|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Будущее человечества Александр Куликов © 2005 Без мечты — Мы всегда будем вместе! Ведь так, любимый? — молодая, красивая девушка бежала вдоль пляжа и смеялась, ее белый сарафан был полностью мокр от воды прибоя, потому что она то и дело падала на волны, — я никогда раньше не была так счастлива. Никогда.
Молодой человек девушки никак не мог догнать ее. Каждый раз, как только он вплотную приближался к возлюбленной, она брызгала в него водой, а он, принимая правила игры, притворялся, будто это не вода, падал, кричал от придуманной боли, а потом, конечно же, поднимался и смеялся. Его желтые шорты и белая футболка промокли насквозь, но он этого не замечал — все мысли его были о девушке, что бежала впереди.
— Поймаю тебя, негодница, — смеясь, грозил он ей пальцем, — отшлепаю такую плохую девочку.
— А ты поймай сначала, — брызгаясь прохладной морской водой, отсмеивалась девушка, показывала язык, и снова убегала.
— Хорошо, — он ускорился, преодолел пять метров, что разделяли их, схватил девушку за талию, покружил ее вокруг себя и повалил на мокрый песок. Потом сам лег рядом, обняв правой рукой.
Море ласково лизало их пятки и ступни, тихий бриз обдувал молодые лица, полные сил и надежд на будущее. Любовники лежали и смотрели вперед, на горизонт. Солнечный диск катился по нему, оставляя за собой яркий, красно-оранжевый след. Этот след окрасил практически весь небосвод, лишь в одном месте водную гладь нарушала суша, и там красное небо сменялось горными лесами.
Этот остров был необитаем.
Солнце заходило именно за этот остров, и паре казалось, что светится именно он. Что-то было в этой картине красивое, романтическое, трогательное.
У девушки из глаз потекли слезы.
— Как красиво, Паш, — прошептала она, — такое ощущение, что находишься на краю вселенной, что видишь что-то запретное, то, чего вроде бы и не должен был видеть.
— Действительно красиво, я и не подозревал, что бывает такое, — прижимаясь к возлюбленной, таким же шепотом ответил Паша, он боялся повысить голос и уничтожить атмосферу сказки, что царила на пляже. — Там, на острове, говорят, происходят удивительные вещи. Мне рассказывали, будто люди там забывают свои страхи, огорчения, заботы...
— Правда? Давай отправимся туда. Ну пожалуйста, милый, — лицо девушки вплотную приблизилось к лицу Паши, ее губы соприкоснулись с его губами, но в последний момент он отстранился.
— Ты же знаешь, что я не могу, — в голосе Паши зазвучало расстройство и огорчение, — Светик мой, пойми, мы переехали сюда совсем недавно, на работе столько проблем...
— Тихо, — приложила палец к губам Света, — не нарушай тишину, все так прекрасно. Так пускай хотя бы в этот вечер все будет совершенно, — и с этими словами она страстно его поцеловало.
Паша хотел сначала снова отстраниться, сказать, что он не может так просто забыть разом все проблемы, ведь это невозможно. Хотел сказать, что любит ее, но он — сын преуспевающего бизнесмена и она — секретарша этого бизнесмена никогда не смогут быть вместе; что сейчас он ухаживал за ней, любил ее, но завтра они могут больше не встретиться (у отца много влиятельных врагов). Но Паша промолчал. Эти черствые, никому в данный момент не нужные слова, так и остались невысказанными. Они окунулись в любовь...
... Паша почему-то не спал, лишь валялся на песке. Рядом, свернувшись в клубочек, лежала Света. А парнем сейчас владело какое-то странное ощущение. Ощущение опасности. Нет, он не боялся врагов отца, из-за них то они и переехали в это почти безлюдное место, и в ближайшее время их вряд ли найдут. Но все же что-то не давало спать.
Он взглянул на горизонт. Сначала Паша подумал, что всего лишь смотрит на него слипающимися глазами, и поэтому не может разобрать, что видит, но потом понял, что дело не в глазах. Что-то случилось, небо помрачнело, словно неведомый Бог закурил свою божественную трубку, и дым, что шел от нее, замутнил все небо над островом. А сам остров горел, но горел без огня. Паша хорошо видел, как там обугливались леса, превращались из пышных зеленых силачей в худощавых стариков. Сложно увидеть с такого расстояния, как горит одно дерево, но когда горит лес, не заметить это не сможет лишь слепой.
А потом остров взорвался светом. Ярко-белая вспышка озарила небосвод. Глазам она вреда не наносила, а может, и наносила, но несмотря ни на что Паша спокойно смотрел, как столб белого пламени сначала взвился вверх, поднялся до самого неба, а потом вдруг начал падать. Как он определил, что свет сначала поднимался, а потом падал, Паша сам не знал, но ощущение, что все именно так, его не покидало. И он заворожено смотрел на бушующее действие, не в силах даже разбудить Свету.
Вдруг белое пламя врезалось в остров. И стало тихо. Исчез шум прибоя, шепот ветра и крики чаек. Исчезли все звуки, чтобы через секунду разразиться оглушительным взрывом.
Взрывная волна с сумасшедшей скоростью пошла на любовников, поднимая вверх столбы воды.
Паша разбудил Свету, он ничего ей не говорил, лишь указал на морскую волну и схватил за руку. Света ахнула. Было видно, что она еще чуть-чуть и упадет в обморок, но удержалась. И вот они уже бегут в сторону поселка в надежде на хоть какое-то спасение, ведь поселение находится на холме, может, волна туда не доберется.
Паша чувствовал, как сильно бьется его сердце, кровь била по вискам, сознание помутилось. Но он бежал. Чувствую в своей руке руку любимой, он не мог остановиться, и не останавливался, хотя почему-то вдруг захотелось спать, ноги стали подкашиваться.
Парень оглянулся — и взрывная, и морская волны приближались.
Вдруг он подумал, что бежать бессмысленно. Можно спастись от воды, но вот от взрывной волны им не спрятаться, как не спрятаться и всем жителям поселка, хотя какой так поселка, накроет все в радиусе сотен и сотен километров.
И все же он бежал. В его голове оставалась лишь надежда на чудо, и этого хватило, чтобы парень не бросил все, а продолжил борьбу с усталостью и немощностью, что вдруг подползли к его телу. Света упала в обморок, он взвалил ее на плечо и, еле переплетая ноги, нес на себе. Вскоре показались жилые дома, но добраться до них Паша так не смог, ноги его не выдержали, и он упал и потерял сознание.
Он не видел, как море вернулось в свои берега, не пройдя и половины расстояния, которое одолели Паша со Светой. И не видел он, как взрывная волна, нелогично медленно (если учитывать даже ту бешенную начальную скорость, с которой она пошла вначале) двигаясь, накрыла его, а потом и сошедший с ума от страха перед опасностью город.
Они проснулись на другой день.
— Что вчера случилось, — протирая глаза и зевая, спросила Света таким обыденным голосом, острова взрываются каждый день, — от чего мы бежали?
— Не знаю, — Паша подумал, что должен радоваться чудесному спасению, но не получалось, какое-то ощущение незаконченности не покидало его. Он чувствовал, что-то еще случится, — пойдем в поселок, может, там знают, только если, конечно, нам все это не показалось...
Им действительно не показалось. Немногочисленные жители маленького поселения были взволнованны, напуганы, но все живы и здоровы. Никто не мог объяснить причин и последствий вчерашнего взрыва на острове. Как ни пыталась Света разузнать что-либо о нем, на все вопросы отвечали одинаково: «Остров необитаем».
— Может, военные опыты? — после получаса расспросов спросил у Светы Паша, — нам же никакого вреда не нанесли, и никому тоже ничего не сделали, давай забудем о вчерашнем, надо жить сегодняшним.
— Действительно, — согласилась Света, — давай лучше пойдем к тебе.
— Нет, мне надо на работу, — он не дал ей себя поцеловать и молча пошел в офис.
Света хотела поспорить, но вдруг подумала: «А зачем?» и пошла домой, у нее сегодня был выходной...
Никому даже в голову не пришло сплавать на остров и осмотреть его, хотя бы из-за любопытства.
... Паша никак не мог понять, почему все стало из рук вон плохо. Что-то случилось. Выпуск фирмой отца новой продукции был намечен как раз на день после взрыва, его, естественно, никто не отменил. Новая одежда, усовершенствованная по многим показателям, а главное, всего чуть-чуть дороже старой, не смогла закрепиться на рынке. Удивительно, люди по всей стране не покупали ее, говорили, что боятся этих нововведений, связанных с человеческой генетикой, что лучше они будут покупать проверенный продукт, чем рисковать своим здоровьем. А раньше утверждали обратное.
Миллионы были потрачены на разработку новых материалов и технологии пошива. И все впустую?! Все для того, чтобы одежда висела на витринах магазинов и пылилась?!
Сначала Паша никак не мог понять, почему так произошло. Потом, через день или два бесполезных попыток найти выход из сложившейся ситуации он сдался, понимая, что этого выхода нет. Фирма разорится, а с ней пойдут ко дну он, его отец, и, возможно Света.
Что случилось с людьми? Что стало причиной резкой перемены в их психологии?..
... Прошел месяц. Фирма не разорилась. Несмотря на то, что она оказалась в той ситуации, когда ее могли съесть все, кто только мог, этого не произошло. Или конкуренты в момент разучились вести дела, либо все забыли о существовании фирмы, что тоже невозможно, либо что-то еще. И вот это что-то еще и было самым вероятным. Но это что-то всех перестало волновать. И Паша, и его отец радовались тому, что остались на плаву. Кое-как они выкрутились из сложившейся ситуации, кое-как наладили маленькое производство, и остановились на этом.
Свету Паша сначала не видел из-за занятости, боялся, что она может его отвлечь, а потом он просто о ней забыл. Он недоумевал, куда подевалось вечное желание поскорее закончить работу и бежать к ней, почему, видя ее на улице или на работе, он лишь махал ей рукой, здоровался и сразу же прощался, и не хотел большего. Всякий раз, когда эти мысли всплывали в голове парня, он наталкивался на преграду, вернее не на преграду, а на совершенное ничто, будто никогда не любил. Но ведь какие-то чувства должны были остаться. Да и не видел Паша причин, из-за которых мог разлюбить.
Несколько раз он пытался поговорить со Светой, но при встрече их взглядов видел пустоту, абсолютную и безжизненную. И слова оказывались невысказанными. Да и не только слова, его мысли, те самые, что он долго обдумывал, перемешивались в голове и казались ему самому детскими, глупыми, бессмысленными. Зачем она мне? Что случиться, если я вдруг на ней женюсь? Что случится, если у нас появятся дети?
А потом Паша вечером, за чашкой вечернего чая, вспоминал свою последнюю романтическую встречу, их любовь. Куда все делось? Куда вообще делись все чувства?
Он терялся в догадках. Только терялся, и ничего больше, никаких действий...
... Прошло несколько лет. Паша продолжал работать заместителем директора на фирме отца, на жизнь не жаловался. Да и как можно жаловаться, когда ты уверен в завтрашнем дне, когда ты знаешь, что завтра все будет так же, как и вчера, не лучше, а главное, не хуже. Враги отца так и не появились. Забыли? Возможно. Тем более фирма отца то перестала быть их конкурентом. Она не развивалась, не вставляла палки в колеса другим, и ее никто не трогал. Но Паша не думал о тех давно забытых врагах. У него появилась жена.
Всю свою жизнь Паша будет помнить тот день, когда они решили пожениться. Наверно, тогда единственный раз после памятной прогулки по пляжу он видел чувство в глазах Светы.
Он шел к себе в офис и, проходя мимо стола, за которым сидела Света, в очередной раз решил высказать ей свои мысли.
Поздоровался, спросил, звонил ли кто, и уже собирался высказаться, как опять наткнулся на совершенно непроницаемый взгляд, чуждый, холодный, далекий. Паша забыл обо всех своих мыслях и направился в сторону своего офиса. Вдруг Света проговорила за спиной:
— Почему?
Паша встал на месте, не смея обернуться к девушке. Что-то глубинное, что-то из самых недр разума, пыталось заставить его не останавливаться, продолжать движение, но он остановился. Мысли перемешались, перед глазами всплыли давно забытые встречи наедине, поцелуи. Те минуты, казавшиеся когда-то сказочными, сейчас почему-то показались Паше бессмысленными, ненужными и глупыми. И в тот же момент вторая часть разума помнила, что это были лучшие мгновения, самые прекрасные, самые... мысль оборвалась. Что-то сейчас боролось внутри Паши, а он стоял, боясь двинуться, слушая себя, не в силах понять смысла внутренней борьбы. Что-то требовало скорейшего бегства из этого места, а что-то просило повернуться к Свете и, наконец, сказать ей все, что хотел.
— Почему? — вновь он услышал голос за спиной, на этот раз Паша различил нотки дрожи и страха. Каждая буква из этого короткого слова ударила огромным молотом в его голову и помогла той части сознания, что вдруг проснулась и начала бороться со второй, что требовала уйти, и победить ее. И Паша повернулся.
— Что случилось с нами? — дрожа всем телом, выдавила из себя Света, ее глаза, глаза, когда-то похожие на две оливки, а потом превратившиеся в два бездонных океана тьмы, сейчас заставили Пашу содрогнуться всем телом. Он понял, девушка, которую он когда-то любил, которую хотел больше жизни, борется с собой не меньше его самого, а возможно, даже больше.
Какие глупые слезы, надо же, проливать их из-за какой-то любви, кольнула Пашу в голову мысль. И тут же он вспомнил, как однажды прятался вместе со Светой от дождя на крыльце какого-то домика. Старая хозяйка этого домика хотела прогнать их, но потом смягчилась и впустила. Втроем они еще долго разговаривали, и бабушка поведала им много историй из своей жизни. Их Паша тоже вспомнил. И жалкая мысль затухла.
— Мы же так любили друг друга, нам так было хорошо вместе, — на глазах уже образовались две мокрые дорожки, с каждой секундой они увеличивались.
— Я не знаю, — только и смог ответить Паша. Он бы с радостью сказал, что всегда ее любил, что, пропади все пропадом, они должны быть вместе, и понять это помогли ему его воспоминания, но слова как будто забылись, и наружу вышли лишь пресловутые: «Я не знаю».
— Когда нам мешали твой отец, ваши враги, работа, мы пытались быть вместе, и мы были. А теперь, когда нет проблем, когда... когда... когда нет ничего... мы не вместе, — она вытерла слезы. — Я не понимаю, у меня пропали все чувства. Почему? Я думала, разлюбила, но причин этому не нашла. Я просто не понимаю! — Паша недоумевал, Света, словно прочитала его мысли, она говорила точь-в-точь то, что он пытался ей сказать, — и твои глаза... безжизненные и холодные. Разве ты разлюбил? — голос ее предательски вздрогнул.
— Нет, — ответил Паша, — я не разлюбил, — больше он ничего не смог сказать, и опустил голову. Света тоже молчала, она истратила все свои силы.
Молчание затянулось. Паша почувствовал, как тонут в небытие его воспоминания, как исчезают чувства, как в голову возвращаются желчь, жесткость, холодность. Но он еще все-таки помнил, и какая-та часть его естества подсказала, а может, он догадался, что сейчас он живет во лжи, неведомо кем и когда созданной, и Паша попытался, пока эта ложь своими путами окончательно не скрутит его мысли, сделать одно единственное, что оставалось:
— Выходи за меня замуж, — тихо сказал он.
— Конечно, — после небольшой паузы ответила она...
... Прошла жизнь. Сотни раз солнце заходило за горизонт, сотни раз выходило. Лил дождь, стояла засуха, прилетали и улетали птицы. Жизнь подходила к концу.
По неширокой вытоптанной им самим за всю долгую жизнь тропинке шел человек. Он опирался на трость, шагал медленно и неуверенно. Лицо его изрезали редкие морщины, кожа одряхлела, глаза выцвели, если, конечно, в них когда-то был цвет. Наверно, был, но когда именно, старик уже и сам забыл.
Он шел по тропинке, ни о чем не думая, не смотря по сторонам. Он просто шел домой. Его маленькая фирма, оставшаяся после смерти отца ему в наследство, оставалась уже несколько десятков лет такой же маленькой и практически не приносящей доходов. Но старика это нисколько не волновало. У него было все, что нужно для жизни: крыша над домом, пища. А что еще человеку надо? А надо ли вообще?
Старик шел по тропинке. И дошел бы он в очередной раз до своего дома, если бы не почувствовал дуновение ветерка на своей щеке. Он удивился. Хотя чему тут удивляться? Ветер с моря, что в паре миль от поселка, так и оставшегося поселком, не превратившемся в курорт, хотя около него прекрасный нетронутый пляж, чистый берег, красивейший вид. Старик посмотрел в сторону ветра. Он никогда не смотрел туда, и никогда не был в той стороне. Или же был? Какая разница?
Старик хотел было уже продолжить идти в поселок, как заметил птицу, зависшую в воздухе прямо перед его взором. Она закричала и полетела в сторону, откуда подул ветер. Старик даже не успел ничего подумать, как его ноги сами пошли за ней.
Птица летела, а он шел за ней. И что-то в этом эго преследовании его полета старик уловил что-то до боли знакомое, что-то повсеместное и привычное. Он не стал гадать, что же он уловил, потому что в голову пришла новая мысль: «А зачем живут птицы?»
Сначала старик, еле перебирающий ноги под тяжестью старости, не понял даже смысла своего мысленного вопроса, но с каждым новым шагом неуверенных и слабых ног он понимал. Нет, не понимал, а догадывался, что птицы живут совершенно бессмысленно. Летают, спят, высиживают птенцов, добывают пропитание, опять летают, и так до бесконечности. А зачем?
Старик поразился неожиданно появившимся вопросам. В чем их смысл? По крайней мере, почему он раньше о них не задумывался? Непонятно.
А птица все летела. Идущий за ней человек и не заметил, как за его спинной за холмом скрылся поселок, и как ветер, обдувающий щеки, стал сильнее.
Если все птицы существуют без смысла, то почему они вообще тогда существуют? Новые вопросы, связанные с летящей впереди птицей и не только с ней, появлялись в голове старика с каждым новым шагом.
А зачем живу я? Мысль ударила в голову с такой силой, что у старика чуть не помутилось сознание. Я, как и птица, да как и всякий другой зверь, ни к чему ни стремлюсь, лишь делаю свою работу, ем да сплю. Чем я лучше них? Правильно, ничем. Тогда почему человек развил свой разум сильнее всех остальных? Почему он из обезьяны превратился в градостроителя и покорителя космоса? Почему, в конце концов, он заселил весь мир?
И почему, черт возьми, я ничего не помню из своей жизни и не могу найти ответ ни на один вопрос?!
Старик оглянулся. Оказывается, он стоял по колено в морской воде. Вокруг не было никого, лишь чайки да медузы, выброшенные волной на берег, да прибой что-то пытался нашептать ему, говоря ударами волн о берег. А птица, что привела его сюда, куда-то исчезла, стоило на мгновение отвести от нее взгляд.
Старик испугался. Где он? Куда забрел? Как он доберется до дома? Даже эти вопросы, на которые он всегда знал однозначный ответ, сейчас разрешить не смог.
И тут он увидел остров. На краю моря виднелся небольшой кусочек земли, старику казалось, что сам остров удивлен тому, что находится именно там. Смотревшему показалось, что он когда-то и где-то уже видел этот клочок земли. Но расплывчатые воспоминания были больше похожи на неожиданные видения из какой-то другой жизни, чем на осмысленные картины прошлого, и старик не придал им значения, в первые секунды своего взгляда на остров.
А потом он вспомнил.
Воспоминания потекли в его разум из неведомых ему самому источников. Старик вспомнил, как он лежал на этом пляже около пятидесяти лет назад. А рядом лежала девушка. И он ее любил. Любил?! Сейчас он даже не знал, что это такое, но память подсказала, что любовь — величайшее, что может быть, и старик поверил.
Он вспомнил свое имя — Паша. Уже несколько десятков лет сын назвал его отцом, а остальные просто «ты». Лишь Света, лишь она помнила его имя... пока не умерла. Как?! Он забыл даже это?!
Паша схватился за голову. Он пытался остановить воспоминания. Они вспыхивали непоследовательно, резко, ярко, и при каждой вспышке в голове что-то рвалось. Боль была невыносимая. Старик завыл, хриплым, тихим голосом, но полным такой боли и отчаяния, что содрогнулось даже море, в котором по-прежнему находились Пашины ноги.
Он увидел взрыв света, что произошел на острове. Он увидел бегство от взрывной волны. И, падая без сознания, он вновь увидел лицо своей возлюбленной, молодое лицо, красивое и жизнерадостное, полное надежд на будущее, такое, каким он хотел видеть его всегда, таким, которое запомнит навсегда. И даже воспоминание о разговоре в офисе, когда он сделал ей предложение, не затмили прекрасного лица Светы, той истинной Светы, которую он любил.
А потом был полет. Его разум, освобождаясь от невидимых пут, летел с неописуемой скоростью сквозь прошедшую жизнь. И Паша видел страшные картины, повествующие об его существовании. Но страшны они были не из-за того, что случалось что-то ужасное и непоправимое, а наоборот, потому что ничего не случалось. Он видел свою жизнь, бессмысленную и никчемную, как и миллионы других таких же. Все люди превратились в полуроботов-полулюдей, являющихся жалким подобием и тех, и других.
Он видел, как исчезла наука, как она стала совершенно ненужной из-за возможных последствий. Он вспомнил, что перестали появляться новые болезни, но так и не нашлись лекарства на старые. Перед Пашиными глазами люди кончали со своей жизнью, оставляя послания: «Мир сошел с ума, а я вместе с ним. Так жить я больше не могу. Невозможно понять себя, когда чего-то нет». Но тогда на эти смерти никто не обращал внимания. Какое кому дело до других жизней?
И еще много чего вспомнил Паша, правда, все воспоминания очень мало относились к его собственной жизни, потому что из нее ничего не требовало ни малейшего внимания. Все воспоминания были связаны скорее со всем обществом, чем с отдельными людьми. И старик понял, чего же так не хватает, что пропало, и без чего человек стал обычным животным. «Это необходимо вернуть!», — было последней мыслью, до которой он додумался перед тем, как очнулся...
...Паша открыл глаза и увидел, что лежит на своей кровати. Окна были закрыты, и свет создавали лишь свечи, стоящие на столе. Странно, почему свечи, а не люстра, успел подумать старик перед тем, как заметил, что кроме его кровати и маленького столика со свечами больше в комнате ничего нет. Куда подевались все вещи? Нас что, обокрали?
Он увидел своих детей. Сын Паша и дочь Света стояли над ним, и в глазах их было беспокойство. Нет, беспокойства в них не было. В их же глазах читалось лишь расстройство. Но почему они расстроены? Что случилось?
— Мы тебя нашли на берегу моря, окоченевшего от волн, смыкавшихся и размыкавшихся над тобой. Я до сих пор не понимаю, как ты не захлебнулся, — холодно сказал сын. — Жаль, что тебя так же, как и всех постигла болезнь. Завтра за тобой приедут — с этими словами он вышел из комнаты.
— Какая болезнь? — хватаясь за рукав уже собравшейся уходить дочери, спросил Паша, — если я был без сознания, это не значит, что я болен, и кто приедет за мной?
— Ты лежал без сознания три дня, все это время ты бредил, и говорил ты именно то, что и говорят все заболевшие. За тобой приедут из лечебницы, там ты проведешь остаток своей жизни, — девушка хотел выйти, но Паша ей не дал, он ухватился за нее с такой силой, что последняя даже вскрикнула.
— Нет, — быстро заговорил он, — меня нельзя в сумасшедший дом, я наоборот, выздоровел, помогать надо вам, — он говорил все быстрее и быстрее, — пойми, остров, туда надо попасть любой ценой, там ответы на все вопросы, там...
— Отцепись, ты изменился, раньше я не видела больного блеска в твоих глазах, а теперь он есть, — и она вышла.
Паша слышал, как ключ повернулся в дверном замке — его заперли. Это конец, подумал он. Завтра приедут люди и заберут его, как и многих других таких же. Других? Значит, он не один такой! Есть такие же, которые вспомнили, как надо жить, такие же освободившиеся от пут. Неужели у старых людей появляются в голове дорожки, через которые приходят воспоминания? Неужели они, словно и в правду какая-то болезнь, используют слабости старого организма? Тогда... пройдут годы, и мои дети вспомнят.
Старик запутался в мыслях, слишком все резко для него случилось. Воспоминания до сих пор живо стояли перед его глазами. И тут он понял.
Детям нечего будет вспоминать. Они воспитывались совершенно в другом мире, без цели, без чувств, без жизни. Они доживут до старости, не понимая, зачем живут, и не поймут это и после смерти. Мир не будет развиваться, он будет стоять на месте, а потом развалится из-за того, что его ветхие кости никто не будет растирать. Человечество, неспособное ставить перед собой цели на будущее, не желающее ничего, кроме того, что у него есть, не способно к жизни. Нищие, радующиеся тому, что они хотя бы нищие, а не мертвые. Калеки, радующиеся, что у них, к примеру, нет одной ноги, а не двух. И другие, и другие, и другие. Это безумие!
Паша хотел встать с постели, но не смог. Оказывается, его ноги окоченели за то время, что он пролежал в воде, а дети даже не удосужились позвать врача, или хотя бы растереть конечности мазями. А можно ли их винить? Они и не умеют этого. Они вообще ничего не умеют, в школах из-за ненадобности исчезли две трети всех преподаваемых предметов, почти все высшие учебные заведения закрылись. Мир ожидает крах?! Ведь без знаний человечество опустится до развития семнадцатого века! Этого нельзя допустить!
И ноги пошевелились. Невообразимым образом Паша смог двинуться на постели. Конечно, это движение было очень слабым, со стороны вообще не заметным, но он почувствовал, как в тело возвращаются силы. Кто ему помог, он не знал. Да и помогал ли вообще? Если почти всю жизнь в нем спали надежда, сила воли, ярость, смелость, трусость, в конце концов, то почему же им, проснувшимся, не соединиться, чтобы в последний раз в жизни сделать что-то важное, может даже, жизненно важное для всего человечества.
Паша встал с постели, ноги его тряслись, каждую секунду норовя подкоситься, голова кружилась, к горлу подвалила тошнота, но все-таки шел. В минуту делая один шаг, он дошел до двери... лишь для того, чтобы убедиться, что она и вправду заперта.
Что ж. Паша и не думал сдаваться. Он добрался до окна и открыл его, удивившись недальновидности своих детей. Если они заперли дверь на случай его желания выйти, то почему забыли окно. Потому что они понятия не знают, что такое воля и поиск выхода из, казалось бы, безвыходной ситуации. Они просто не сталкивались с этим. Сейчас, это даже и к лучшему...
Старик добирался до пляжа долго. У него то и дело отнимались ноги, и в таких случаях он полз. Дети не заметили выбравшегося из окна отца, наверно, даже и не подумали, что он может до этого додуматься. Другим прохожим до ползущего старика не было абсолютно никакого дела.
Паша оказался на пляже, когда солнце уже начало клониться к закату. Во второй раз в жизни он видел эту прекрасную панораму, захватывающую сердце и перехватывающую дыхание. Ему захотелось встать на месте и просто смотреть на переливающуюся красным и золотым водную гладь, на отходящие от острова рыжие лучи света.
Он простоял долго. Смотрел и смотрел. Опять нахлынули воспоминания. Сейчас Паша понимал, что жизнь кончилась, и бесполезно прожитых дней не вернуть, все его надежды и мечты канули в небытие в самом зародыше, канули под напором неизвестного, кого-то, придумавшего такую злую шутку над всем миром. Из глаз потекли слезы. Когда-то давно они текли от счастья, от понимания того, что перед тобой открыты все дороги, и ты можешь выбрать любую из них, и, возможно, дойдя до ее конца, обернуться и улыбнуться огромному замку побед и поражений, построенному твоими усилиями. Но сейчас они текли по другой причине. Они текли, потому что Паша понимал, он так и не пошел ни по одной дороге, и оборачиваться назад ему нет смысла — он увидит лишь начало пути, а, пойдя вперед, он не доберется и до ближайшего поворота.
— Кто ты? — падая на колени, хрипло прокричал старик, глаза ему застилали слезы, — Кто ты? Бог или дьявол, силач или слабак, глупец или гений? Кто ты, кто дал тебе права решать судьбы всех людей, кто дал тебе право лишать их жизни? За что ты нас всех так наказал?
Наверно, море подумало, что эти речи относятся к нему, потому что в следующий момент, оно отозвалось сильным шумом — огромная волна выбросила на берег какую-то доску, напоминающую небольшой плот. Паша присмотрелся, и понял, что это действительно плот. Неужели кто-то хотел проплыть несколько миль на этой деревяшке? Одна небольшая качка и, считай, что ты утонул. Да и как можно отплыть от берега, когда течение направлено к нему?
Словно в ответ ему из волны выбросили на берег какую-то палку, похожую не весло. Паша лишь усмехнулся. Море словно приглашало его, словно говорило: «Ты хочешь узнать, так узнай, плыви».
И действительно, как он собирался плыть до острова? Не руками же и ногами, не способными даже нормально действовать. Да и вообще, глупая это затея. Раз никто ничего не изменил за столько лет, не изменит и дряхлый старик. Уж лучше ничего не вспоминать, дожить спокойно до смерти, не задумываясь. Так нет же, надо было вспомнить, пойти за той птицей...
И как только он о ней вспомнил, почувствовал легкое дуновение ветерка на своих щеках. Странно, стоять прямо на пляже несколько часов, и только сейчас почувствовать дыхание моря. Паша посмотрел над собой. В небе кружила птица, та самая, которая привела его сюда, та самая, которая заставила его вспомнить.
— Зачем ты помогла мне?! — закричал он, — Зачем сначала отбирать, а потом отдавать, когда уже нет возможности этим воспользоваться! Это подло! — он зачерпнул в руку песка и кинул его в птицу. Песок, естественно, не долетел. А старик от бессилия повалился на землю, — все неправильно, все не так, как должно было быть, все совсем не так, — зашептал он.
Стало темно, но, как ни странно, Паша продолжал видеть черный силуэт птицы и в этой кромешной тьме. Он видел, как она полетела в какую-то сторону, и снова, не успев ничего подумать, пошел за ней.
Вскоре он подошел к какому-то амбару, его явно никто не отпирал несколько лет, а может и больше. Даже в темноте было видно, как покосилось строение. Изнутри пахло гнилью.
Паша попробовал открыть дверь, но как только он до нее дотронулся, она упала на песок. Посмотрел на небо, птицы не было. Опять к чему-то привела и исчезла, пронеслось в голове.
Внутри амбара стояла старая моторная лодка, вся заржавевшая и загнившая. На ней никуда не плавали, наверно, несколько десятков лет. Паша посмотрел бензобак. Пуст. Но рядом оказалась канистра с бензином, как ни странно, полная. Что ж, придется этой старой лодке послужить свою последнюю службу именно сегодня...
... Всю ночь Паша пытался дотащить лодку до воды. Все это время его посещали разные мысли. С одной стороны, плыть туда — самоубийство, но с другой — не плыть нельзя. Что его ждет здесь, в мире? Больница? Но в тот же момент, что плохого в больнице? Кормить будут, поить тоже. НЕТ. Столько лет вот так пить и есть, не зная цели — это не жизнь, а жалкое существование.
И он тащил лодку. Откуда только силы появились? Ему было безразлично. Раз есть, значит надо использовать. Использовать в последний раз...
... Рассвет Паша встретил, лежа на дне гнилой лодке. Он не знал, заведется ил мотор, но надеялся на это. Он не знал, доберется ли до острова, но опять же, надеялся на это. Он не знал, что ждет его там, но и тут он надеялся, что узнает. Давненько он ни на что не надеялся. Это было так приятно, так ново, и в тот же момент старо. Было необычно верить в то, чего не знаешь, верить в то, во что сложно верить. Против него было много факторов, но он все равно поплывет, потому что верит. Вера и надежда, и, конечно же, любовь, их отняли у народа, и надо хотя бы узнать, за что. Он старик, он знал, что ничего не изменит. Что он может сделать, дряхлый и немощный? Но даже тут надежда не покидала его на удачный исход.
Осталось завести мотор и в путь.
Паша услышал крики. Бежали люди. Дети, подумал он. И действительно, к пляжу приближались его сын и дочь.
— Нашли, наконец, — вслух прошептал старик, — я никуда не уплыву, пока с вами не попрощаюсь. Вы не в чем не виноваты. Эх, вы даже не можете себе представить, чего вас лишили.
Когда дети были уже достаточно близко, чтобы услышать голос их старого отца, тот крикнул: «Прощайте», — и завел мотор. Почему-то Паша был верен, что мотор заведется. Так и случилось. И он поплыл.
Долго ли протянет лодка? Возможно, он потонет через минуту, возможно, через час, а может быть, он доплывет. Главное, что он попытался, он сможет уйти из этого мира с чистой совестью. А ведь он, может быть, и не уйдет. Кто знает? Все же возможно. Но такие мысли с каждой минутой стали все реже и реже посещать его голову, потому что не было пройдено и половины пути, как закряхтел мотор.
Прошел еще час, мотор уже дымился, но продолжал работать. Но когда до острова осталось тридцать минут плавания, двигатель заглох. И как ни старался старик его завести, все попытки оказались безуспешными.
У Паши упала душа. Почему-то он понял, что так и останется болтаться на воде, пока не умрет от голода, или не утопится сам. И он лег на дно лодки.
Солнце взошло, и теперь оно слепило глаза. Но старик не закрывал глаза, он хотел видеть этот мир. Он лежал и думал, теперь он не вспоминал своего прошлого, что вспоминать о том, чего не вернуть? Он думал о детях. Вспоминал, как родились сын и дочь. Тогда он никаких чувств не испытал, зато теперь по телу побежали теплые токи. Он вспомнил, как они первый раз выговорили: «Мама», как пошли в школу, как... На небе появился знакомый черный силуэт птицы.
— Улетай, — закричал Паша, — мне не нужна твоя помощь, ты уже помогла мне, дай хотя бы спокойно умереть.
Но птица и не собиралась помогать. Молнией она бросилась к лодке, и ударилась о ее дно, и снова взлетела. Все произошло так быстро, что старик даже не сумел моргнуть.
Появилась небольшая дырочка в обшивке, и лодка медленно начала наполняться водой.
Странно устроен человек. Случится непоправимая беда, и он, смирившись со своей участью, будет спокойно ждать конца. Но в глубине души-то он все равно будет верить во спасение, пусть и не известно, кто и как будет его спасать. Но как только смерть схватит своими когтями за горло, человек всеми силами попытается вырваться из этой хватки. Он будешь метаться, кричать, корить Бога и Дьявола за смерть, хотя минуту назад спокойно ее дожидался. Ему будут дороги каждые секунды его пребывания в мире земном, и он сделает все, чтобы они продлились еще хоть чуть-чуть. И дело тут даже не в страхе перед неизвестностью, которая ждет за смертной темнотой, нет, дело в том, что у каждого человека в этой жизни есть то, чего он так и не сделал, хотя всегда хотел, и все свою сознательную жизнь он надеется, что все-таки совершит задуманное, но... не судьба.
Паша и не подозревал, насколько он испугается смерти. Секунду назад ему было наплевать, но то было секунду назад. Он забыл о птице, о том, не успел даже подумать, что она какая-то слишком толи злая, толи умная, толи еще какая. Все мысли старика были о том, как остаться в живых. Он закрыл пробоину правой ногой и стал дергать шнур в надежде, что лодка все-таки заведется. Час назад не завелась, почему заведется сейчас? Кому нужны эти умные изречения, когда на кону жизнь? Правильно, никому.
И бывают таки случаи, когда человек, не использующий и десятой доли своих врожденных способностей, перед смертью открывает потайные тропы к совершенно неописуемым частицам своей сущности и творит чудеса. Наверно, тоже случилось и с Пашей. Он так хотел выжить, так хотел узнать правду, что мотор завелся. Чтобы невозможное стало возможным, нужно в это верить. Именно благодаря вере возвращаются люди «с того света», излечиваются от неизлечимых болезней, выигрывают, казалось бы, проигранные сражения... Но это уже другая история, наша же почти подошла к концу, так как Паша приплыл на остров...
Бензобак опустел на три четверти, значит, возврата нет. Эти мысли посещали Пашу, когда он шел по лесу в поисках... чего? Возможно, эпицентра взрыва, возможно, инопланетян. Старик не отрицал ничего. Даже самая глупая версия могла оказаться правильной. И он просто ходил и ходил по лесам. Вскоре он выбился из сил. Все-таки они оказались не беспредельны. И Паша решил отдохнуть. Времени же еще полно, солнце успеет несколько раз совершить свой ежедневный путь, прежде чем он умрет от жажды или от голода.
Но только он присел около одного деревца, как почувствовал, что не умрет он от голода. Видимо, действительно были израсходованы потайные закрома его сил, и как бензин в баке, они подошли к своему концу. Старик еще чувствовал, что может встать, но ходить по одинаковым лесам он не сможет. Не хватит сил. Так не лучше ли просто уснуть под деревцем, так хорошо прикрывающим от слепящих солнечных лучей, и в тот же момент не закрывающим от них полностью?
Паша взглянул на небо. Он хотел увидеть птицу, она ведь не один раз выводила старика к нужным местам: то к пляжу, когда он вспомнил, то к амбару с лодкой. Но птицы не было.
Хорошо бы прилечь... Нет! Паша приподнялся и, придавив в себе малодушные мысли, он просто запретил себе думать, пошел вперед.
Он шел долго, силы давно закончились, но только не воля. Вскоре он забрел в непроходимую чащу. А над головой кружила черная птица, правда, не видел ее старик, так как не смотрел наверх.
Мысли о том, что он заблудился, не покидали Пашу, но он решил искать, пока не упадет обессиленный на землю. И нашел.
Перед взором появился небольшая пещерка, как ни странно, вход был закрыт металлическими дверьми. Паша подошел к ним.
Двери открылись, как в некоторых магазинах, сами по себе, как только он к ним подошел...
Внутри царила разруха. Если кто-то и работал здесь, то очень и очень давно. Старик дошел до лаборатории, не встретив никого и ничего, кроме разрушенных дверей, стен, валяющихся разбитых мониторов и других электронных приборов.
Поворот направо, налево, прямо, опять направо, и вскоре он оказался в лаборатории. Угадать, что это помещение когда-то было лабораторией, было не трудно. Огромный зал, в центре которого стояло что-то, наверно, когда-то напоминавшее ракету, только по ней будто бы сделали выстрел из артиллерийского орудия, вокруг ракеты кругом размещены компьютеры и мониторы. И все разрушено.
Старик ходил по лаборатории, в глазах его были опустошение и разочарование. Неужели все зря?
Вот она жизнь. Покажется сначала тебе прекрасной девушкой, манящей к себе и пышными формами, и красивым лицом, а подойдешь к ней — это Костлявая с косой, схватит тебя за руку, и можешь уже не дергаться, нет спасения, некуда бежать.
Паша оглянулся, и вдруг на одном из столов, что стоял у стены, увидел птицу.
Паша подошел к ней. И ноги у него чуть не подкосились. В птице он узнал Свету. Расплывчатый вблизи силуэт черной птицы невообразимым образом напоминал любимую. Ту самую, которая когда-то спросила его, будут ли они всегда вместе. И Паша понял, что те годы, которые он провел с ней вместе, были ненастоящими. Вернее, он понял это давно, еще на пляже, но полным образом ощутил именно сейчас. И за гранью жизни его уже ждут, ждут, без запрета на мечту, без запрета на любовь. Паша моргнул, от нахлынувших слез, и птица исчезла.
— Я скоро приду, — прошептал он, взял со стола покрытую толстым слоем пыли папку, на которой сидела птица, и начал читать:
«Наш проект провалился, — видимо, это был чей-то рабочий журнал. Может, здесь он найдет ответы? — мы перестарались. Мы хотели получить мир без ярого желания всех и каждого быть хотя бы на шажочек, но впереди других, но это невозможно — оно заставляет людей ненавидеть, завидовать, убивать, унижать. Но не имея этого желания, человек теряет и все остальное: целеустремленность, мечты, надежду. Усыпив чернь в человеке, мы усыпили и свет. Теперь мы знаем, что, не имея одной части нашего естества, мы теряем и другие, так как они завязаны друг на друге. Если ничего не изменить, человечество вернется в золотой век, если не глубже. Это важный вывод. Завтра будет запущен проект антивирус»
И все?! Ни причин, ни задач, ничего, лишь обрубок чьего-то дневника. И какой такой антивирус. Что произошло в этой лаборатории? Почему такая разруха?
Старик вышел на улицу. Их антивирус не заработал, яснее ясного, но мир еще не обречен. Взрыв не убил мечту в людях, он лишь усыпил ее, а значит, она когда-нибудь, да проснется. Может, людям удастся ее разбудить. Может, это удастся им до того, как они превратятся в первобытных людей. По крайней мере, надо на это надеяться.
Паша пошел в сторону моря. Никто, кроме парящей в небе черной птицы не видел, как старик упал на землю, и больше не встал...
Александр Куликов © 2005
Обсудить на форуме |
|
