|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Будущее человечества Вадим Турецкий © 2005 Наказанные словом «Интересно, как они их туда вешают...»
Андрей на секунду остановился и окинул взглядом ближайший столб. Десятиметровая бетонная колона почему-то напомнила ему удочку. Вот только вместо лески — короткий обрывок веревки, а вместо наживки — труп.
«Наверное, уже мертвых наверх тащат. Живой бы брыкался. Его по лестнице не поднять.
Хотя может и с земли веревку перекидывают да вздергивают. А потом лишнее обрезают.»
Мысли проходили размеренно и неспешно. На самом деле Андрею было все равно. Исклеванный воронами мертвец его совершенно не интересовал. Как и весь окружающий мир.
Захотелось курить. Из правого кармана пальто парень вынул сине-белую пачку. Он не стал ее даже открывать. Просто смял и бросил на землю.
«Надо было два блока с собой брать. Хотя, собственно, какая разница. Через неделю все равно закончились бы»
Мелкая морось, наполнявшая воздух, переросла в дождь. Андрей поежился и поднял воротник своего кардигана. Ему показалось, что в воздухе появился запах мокрой древесной коры. Скорее всего, просто показалось. Откуда ему тут взяться? Деревья, стоящие вдоль тротуара уже лет десять как засохли.
Андрей еще раз взглянул на повешенного и двинулся дальше. Осталось пройти метров триста по проспекту. Сто метров до перекрестка, потом еще немного. Как раз до высокого серого забора, опоясывающего склад.
Столб остался где-то за спиной. Четверо его братьев-близнецов маячили впереди. Первый — свободный, два следующих — с мертвецами.
«Не было этих вчера.
Или были?
Ну да правильно. Так их. Мстители-правдолюбы нашлись.
Хм... Через сколько я смогу себе сигареты позволить?»
По всему выходило, что нескоро. Зарабатываемых денег едва хватало на еду и выпивку. А без выпивки никак не получалось. Лучше отказывать себе в табаке. Хотя в городе курить хотелось намного сильнее. Дома все как-то проще казалось.
Если постараться, то на дороге можно было разглядеть остатки белой разделительной полосы. Даже ночью, в слабом свете фар. Даже на такой скорости. Только надо постараться.
— Все-таки зря ты туда несешься. — Водитель потянулся к лежащей перед ним пачке и достал оттуда белый бумажный цилиндр. Через минуту приторный запах дешевых сигарет наполнил кабину. — Да и чуть что, найдут сразу. Особенно, если сорок третий нарушить.
— Врут, я уверен. — Андрей зевнул и почесал затылок. — У нас в селе и то скрываются. Серега, сам рассуди. Там огромный город. Сколько народу. Сколько закоулков. И узнать о преступлении трудно. А поймать и наказывать...
— Говорят, никто не ушел. Хрен его как находят. Но находят. Сам скоро увидишь: на фонарях места свободного нет. — Сергей затянулся.
На несколько минут в кабине воцарилась тишина. Только рокот мотора и шорох шин. Водитель докурил, приоткрыл окно, и окурок крохотным метеором исчез в темноте. Молчание прервал Андрей:
— Да и правильно. Эт хорошо, что всех вылавливают, — он улыбнулся. — Как там в школе учат? «Только государство имеет право свершать правосудие. Каждый, свершивший правосудие по собственному усмотрению, признается виновным в государственной измене.»
— Говорят...
Андрей так и не понял: он сначала ударился лбом о панель или услышал визг тормозов.
— Ты чего? — Парень посмотрел на водителя.
Тот не обращая внимания на вопрос деловито доставал из бардачка пистолет. Оружие тут же перекочевало за пояс мужчины. Левая рука сжимала обрез.
— Не высовывайся.
Андрей безразлично пожал плечами и уставился в окно. Ничего интересного. Дорога, часть обочины и маленькая легковая машина с открытым капотом.
— Деньги нужны. Если что, вони, конечно, в газетах будет. Ну да переживу. Не в первый раз. — Сергей говорил, не спуская глаз с машины.
Минута, две, три... никаких изменений. Все ничего, если бы не мерное бормотание водителя. Андрей уже подумывал о том, чтобы попросить его умолкнуть, но тут на дороге произошли изменения.
Дверь машины открылась, и оттуда выбрался человек.
— Так... так... теперь подходи. — Водитель волновался. Пальцы выстукивали на баранке нервную дробь.
Постояв несколько секунд под прикрытием дверцы своего авто, человек словно решился и медленно направился к грузовику Сергея. Невысокий, метр шестьдесят — шестьдесят пять. Красная болоньевая куртка не могла скрыть узких плеч. На ногах белые кроссовки.
Когда свет фар осветил лицо незнакомца, Андрей хмыкнул. Чего-то подобного он и ожидал. К ним приближалась девушка. Пожалуй, симпатичной назвать ее было тяжело. Маленькие глаза, пухлые розовые щеки, уж слишком курносый нос. На голове серая вязанная шапочка.
— Вот дура. — Андрей еще раз хмыкнул. — От папы с мамой сбежала, и думает, что кругом только добрые люди.
— Зато деньги есть. Только ты пасть не разевай. — Сергей повернулся к Андрею. Глаза водителя азартно блестели. — Тут есть что взять. Только хочешь, чтобы я поделился — сам ее вали.
— Да нет. Обойдусь пока.
Девушка остановилась в двух метрах от грузовика. Ее лицо выражало целую гамму эмоций: страх, сомнение, смущение.
— Пожалуй, пора, — голос Сергея дрожал.
Андрей отвернулся. Происходящее не было неприятным для него, но и радости не вызывало. Так... легкая брезгливость. Лучше рассматривать зеленоватую стрелку спидометра.
Резко клацнул замок двери. Скрипнуло сидение Сергея. Шарканье ног по асфальту и выстрел. Все очень буднично и деловито.
— А я боялся, что засада будет, — каждое слово Сергея так и звенело от возбуждения. — Зря ты не согласился. Там денег на двоих достаточно было.
— Может, все-таки не надо было кончать ее?
— Да ладно, а то сам не знаешь. За разбой три года дадут. А так...
— Ты в каком веке живешь? — Андрей начал раздражаться. — Как дикарь, честное слово. Для тебя же личная свобода и жизнь намного важнее информационной выгоды! Ведь не те времена на дворе. Кража — понятно, за нее в тюрьму идти надо. Но убийством ты отбираешь у общества интеллектуально-информационную единицу.
— А когда государство убивает тех, кто самосуд вершит? Этим оно не отбирает единицу?
— Этим оно ликвидирует потенциальных изменников. Вредоносную клетку организм должен уничтожать. Даже если это повредит ему.
— Чего же тогда не убивают убийц? Тех, кто «потенциально» может уничтожить информационную ячейку? — Сергей даже не пытался скрыть презрения в своем тоне.
— Я же тебе говорю. Убийца — преступник интеллектуально-информационный. И наказание он должен нести такое же. Не равняй его с предателем. Изменник — это в крови. Его не вылечить. Убийцу же можно и нужно переделать. Заставить приносить пользу обществу, государству. — Андрей вошел в раж. Он уже не замечал, что кричит и размахивает руками. — Но при этом в нашем информационном веке недопустимо использовать методы физического воздействия и давления.
— То, что любая, последняя маразматическая бабка получит право рассказать мне, как я плохо сделал, вы называете общественным давлением? То, что несколько дней все газеты будут меня осуждать, ты называешь информационными методами? Дерьмо это, а не методы. — Сергей закурил. — Ты идеалист и фанатик. И самое страшное, что вот уже полвека у руля такие же фанатики. А может и наоборот. Планомерно уничтожающие народ суки. Как только у них последователи находятся. А чего же ты меня не остановил, когда я дуру эту валил? Ты же и слова не сказал!
— Предотвращать и наказывать — функция и право государства. Я не предатель и не собираюсь становиться на его пути.
— Идиотизм!
Милицейская машина, появившаяся слева залила кабину красно-синим светом. Сергей был рад прекратить спор и начал потихоньку притормаживать. Андрей тоже был доволен. Скоро виновный понесет наказание.
Сергей открыл дверь и вылез из грузовика. В кабину тут же проникла ночная сырость.
— Лейтенант Самойлов. Ваши документы, пожалуйста, — небольшая пауза. — Парфенов Сергей Юрьевич, признаете ли вы себя виновным в убийстве Анны Васильевны Прат?
— Признаю.
— Согласны ли вы добровольно понести ответственность согласно статьи четыреста пятьдесят два дробь три?
— Согласен.
— Не смею вас дольше задерживать. Счастливого пути!
За последние два дня Андрей уже третий раз вспоминал ту ночь. Шуму было много. Любая, даже самая заштатная, газетенка твердила о «недопустимости повторения подобных случаев в будущем». Сергея поддавали общественной обработке целую неделю.
Андрей тоже ходил туда. Рассказывал, убеждал, стыдил, рассуждал о судьбе человечества. Сергей кивал и соглашался со всеми доводами. Он сотни раз признавал свою вину перед обществом. И, вопреки ожиданиям Андрея, на лице Парфенова ни разу не появилось ни малейшего подобия непослушания или издевки. Только раскаяние и чувство вины.
Из центра общественной обработки Андрей ушел вполне довольным. Новый член общества исправлен. А спустя три дня он узнал, что Сергея убили. Прямо на выходе из центра.
Виновных поймали через пол часа. Отец и жених Анны Прат. Их повесили где-то на Северной Салтовке. Вся страна была потрясена: человека, ставшего на путь исправления, а значит вдвойне полезного для общества... человека, понесшего наказание и совершенно чистого перед государством и людьми, так жестоко и необоснованно лишают жизни.
Трупы убийц висели на столбах неделю. Андрей все собирался пойти посмотреть, да как-то не сложилось.
Теперь вот депрессия. Тоска, вызванная даже не убийством Сергея. Может подлой, крохотной мыслью что в чем-то он мог быть прав. Но Андрей старался не думать об этом. Депресняк через неделю, месяц, год уйдет, а если начать задумываться...
Крик отвлек от размышлений. В этот момент Андрей уже подошел к перекрестку. Парень оглянулся. Слева молчаливой горой стоял бывший институт: темные пещеры окон, осыпавшаяся плитка, горы мусора вокруг. Впереди — безлюдный тротуар . Справа — широкий проспект.
Вернее раньше это можно было назвать проспектом. Две двухполосные дороги, разделенные невысоким заграждением, давно превратились в миниатюрные барханы мусора и щебня. Посредине устроилась группа людей. Трое мужчин обступили что-то лежащее на земле.
Тот же голос завопил снова. На этот раз до Андрея дошло, что кричала женщина. И не просто кричала, она звала на помощь. Следовало бы развернуться и идти, но парень остался стоять на месте.
Помогать он не собирался. Даже если бы и захотел, то против троих, как минимум, мужиков он ничего не смог бы сделать. Так что на помощь звать бесполезно. Оспаривать гос. монополию на правосудие вряд ли кто захочет, а милиция, согласно уставу, приедет уже после преступления. Ну в чем-то и правильно. Если что-то уже произошло, то лучше дождаться завершения. Потом можно будет наказывать виновных, ели уж не смогли профилактику провести.
Да и девушке кричать уже недолго осталось. Минуты через три ее наверняка убьют. Андрей чувствовал, эти парни в чем-то сродни Сергею. Заключение и смерть их пугает много больше, нежели суровое наказание общества.
Один из насильников закурил. При одном взгляде на это у Андрея похолодело в груди. Воображение разыгралось не на шутку. В горле появился сладкий привкус дыма. Он буквально слышал тихое шипение сигареты во время затяжки.
«Пошлют, наверное.
Хотя... Попытка не пытка, может и получится стрельнуть»
Неспешно Андрей направился к молодым людям. Он уже почти подошел вплотную, когда его заметили.
— Извините. Можно у вас сигарету попросить?
Трое обернулись и непонимающими глазами посмотрели на Андрея. Четвертый, не обращая внимания на окружающий мир, продолжал заниматься своим делом.
«Накуренные, что ли...»
Самый высокий тупо улыбнулся.
— Еще один прибежал. Спасать удумал? — парень говорил «в нос». Язык явно заплетался.
Андрей уже жалел, что ввязался. Он поспешно развернулся и быстро пошел прочь. Появилось нехорошее предчувствие. Ноги сами собой подкашивались, руки слегка дрожали, сердце колотилось, словно сумасшедшее.
— Денег давай, — крепкая рука сдавила плечо Андрея.
Он обернулся. Прыщавая рожа находилась уж слишком близко. Щербатый рот, смрадное дыхание. Андрей уже не чуял себя от страха. В кармане брюк была какая-то мелочь. Он дернулся, пытаясь достать ее. Но не успел.
Перед глазами заплясали разноцветные круги. Правую бровь ожгло болью. От удара Андрей повалился на четвереньки.
Вымогатель заржал. Если бы Андрей мог думать, то понял бы, что его время пришло. За разбой — три года. За убийство.... Этот убьет.
Правая рука нащупала немаленький булыжник. В рывок Андрей вложил все силы. Первый раз он попал как раз по гниющей улыбке. Потом еще три удара. Маленькая передышка и камень упал на голову врага еще трижды.
Андрея била крупная дрожь. Он не чувствовал, как чужая кровь стекает по лицу. Он не заметил, как все та же кровь попала в глаз, и мир сделался красным. Парень отбросил камень. В двадцати метрах остальные уроды уже насытились.
«Сейчас девку начнут убивать». Мысль была несколько неуместной.
Где-то позади Андрея завыла серена.
— Панов Андрей Сергеевич. Вы признаете себя виновным в преднамеренном убийстве Видова Петра Семеновича с целью свершения смосуда.
— Я... Я же защищался.... Убийство в целях самозащиты...
— Видов Петр Семенович три дня назад убил вашу мать Панову Елену Николаевну. Совершенное вами убийство расценивается, как самовольное свершение правосудия и измена родине. В соответствии с сорок третьем законом вы будете умерщвлены через повешение, не зависимо от признания вины.
Андрей ничего не чувствовал. Он перестал воспринимать внешний мир. Пустые глаза все смотрели на соседний столб.
Вадим Турецкий © 2005
Обсудить на форуме |
|
