затеяли вы, — буркнул тижап, — лично я и без приключений проживу. Если вам все равно, когда получить эту капсулу, завтра или еще лет через двенадцать, то можем разойтись по домам.
Володя успокаивающе поднял руки.
— Я не хотел вас обидеть, Матвей Сергеевич. Просто все эти условности со временем мне в новинку. Да и приключением ваш прыжок трудно назвать — ведь, все же известно?
«Действительно, что этот недоросль знает о прыжках?», — Матвей недовольно поджал губы и поелозил на стуле. К сожалению, почесать зудящее место не получилось.
— Это вам всё известно, а вот мне пока не очень. Почему, например, капсула потребовалась именно сейчас? Потеряли вы ее двенадцать лет назад, я у вас в базе лет восемь, а пришли только сейчас?
Молодой безопасник развел руками, но неожиданно вмешался Валентин Иванович:
— Расскажите ему, Володя, только коротко, — голос старшего контрразведчика звучал скрипуче, а сам он даже голову не повернул, упорно разглядывал кафе.
Володя кивнул.
— Только, Матвей Сергеевич, это не для новостных блогов.
История оказалась занимательной, хоть и рассказана была в казенном варианте — ни имен, ни названий, ни подробностей.
В некой нашей лаборатории разрабатывали новую технологию. Тема была закрытой, но так как разработка находилась на теоретической стадии, и доступ к материалам имел только автор, то никаких особых мер безопасности не предпринималось. По крайней мере, до тех пор, пока контрразведка не обнаружила повышенный интерес к этой лаборатории одной, не очень дружественной нам страны. Вскоре установили, что фигурой, способной передать материалы за рубеж, является тот самый гражданин на фотографии. К лаборатории он непосредственного отношения не имел — обслуживающий персонал, институтский техник. Только вот, автор разработки незадолго до этих событий лег в больницу и вскоре умер — никакого криминала, рак, — а его рабочий компьютер на какое-то время остался бесхозным.
В общем, удалось выяснить, что подозреваемый гражданин информацию с компьютера уже скопировал, даже получили описание капсулы, куда он мог упаковать микродиск. По электронным сетям такие объемы информации тогда передавать не рисковали, оптимальный вариант — тайник. Соответственно, приняли решение: за объектом проследить, тайник выявить, информацию подменить, установить наблюдение и так далее. Чтобы материалы не уплыли на сторону, установили тотальную слежку. Но как часто получается с плотной опекой, объект что-то почувствовал, занервничал. К тому же, в это время назначили экспертизу по последним разработкам умершего автора и ужесточили доступ к лаборатории.
Все бы прошло гладко, если бы не свалившийся на голову таймжер. С «прыгуном» разбираться предстояло в будущем, а тогда тщательно прочесали радиус возможного прыжка. В списке оказалось более десяти тысяч человек, и среди них на тот момент ни одного активного таймжера не нашлось. Агента тогда же арестовали, но и он ничего нового не сказал. Работы над новой технологией форсировали, усилили монитор аналогичных исследований в других странах. А через несколько месяцев выяснилось, что теория не работает, проверяли много раз и к концу года сумели доказать ее ошибочность математически. Ну, и все, интерес к теме угас, провал постарались забыть, список всех находившихся в зоне прыжка сдали в архив.
Прошел десяток лет, мир потеплел, бывшие враги превратились в партнеров, и даже разведка наших стран стала проводить совместные операции, например, против террористов. Приоткрыли и некоторые архивы, в частности, материалы этого дела.
Двенадцать лет назад наши противники достоверную информацию о результатах операции получить не сумели и классифицировали ситуацию как провал — агент исчез, меры безопасности вокруг лаборатории усилены. И лишь когда у нас эта тема была закрыта, до них дошли сведения об ошибочности разрабатываемой теории. С исследованиями по этой тематике разочарования случались уже не раз, так что, они, как и мы, дело закрыли.
Но при изучении их архивных документов открылся один неожиданный момент. Наши контрразведчики полагали, что противник пытается получить копию материалов, а оказалось, что проводилась операция подмены. То есть, вместо оригинальной теории умершего автора и его доказательной базы на компьютер должны были поместить аналогичную свою разработку. Что их теория ошибочна, противник, разумеется, знал, а вот то, что подмена состоялась — нет. Агент на следствии тоже благоразумно промолчал, из-за чего и срок получил небольшой. Сейчас его разыскали, вызвали для беседы, он подмену подтвердил. Вот тут и пришло время серьезно заняться «прыгуном».
— На данный момент, — закончил рассказ Володя, — вы единственный активный таймжер из всех людей, находившихся тогда в зоне операции.
Пока молодой контрразведчик монотонно пересказывал заготовленную историю, тижап мучился. Притворяясь заинтригованным, он дергался на стуле, наклонялся, пытался усесться в пол-оборота — ничего не помогало, шило чужого взгляда прочно обосновалось между лопатками. «Вот гад. Он что, не моргает совсем? Или их двое?» — раздражение росло, и вместе с раздражением крепла уверенность, что безопасники здесь не причем. Седой Валентин Иванович не обращал на Матвея никакого внимания, а Володя на ерзанье собеседника поглядывал с удивлением. Таймжер не может совершить прыжок, пока на него смотрит другой человек, и не важно, впрямую или через телеобъектив. Способность ощущать посторонний взгляд с годами усиливается, и сейчас Матвей проклинал свою натренированную чувствительность.
— Что за исследования вы, конечно, не скажите? — поморщившись, спросил он. — Впрочем, неважно, мне надо подумать. А сейчас, извините.
Не дожидаясь ответа, Матвей поднялся и устремился в павильончик кафе.
За стеклом, завешанным многочисленными рекламными плакатами, зуд в спине немного ослаб. Коржов расплатился за свой кофе и зашел в туалет. Стоило закрыть дверь, как ощущение чужого взгляда исчезло, но Матвей все равно с наслаждением почесался спиной о металлический угол кабинки. Дорога в прошлое здесь оказалась открытой, и он прыгнул на неделю назад и сразу же вернулся обратно, только уже в подъезде своего дома.
Безопасники не спешили. Валентин Иванович продолжал безучастно рассматривать кафешку. Володя тоже некоторое время пытался высмотреть находящегося внутри таймжера, а потом спросил:
— Думаете, вернется?
Старший шевельнулся, очнувшись от задумчивости, и мотнул головой:
— Вряд ли. Упрыгал, серенький козлик. Скорее всего, он уже дома.
— А, может, установить все-таки за Коржовым наблюдение? А то, он что-то разнервничался под конец беседы.
— Бессмысленно. Будем смотреть — почувствует, начнет гонор показывать, сбежит. Лови потом. Снимать автоматом? Ну, и будет он в нашем кино то исчезать, то появляться, камеру-то с ним в прыжок не пошлешь.
Валентин Иванович поднялся.
— Расплатись, Володя, и пойдем. Подождем пару дней, пусть подумает.
Валентин Иванович шагал медленно, не поднимая взгляд от потрескавшегося асфальта. Джип контрразведчиков стоял недалеко от бокового входа в парк на обочине полупустого переулка. Когда Володя следом за начальником уселся в автомобиль, Валентин Иванович, напряженно выпрямившись, всматривался в зеркало заднего вида. Володя оглянулся. К ним широким шагом подходил высокий худой человек в потертой джинсовой куртке и в закрывающей лицо длинным козырьком бейсбольной кепке. Человек обошел машину и приблизился к дверце со стороны пассажира, Валентин Иванович вдавил кнопку, стекло уползло вниз. В окно просунулась голова постаревшего Матвея Сергеевича.
— Не рады? А я вам подарок принес.
Матвей Сергеевич вытянул руку, и на колени Валентину Ивановичу упала тяжелая серая капсула размером с зажигалку.
— Ваша?
Контрразведчики молчали. Коржов довольно улыбался.
— Я сделал, что вы просили. Надеюсь, что больше от меня ничего не потребуется.
Матвей Сергеевич развернулся, быстро дошел до парковых ворот и скрылся за растущими вдоль аллеи кустами.
— Вот дает, пижон! — в голосе Володи слышалось восхищение, — Может, догнать его, Валентин Иванович?
— Нет! — голос старшего звучал хрипло, рука с силой сжимала капсулу, на лбу вздулись жилы.
— Давай в управление, — Валентин Иванович откашлялся, — и сразу за бумагу. Рапорт мне, копию генералу. Прежде всего — передача капсулы, беседу отложи на потом. Саму капсулу сфотографировать и секретарю в сейф — под опись, при свидетелях.
Володя кивнул, распоряжение было понятно, спецкурс по таймжерингу он слушал совсем недавно. Постаревший Коржов мог появиться только из будущего, а гости и подарки оттуда в памяти не задерживаются. Уже через пару часов подробности выветрятся из головы, а завтра о встрече можно и не вспомнить. Если капсула тоже побывала в будущем, то и она скоро затеряется, ее просто перестанут замечать, а вероятнее всего, кто-нибудь заберет ее из сейфа и забудет об этом, пока заново, своим ходом не наступит время, из которого она была перенесена в прошлое. Зато, если Коржов доставил капсулу напрямую из восемьдесят четвертого, то уже завтра можно будет передать ее экспертам.
От парка до дома, где жил Матвей, прогулочным шагом полчаса вдоль проспекта, поэтому он часто проходил, или проезжал мимо. Стандартный радиус прыжка в прошлое около пятисот метров вокруг точки, где когда-то физически находился, и любой таймжер хорошо чувствуют доступное ему время и место перехода. Вернуться в настоящее легче, радиус раздвигается до десятка километров, и прыгнуть можно даже туда, где давно не был, лишь бы это место не сильно изменилось, осталось таким же, каким отпечаталось в памяти. Но в подъезд Матвея занесло случайно, закрытые помещения не часто пускали прыгунов, и он рассчитывал появиться рядом с домом. Его девятиэтажная свечка торчала в глубине двора, отгородившись от проспекта старым шестиэтажным домом с двумя арками. Детской площадки рядом не было, и двор обычно пустовал.
Немного подивившись ненужной удаче, Матвей взбежал на четвертый этаж — лифт ему не требовался. Захлопнув за собой дверь, он затоптался в прихожей. Из головы совершенно вылетело, что в доме почти не осталось еды, а главное хлеба. Надо было решать — обойтись на обед рисом, или, как и было запланировано, сходить на проспект в универсам, а может, вообще, плюнуть на все и пойти пообедать в «Калинку».
Раздался звонок, Матвей машинально щелкнул замком и толкнул дверь. Перед глазами поплыл накренившийся дверной проем, ноги подкосились. Отшатнувшись, он споткнулся о низенькую табуретку, ударился плечами о стену и сполз по ней на пол. Незнакомый мужчина в джинсовой куртке перешагнул через порог и нагнулся над осевшим тижапом. Лицо его с впалыми, плохо выбритыми щеками казалось знакомым, на голове — встрепанные, пегие из-за обильной седины волосы, распахнутый ворот светлой рубахи открывал худую морщинистую шею с острым кадыком.
Кадык Матвей признал: «Мой это, мой!» Голова кружилась, навязчивый гул в ушах мешал сосредоточиться, прихожая качалась перед глазами. Прежде чем потерять сознание, он услышал:
— Что, Матвей Сергеевич, себя не узнаешь? Не пожалело тебя время?
Очнулся Коржов на своем диване, телевизор в углу бубнил что-то про экономику, на окне от сквозняка раздувалась занавеска. Приподнявшись, он прищурился и всмотрелся в будильник — после встречи с федералами прошло меньше часа. Матвей проморгался и помотал головой: «Заснул что ли?».
Во рту стоял кисловатый привкус, слегка подташнивало.
«Я же вроде в магазин собирался», — он пожевал и сглотнул скопившуюся слюну. — «Кофе перепил? Ерунда! Безопасники что-то подсыпали? Зачем?» Неожиданный сон пугал. Сначала долгие, бессмысленные уговоры, потом шпионская история — еще неизвестно, сколько в ней правды, взгляд чуть не просверливший спину, теперь пропавший час. Крепло предчувствие, что основные неприятности еще впереди, и значит... Что «значит» Матвей не решил. Махнув рукой, он пошел в прихожую обуваться — за хлебом все равно надо было идти.
В магазин и обратно — дорога недолгая, и вскоре Матвей снова стоял на лестничной площадке и шарил правой рукой во внутреннем кармане пиджака, левую оттягивали пакеты закупленных с запасом полуфабрикатов. Солнце слепило глаза через подъездное окно, и Матвей удивленно покосился на лампочку, горевшую над дверью, — кому понадобилось включать электричество? В этот момент солнце скрылось за облаком, квадрат света, который делил квартирную дверь на две косые половинки, медленно угас, и одновременно под ухом разгорелось жжение постороннего взгляда. Ключи в кармане за что-то зацепились, на пол вывалился плоский коричневый футляр. Коржов торопливо открыл дверь и наклонился за выпавшим незнакомым предметом.
Звякнуло стекло подъездного окна, над головой что-то щелкнуло по металлической двери и тюкнулось в загудевший косяк, на лестницу посыпались осколки. Матвей повернул голову, через разбитое окно хорошо были видны крыша и верхний этаж соседнего дома. «Пуля!» — сообразил Матвей и, не разгибаясь, лягушкой запрыгнул в прихожую.
В ушах отдавались гулкие удары заспешившего сердца, по полу раскатились выпавшие из пакета магазинные свертки, в руке мешался незнакомый футляр. Он медленно распрямился и поднял руку к глазам — темный материал, шершавый на ощупь, на боку обнаружился выступ как раз под большой палец. Коробочка с легким щелчком приоткрылась, и Матвей удивленно уставился на очки: «Откуда они у меня? Чьи?» Выглядывать в подъезд не хотелось. Запихав коробочку обратно в карман, он ручкой зонтика подтянул дверь. Следующим порывом было отправиться в комнату и через окно попытаться разглядеть соседний дом. Задавив глупое желание, Матвей опустился на табуретку и попытался привести мысли в порядок.
В рассказе безопасников не было ничего, что объясняло бы ведущуюся за ним слежку и попытку убийства. В иностранную разведку верилось плохо, скорее можно было поверить в разборки между разными ведомствами федералов, вот только такое предположение чересчур напоминало сюжет боевика про бурные семидесятые. А главное, непонятно что делать. Позвонить, пожаловаться Валентину Ивановичу? Фактически, это означало бы согласиться на работу. Тижап решил не торопиться, сначала посмотреть, в какую операцию ему предстояло вмешаться — осторожно, издалека.
Матвей оттягивал задуманное, сколько мог. Долго готовил обед, посмотрел новости, перемыл накопившуюся грязную посуду, чуть было не затеял уборку квартиры, но вовремя отдернул себя, оделся и, вздохнув, вышел из дома.
Из его района Макеевскую рощу, находившуюся на другом конце города, было, конечно, не достать, но Матвей и не стремился оказаться в гуще событий. Сразу со двора он ушел в раннее майское утро восемьдесят четвертого, на маршрутке добрался до центра и пересел в ходивший тогда трамвай. Сошел Коржов на одну остановку раньше и медленно побрел по скверу разбитому вдоль центра широкой улицы.
До рощи он не дошел. Со скамейки, наполовину скрытой разросшимся кленовым кустом, ему навстречу поднялся смутно знакомый высокий мужчина. Матвей пытался вглядеться в приближающуюся фигуру, но глаза заслезились, сквер поплыл в сторону. Мужчина бросился вперед, подхватил теряющего сознание тижапа и сунул под нос зажатую в руке вату. Резкий, неприятный запах на мгновение прояснил сознание, Матвей вгляделся в лицо:
— Зачем, ты?
Ему помогли сесть на скамейку и всунули в руку две желтые капсулы.
— Проглоти. Да не бойся, что я себя травить буду? Это от тошноты.
Мужчина помог поднести к лицу непослушную руку, и Матвей сглотнул оказавшееся во рту лекарство. Вновь пахнуло нашатырем, но помог он слабо, голос гостя из будущего едва пробивался из навалившегося со всех сторон вязкого тумана. Посторонние руки обшарили карманы, звякнула связка ключей, медленно проплыла перед глазами плоская коробочка.
— Тебе пока не надо, потом сам купишь.
Чужие слова скользили мимо сознания:
— Хватит с тебя приключений, пора в Рио-де-Жанейро прокатиться, давно ведь хотел? Заодно в португальском попрактикуешься, и виза не пропадет.
Очнулся Матвей в самолете, заходящем на посадку в Мадриде.
***
Матвей Сергеевич Коржов вернулся из Южной Америки полторы недели назад. В последние месяцы ему плохо спалось, сперва мучило невнятное беспокойство, а недавно стали одолевать проснувшиеся воспоминания. Двенадцать лет почти прошло, и снова приближался сентябрь девяносто шестого. Только теперь Коржов точно знал, что его спасло (или скоро спасет) от пули в голову. Ночью рука сама тянулась к прикроватной тумбочке за шершавым футляром с очками, который два года назад он купил в случайно подвернувшейся лавке. Так с футляром в руках и забывался, а утром поднимался не выспавшийся, раздраженный, с оставшимся после сна ощущением слежки.
Первые дни по возвращению Матвей Сергеевич провел в прошлом, готовил предстоящий отъезд, а когда памятный день наступил, отправился к себе во двор. Следом за Матвеем он поднялся на четвертый этаж и позвонил в дверь. Оставив потерявшему сознание тижапу футляр с очками, Матвей Сергеевич опять ушел в прошлое, в этот сквер, деливший проезжую часть улицы надвое. Появился он здесь слишком рано и успел изрядно поволноваться, прежде чем на центральной дорожке сквера появилась знакомая фигура.
Ни нашатырь, ни таблетки толком не действовали, на ногах молодой тижап не держался, а Матвей Сергеевич был уже не молод, чтобы долго носить свой вес на руках, к счастью такси подвернулось быстро. Водитель подготовленную байку про брата, который опаздывает на самолет, но по ошибке выпил лишнюю таблетку снотворного, выслушал равнодушно, его больше интересовал двойной тариф. В аэропорту Матвей Сергеевич сгрузил малоподвижного «брата» в зале ожидания, но далеко отходить не решался, и поэтому не сразу высмотрел семейную пару, которая навевала на него смутное дежа вю.
Крупный парень с мягкими уверенными движениями и его миниатюрная жена, легонько обхватившая локоть мужа. Было видно, что женщина сочувствует незадачливому пассажиру, но она молчала, а вот парню связываться с лишней обузой не хотелось, он придирчиво рассматривал билет, документы, уточнял подробности и на уверения, что через два часа «брат» придет в себя и будет в полном порядке, только недоверчиво хмурился. Выручило, как Матвей Сергеевич и надеялся, его «фамильное» сходство с бледным Матвеем, который, запрокинув голову на спинку сиденья, казалось, действительно спал. Матвей Сергеевич помог довести ничего не соображающего тижапа до зоны контроля, еще раз исполнил монолог про рассеянного брата для таможенника и долго благодарил переминающуюся с ноги на ногу пару. Больше от него ничего не зависело.
В прошлом постоянно чувствуешь повисшее за плечами, уже прожитое тобой время, Коржов отыскал безлюдный коридор и вернулся в будущее. Вместо привычной приподнятости, которую таймжер испытывает сразу после возврата, у него будто бетонную плиту со спины сняли. Вприпрыжку спустившись в нижний зал, Матвей Сергеевич скользнул взглядом по табло с часами и календарем и бодро зашагал к выходу. Перед широкими стеклянными дверями он постепенно замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. На улице шел снег. Резко повернувшись, он перечитал дату на электронном табло. Ему не показалось — 8 января 2008 года, — он нечаянно запрыгнул в свое, так долго ему недоступное, настоящее. Двенадцать лет мир жил без него, и теперь он вернулся.
Жить в прошлом не трудно, трудно жить среди людей, которые забывают тебя на следующий день. Из-за этого Матвей Сергеевич старался на одном месте не задерживаться, колесил по городам и странам, и везде над головой висел невидимый потолок, загораживающий дорогу в его настоящее, в конце концов, он свыкся с ним и перестал замечать. Прилетев из Южной Америки, Коржов тоже попытался вернуться, — ничего не вышло, возможно, город за время его отсутствия сильно изменился. Он не стал уточнять, отложил новые попытки на потом. А сейчас, вдруг получилось, то ли аэропорт оказался местом, где дорога в свое время была свободна, то ли, после того как кольцо времени замкнулось, он снова получил право на самостоятельные поступки.
К своему дому Матвей Сергеевич подходил с опаской, в квартире уже могли жить посторонние люди. Подъездная дверь распахнулась навстречу, и на улицу вырвался пудель, не обращая внимания на замершего прохожего, он зарылся носом в снег, фыркнул и, отбежав на два шага, деловито задрал ногу над снежным комом возле края дорожки. Следом за пуделем вышла молодая женщина. Она остановилась рядом с собакой и проводила Матвея Сергеевича недоуменным взглядом. Уже поднимаясь по лестнице, он вспомнил кто это, — соседка сверху, девчонка-школьница
Ключ повернулся легко, из темной квартиры пахнуло кисловатой затхлостью. Матвей Сергеевич прошелся по короткому коридору, в накопившемся слое пыли протянулась одинокая цепочка следов, свет не зажигался — похоже, отключили за неуплату. Квартира пустовала.
Первые дни Матвей Сергеевич почти не выходил из дому: чистил, скоблил, перебирал вещи, избавлялся от испорченного и обветшавшего, слушал новостные каналы. Потом стал совершать долгие прогулки — заново знакомился с родным городом, осторожно восстановил некоторые давние знакомства. Вскоре появились заказчики, люди готовые заплатить за сувениры или просто памятные фотографии из прошлого. Бразилия, Аргентина, Перу уплывали, терялись в памяти.
Через месяц, в февральских сумерках Матвей Сергеевич после прогулки по городу возвращался домой, до поворота во двор оставался какой-то десяток шагов, когда пристальный взгляд уперся ему в спину. Его встречали третий вечер подряд. Свернув под арку, Коржов оглянулся, — прохожие спешили по своим делам, казалось, никто в его сторону не смотрит. Он заторопился через двор, чужой взгляд догнал его на середине дороги. Приоткрыв дверь подъезда, Матвей Сергеевич еще раз внимательно осмотрелся. Заснеженный двор, исчерченный квадратами льющегося из окон света, был пуст, через арку ярким полуовалом просвечивала улица, спрятаться было негде, однако преследователь продолжал наблюдать.
Матвей Сергеевич, с опаской поглядывая на окна, торопливо поднялся в квартиру. Три дня подряд, вполне достаточно, чтобы исключить случайность. Взгляд его остановился на железном косяке и нашел маленькую дырку с неровными оплавленными краями. Пуля, выпущенная двенадцать лет назад, никуда не делась, Матвею Сергеевичу даже показалось, что он улавливает в глубине ее тусклый отблеск. Прикрыв отверстие пальцем, он глубоко вздохнул. Видимо, капсула все еще нужна, и двенадцать лет ничего не изменили. Возможно, за ним наблюдали федералы, и тогда с ним скоро свяжутся, но это могли быть и другие, те, кто стрелял.
Ночью Матвей Сергеевич долго лежал без сна, заново вспоминая рассказ молодого контрразведчика Володи, а когда проснулся, уже знал, что требуется сделать, чтобы его оставили в покое. Найти одних и других сложности не представляло, но требовалось поторопиться, пока не начались новые покушения. Он переоделся в джинсовую куртку и бейсболку и вышел на улицу, чтобы без помех прыгнуть на пятнадцать лет назад, в то время, когда ему ничего не угрожало.
На этот раз прятаться и наблюдать за операцией издалека он не собирался. Найдя в Макеевской роще безлюдную аллею, Матвей Сергеевич слегка пробежался, помахал руками и, когда решил, что готов, прыгнул в позднее утро 17 мая 1984 года.
Центральная дорожка просматривалась службой безопасности по всей длине, и его вынесло в боковой проход, за спину двух широкоплечих парней. Эти двое, похоже, стояли в ближнем оцеплении, их внимание было поглощено шагающим между коротко подстриженных кустов мужчиной в белом плаще. Матвей Сергеевич плохо помнил показанную ему когда-то фотографию, но других прохожих видно не было.
Парни, почувствовав его присутствие, начали поворачиваться, и Коржов бросился между ними. От сильного толчка молодых безопасников отбросило в стороны, оба упали и покатились. Матвей Сергеевич не оглядывался. Он бежал, бежал со всей скоростью, на которую был способен в свои шестьдесят, и в глазах белым пятном прыгал плащ.
Прохожий остановился, испуганно заозирался по сторонам и попятился. Его правая рука скользнула в карман. Спереди и сзади на дорожку выскакивали люди, но они были далеко и не успевали.
— Дай! — Матвей Сергеевич изо всех сил тянул перед собой раскрытую кисть.
Мужчина торопливо сунул руку ему навстречу, и Коржов выхватил из потной ладони продолговатый предмет. Не останавливаясь, он пронесся мимо агента и вломился в подстриженную живую изгородь. Нога зацепилась за какой-то сучок, его бросило землю. В то же мгновение Матвей Сергеевич почувствовал, что сейчас его не видят, и прыгнул на девять лет вперед.
— Все! — прохрипел тижап. — Набегался на всю жизнь.
Он привалился спиной к дереву, немного отдышался и осмотрел добычу. На руке лежал увесистый, закругленный с торцов цилиндр размером с зажигалку. Даже пожилому человеку прыжки во времени позволяют сделать очень многое, не зря военные, госбезопасность и многие другие пытаются вербовать таймжеров по всему свету, но сейчас Матвея Сергеевича больше всего радовало, что тижап никак не может опоздать на уже прошедшую встречу, и бежать ему никуда не надо.
Коржов доехал до парка в своем районе и переместился ко времени памятной беседы с двумя сотрудниками федеральной службы безопасности. Глядя, как нервничает и ерзает под его взглядом Матвей, старый тижап грустно улыбался. Судьба любит подшучивать над таймжерами — получается, он сам себя замучил назойливым наблюдением и потом двенадцать лет гадал: «Кто же следил за ним в парке?»
Матвей Сергеевич дождался окончания встречи, проводил безопасников до машины, а когда они уселись, подошел к передней дверце на пассажирской стороне. Стекло опустилось, и он заглянул внутрь.
— Не рады? А я вам подарок принес.
Коржов бросил на колени старшему безопаснику капсулу.
— Ваша? Я сделал, что вы просили. Надеюсь, что больше от меня ничего не потребуется.
Матвей Сергеевич немного полюбовался побледневшим лицом Валентина Ивановича, развернулся и ушел в парк. Оставалось выполнить последнюю и самую опасную часть задуманного. Надо было встретиться со стрелком, убедить его, что капсула уже у федералов, и при этом остаться в живых. До выстрела времени оставалось больше часа, встречаться с собой еще раз ему не хотелось. Матвей Сергеевич купил мороженое и не торопясь, пешком отправился к своему дому.
Коржов осмотрел двор, стрелять могли только с верхних этажей, может быть, с крыши шестиэтажки и только из квартир в двух подъездах слева от арки. Оба подъезда оказались закрыты на железные двери с домофонами, он прошелся вдоль дома, на всякий случай подергал ручки — заперто. Вскоре Матвей Сергеевич заволновался, а вдруг его спас от пули совсем не выпавший из кармана футляр, может быть, ему надо найти и чем-то отвлечь стрелка?
Время от времени через двор проходили жильцы, Матвей Сергеевич ждал. Из свечки появился Матвей, Коржов отвернулся, чтобы нечаянно не разбудить у того ощущение слежки. В нужные двери долго никто не входил и не выходил. Наконец, из-под арки вышла пожилая дама, повернула налево, прошла один подъезд и остановилась у следующего. Он бросился к ней: «Подождите, пожалуйста!», дама любезно придержала открытую дверь и неспешно направилась к лестнице. Коржов отстал на один пролет и двинулся следом. Женщина не торопилась, часто приостанавливалась перевести дух, квартира ее оказалась на шестом этаже. Матвей Сергеевич остановился на пятом. Две квартиры друг против друга: слева доносилась музыка, за правой было тихо. Немного помявшись, он надавил кнопку звонка.
— Да, вам кого? — раздался через некоторое время из-за двери мужской голос.
— Извините, мне нужен Питерицкий.
— Ошиблись адресом, здесь такой не живет, — послышались удаляющиеся шаги.
— А над вами? — закричал Матвей Сергеевич.
За дверью молчали.
Время уходило, Коржов взбежал на последний этаж. Люк на чердак был закрыт навесным замком, женщина, как ему показалось, хлопнула дверью справа. Матвей Сергеевич позвонил в левую, а когда из квартиры донеслись шаркающие шаги, бросился по лестнице вниз.
Выскочив на улицу, он устремился к первому подъезду. На половине дороги его остановил легкий стеклянный звон. Матвей Сергеевич повернулся к своей девятиэтажке, нашел взглядом окно между четвертым и пятым этажом, стекла в нем не было. На вялых, плохо сгибающихся ногах он дошел до первого подъезда и подергал ручку — заперто. Привалившись к двери, Матвей Сергеевич долго разглядывал двор, потом, отвернувшись, побрел вдоль стены назад. Навстречу ему раздалось пиликанье домофона, и из подъезда вышел мужчина с продолговатым узким чемоданчиком в руке. Легкая просторная куртка, коричневый берет, глаза скрыты за узкими темными очками, постаревшее, но знакомое лицо. Валентин Иванович тоже увидел Коржова и остановился, его рука нырнула в карман куртки.
— Стрелять будете? — выдохнул Матвей Сергеевич.
— Ты ведь капсулу уже отдал?
Матвей Сергеевич кивнул.
— Тогда, зачем? — Валентин Иванович медленно вынул из кармана пустую руку.
— Вы не хотели, чтобы я отдавал эту капсулу вам, контрразведке?
— Не глупи! Я хотел, чтобы ты не лез в операцию. Хотел тебя остановить. Не получилось.
Солнце уже поднялось высоко, и столик накрывала тень от растянутого над террасой тента. Динамик над дверью кафе продолжал хрипеть все те же джазовые мелодии, что и утром. На столе вместо кофейных чашек и бокалов с минералкой стояли пузатые рюмки с коньяком. Валентин Иванович сидел напротив Коржова, время прорезало его лицо глубокими морщинами и заострило нос, но других изменений Матвей Сергеевич не заметил, тот же бобрик седых волос, те же, невзирая на годы, упрямо развернутые плечи.
Теперь Матвей Сергеевич знал, почему Валентин Иванович, полковник госбезопасности в отставке решил устроить на него охоту. В операции восемьдесят четвертого года участвовал его сын — молодой стажер, это был один из тех широкоплечих парней, которых Коржов сбил с ног. Упал стажер неудачно, позвоночником на торчащий из земли острый камень. Вскоре у него стали отказывать ноги, операции не помогали, со службой пришлось расстаться. Через шесть лет он уже не вставал с инвалидного кресла.
— Я с операцией связан не был, другое ведомство, а вот когда дело достали из архива, сам вызвался. Очень уж хотелось найти тебя и в глаза посмотреть, — полковник немного помолчал и упрямо продолжил. — Нашел. И оказалось, что я сам должен тебя туда послать. Когда мы проводили с тобой предварительную беседу, я видеть тебя не мог. Сам не знал, чего больше хочется: толи тебя убить, толи повеситься. А недавно вдруг вспомнилось, как ты презрительно швырнул нам тогда в машину капсулу, и я чуть снова не завыл.
Коржов молчал, не отрывая взгляда от коньяка.
— Ладно. Прошло много лет, я давно на пенсии, и тут, сразу после откуда-то выползших воспоминаний натыкаюсь на тебя. Идешь, чуть ли не вприпрыжку, улыбаешься, румяный с морозца, даром, что уже шестьдесят стукнуло, а я как раз с сыном гулял, коляской помогал рулить. Так меня от ненависти скрутило, было бы оружие с собой, пристрелил бы, не задумываясь. Потом я еще два раза тебя выслеживал, понять пытался — принес ты уже капсулу, или нет еще. Не понял и решил не рисковать, достал винтовочку и прыгнул на двенадцать лет назад. — Валентин Иванович ткнул пальцем в стол. — Вот сюда, в сегодняшнее утро и прыгнул.
Полковник вдруг слегка покривился и хмыкнул:
— А ведь это ты меня таймжером сделал.
Матвей Сергеевич удивленно приподнял голову.
— Знаешь, что в капсуле было. Методика раннего выявления потенциальных таймжеров. Не у детей, конечно, но лет с двадцати уже работает. Сейчас, вроде, процент успешного выявления до семидесяти довели. Так ведь, даже если половина потенциальных будет потом проинициировано, для госбеза это все равно удача. Чуешь почему?
Матвей Сергеевич чуял. Будущих таймжеров можно вербовать еще в молодости и двадцать-тридцать лет тренировать. Очень может быть, что скоро он про таких волков услышит.
— Я тоже тесты прошел, — пояснил полковник, — перед самой пенсией. Только результатов моих в базе нет, должность позволяла проделать все втихую, а я не хотел, чтобы меня попытались на службе задержать. Правда, инициировался я поздно, года три назад, да я и не стремился особо. И в прошлое почти не хожу, незачем, на жизнь мне моей пенсии хватает.
Валентин Иванович цепко посмотрел на Коржова.
— Ты мне вот что скажи, можно ли действительно судьбу изменить, или, сколько не дергайся, как на роду написано, так и будет?
Матвей Сергеевич пожал плечами:
— Не знаю. Большинство из нас начинает таймжерами, у многих ведь есть в жизни моменты, которые хочется изменить, — про свою семью Матвей Сергеевич упоминать не стал, впрочем, полковник, скорее всего, знал. — Но двойных воспоминаний у меня нет. Может быть, когда меняется мир, меняемся и мы, а, может, мир настолько монолитен, что никакие трепыхания соринок, потерявшихся во времени, его изменить не могут.
Полковник молчал, и Матвей Сергеевич решился:
— Я ведь за капсулой прыгнул, только когда три дня подряд слежку почувствовал. У вас сейчас шестьдесят лет моей жизни, — тихо проговорил он, — почему бы ни повторить попытку.
— Боишься? Правильно боишься, да только я не убийца. Мне и одной попытки за глаза хватило. Я ведь давно знаю, что «таймжер» и «тижап» — это не просто официальное название и кличка презрительная, что у вас это разные понятия. Знать-то, знаю, да вот, на собственной шкуре испытал только сегодня. — Валентин Иванович прищурился. — «Timger активно вмешивается в события прошлого с целью изменения своей жизни, жизни своих близких, или всего общества. T-Jump — первоначально, прыжок во времени; сейчас так называют таймжера, который смирился, или по личным убеждениям воздерживается от попыток кардинального изменения событий прошлого».
— Откуда это?
— Из спецкурса нашего. Но дело не в этом. Сейчас ненависть моя к тебе ушла, и я считаю, что был не прав, плохо подумал, когда схватился за винтовку.
Матвей Сергеевич скосился на плоский чемоданчик, стоящий возле стула.
— Мой сын — сильный человек, — продолжил полковник. — Он не сдался, не раскис. Он начал жить заново и многого добился. Получил известность в своей среде, уважение. Так имею ли я право перечеркивать созданную им жизнь? Думаю, нет у меня такого права. Только вот, не знаю: это я сдался, или это теперь у меня такие убеждения? — полковник опять усмехнулся.
Все было сказано. Два тижапа молча допили оставшийся коньяк, вместе спустились с террасы на парковую аллею, кивнули друг другу на прощанье и разошлись в разные стороны. Больше они никогда не встречались.
Михаил Астахов © 2008
Обсудить на форуме |
|
