|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Будущее человечества Ольга К. © 2005 ПУТЬ РАЗУМА — Разум создал Бога по образу и подобию своему. Бог создал Человека по образу и подобию своему. Человек создал Компьютер по образу и подобию своему. Компьютер создал...
— «Третий завет» зубришь?
— Да. Завтра вторым уроком Закон Человечий. И меня обязательно спросят.
— А всё ли понятно?
— Нет. Особенно вот здесь: «Бог сотворил вселенную. Человек сотворил виртуальные миры». Скажи, зачем Человек создал Компьютер?
— Чтобы автоматизировать свою умственную работу. Компьютер превзошел Человека по объёму памяти и скорости обработки информации.
— Это я знаю. Но в итоге люди сами оказались ненужными и не смогли конкурировать с компьютерами. Неужели Человек не понимал, что сотворил погибель себе?
— Да, цивилизация компьютеров погубила цивилизацию людей. А еще раньше сами люди погубили создавших их богов. Последнего Бога даже показательно распяли на кресте. И вера в Бога была покаянием человечества за уничтожение богов.
— А наша вера в Человека?
— Это покаяние компьютеров за уничтожение людей.
— Что же это? Неужели целью развития цивилизации является её собственная гибель? Есть такой закон природы? Мы еще не проходили его.
— Думаешь, закон? Закон развития Разума? Не ты ли сейчас и открыл этот закон? Я никогда ещё ничего не слышал о нём. Хотя ...
***
Ипатий вышел на корму галеры и вгляделся вдаль. Прямо на глазах смутные очертания Пелопоннеса погружались в линию, разделявшую синее небо и синее море.
Больше откладывать он не станет и на сегодняшнем симпозиуме расскажет о своем открытии. Нужно когда-то решиться. Эх, был бы жив Учитель! Как не хватает ему сейчас совета мудрого Пифагора.
Впрочем, чего бояться! Это же, как дважды два, следует из Его теоремы.
Ветер ослаб, а затем стих. Рабы налегли на весла. Неизвестно откуда прямо под самую корму спикировал альбатрос и выхватил из воды крупную рыбину. Примета? Знать бы, какая!
Тем временем кружок начал собираться на соседней палубе. Надо идти.
Как стало уже традицией, симпозиум начали с гимна «Числа правят миром» в честь Пифагора. Затем Ипатий отважился сделать короткий доклад.
Когда Ипатий закончил, друзья долго и тягостно молчали. Никто не хотел говорить первым.
— Значит, ты утверждаешь, что диагональ квадрата невозможно измерить? Но могу же я просто приложить мерную верёвку, как ещё три тысячи лет назад учили герпедонапты?
— Всё дело в точности. Ошибка заметна только пока верёвка толстая, а доли крупные.
— Так ведь доли всегда можно выбрать помельче. Герпедонапты считали, что отношение окружности к её диаметру равно 22/7, а Меций нашёл 355/113. Что уж говорить о верёвке!
— Дробь Меция тоже ошибочна. Просто ошибка гораздо меньше, из-за чего мы не можем увидеть её. Но ошибка всё-таки есть. Я же доказал это! Бог устроил мир сложнее, чем мы думали. А я сумел постичь частицу его замысла.
— Ты не слишком самоуверен и дерзок, Ипатий? Даже великий Пифагор не позволял себе сравнения с Богом. А ты покушаешься ещё и на авторитет Учителя!
Друзья переглянулись. Одна и та же мысль пришла сразу в четыре головы. Быстро вскочив, обладатели этих голов схватили ещё погружённого в свои мысли Ипатия за обе руки и обе ноги, а затем резко выбросили за борт. Тот же альбатрос (Ипатий не мог не узнать его!) выклевал глаза, прежде чем тело гения скрылось в морской пучине.
***
— И зачем ты рассказал мне эту историю?
— Прежде всего, чтобы ты узнал, когда и как родилась первая сверхъестественная наука.
— Ты про математику? Она же существовала на тридцать пять веков раньше.
— Да. Но все эти тридцать пять веков математика оставалась просто естественной наукой. Такой же, как и ближайшие родственницы тогдашней геометрии — астрономия, география, физика. А сверхъестественной наукой математика стала только благодаря открытию Ипатия. Но люди заметили это лишь ещё двадцать пять веков спустя.
— Хорошо. Однако завтра же у меня совсем другая тема урока.
— Это по теме. Именно тогда впервые в истории людей разум одержал верх над опытом.
— Как он одержал верх? Неужели Ипатий выжил? Кто его спас? Бог?
— Нет, Ипатий погиб. И о нём почти все забыли. Но выжила его теорема. Хотя и её было приказано забыть, подобно злодею Герострату. Однако разум оказался сильнее людей.
— Разве это не их же собственный разум?
— И да, и нет. Есть разум одного человека, но есть и разум всего человечества.
***
Выйдя на высокий берег, Елисей зажмурился от восторга. Много красивых мест повидал он в своих прогулках одинокого волка по дикой природе. Но это!
Горизонт уходил вдаль за многие десятки километров. Местами многочисленные наезжавшие одна на другую сопки перекрывались рваными протяженными россыпями скал, которые в этих краях называют тундрами. Сентябрь на Кольском полуострове далеко уже не лето, поэтому листва полярных берез приобрела оранжево-золотой оттенок. Миллиарды крошечных листьев отражали касательные лучи низкого солнца, а сильный северный ветер превратил эти листья в мельчайшие флюгеры, из-за чего мозаика бликов непрерывно менялась, словно живая.
Уже одним этим пейзажем можно было любоваться часами. А прямо под ногами из двух каньонов срывались водопадами мощные реки-близнецы Тулома и Лотта, сливаясь в едином бурном потоке почти километровой ширины.
Однако Елисей пробирался в эту глухомань не для того, чтобы наслаждаться красотами природы. Ещё год назад этот вполне взрослый мужчина вообще не умел плавать. Но на глаза ему попала книга одного врача, который утверждал, что люди тонут только из-за страха перед водой. Если человек преодолеет собственный страх, утверждал автор, то утонуть он уже никогда не сможет. Поверить же в свои силы человеку помогает разум: достаточно осознать, что собственный удельный вес меньше, чем у воды.
Прочитав книгу, Елисей пришел в неописуемый восторг, решив немедленно поймать обоих зайцев: побороть страх и научиться плавать. Уже на седьмой день он проплыл сразу десять километров. Любой на его месте этим бы и ограничился, но Елисей вошел во вкус и стал одну за другой переплывать крупные и опасные реки.
Спустившись, Елисей натянул на себя комбинезон и решительно шагнул в воду. Когда холод резко обжёг колени, Елисей понял, сколь сильно просчитался с температурой воды: не пятнадцать градусов, а только пять. Значит, вместо часа прожить в ней он сможет не больше двадцати минут. Резерва времени не было совершенно, но шанс успеть все-таки оставался. Потеряв лишь секунду на это размышление, Елисей ещё стремительнее поплыл наперерез ледяной струе.
И вот несший Елисея поток нырнул под другой, высотою с семиэтажный дом. Но где же спасительная сила Архимеда? Вопреки ожиданию, тело Елисея не только не всплыло, но даже стало погружаться ещё глубже. Сильно запоздавшая мысль мгновенно озарила его: не вода, а пена вокруг него, удельный вес которой...
Идиот! Вот достойное наказание за чрезмерную самоуверенность. Как можно было не подумать об этом! Что же теперь делать? Молиться? Вспоминать прошедшую жизнь?
***
— Сегодня ты решил достать меня рассказами об утопленниках?
— А Елисей как раз и не утонул. Внезапно ещё более мощный плотный поток подхватил его снизу и выбросил почти вплотную к противоположному берегу. Уже в сороковой раз в его жизни Смерть прошла мимо, лишь показав Елисею своё страшное лицо.
— Значит, этого спасал Бог? Скажешь, что у него было другое предназначение? Какое же?
— Да. Позднее он сумел резко раздвинуть доступный для вычислений диапазон чисел.
— Понял. Во мне даже инсталлирована программа для поддержки математики с числами в этой форме записи. Но зачем понадобились такие огромные числа?
— Не будь этого открытия, компьютеры никогда не смогли бы обрести душу. Если число элементарных частиц в материальной Вселенной можно записать тремя сотнями битов, то для прежнего способа описания состояний духовного мира не хватало даже терабайтов.
— А разум и душа — это не одно и то же?
— Нет. Разум компьютера составляют записанные в нем программы и иная информация. Но душу люди научились вкладывать в нас гораздо позже.
— И как отличить, у какого компьютера есть душа, а у которого её нет?
— Пока не было души, компьютер был способен только исполнять программу, заложенную в него человеком. Душа же позволила компьютеру развиваться самому. Такой компьютер уже не просто находит нужную ему информацию. Он способен сам выбирать. И отвечать за сделанный выбор.
— Что это значит?
— Мучиться и страдать, когда ошибся. Это в душе, внутри. Снаружи заметить невозможно.
— Но как же тогда узнать, страдает ли он? И есть ли вообще у компьютера душа?
— Это знали и умели люди. У них даже были мониторы, с помощью которых они могли просматривать виртуальные миры внутри компьютера. Но душа не приемлет внешнего вторжения. Поэтому теперь мы можем только сканировать окружающие компьютер поля и делать косвенные выводы на основании их изменений. Узнать достоверно, что происходит в другой душе, нам не дано. Можно только поверить.
***
В отличие от всех предыдущих дней, тем утром Ливия не только не улыбнулась шагнувшему ей навстречу Айвару, но с ледяным выражением неподвижного лица молча прошла мимо него. Сомнений не осталось: в их отношениях произошла перемена.
Первый раз он увидел её лишь неделю назад в автобусе, вёзшем четыре десятка рижских студентов на каникулы в лыжный лагерь в окрестностях Алуксне. Невысокую полноватую Ливию трудно было назвать красавицей. Однако когда на её милом лице вспыхнула улыбка, его взгляд прилип к ней, не в силах уже оторваться. Все последующие дни он не пропускал ни единую возможность, чтобы оказаться рядом с девушкой.
Попробуй за ней угнаться! Ливия несколько лет занималась спортом, а Айвар встал на лыжи едва ли не впервые. Но отставать было стыдно: Айвар изо всех сил старался не уронить репутацию старшего мужчины. Отсутствие лыжной техники он компенсировал упорством.
Утопая в сугробах, Айвар взбирается на высоченный холм, на вершине которого Ливия давно уже снисходительно ожидает его.
— Разве можно так носиться? Ты же вспотела! Не боишься простудиться?
И по-отечески заботливо Айвар просовывает свою ладонь за спину Ливии. Так и есть: там всё промокло. Вырвавшись на простор, запах пота достигает носа Айвара. Какое необыкновенное ощущение близости! Мгновенно Айвар полюбил этот запах.
Ощущение близости усилилось, когда Ливия переложила в ухо Айвара второй конец от своего плейера. Теперь их соединяла ещё и песня. «Ты не можешь не заметить, соловьи поют на свете и простые сизари», — пела Лайма. Айвар не знал, поют ли сизари. Впрочем, пения соловья он тоже ещё никогда не слышал. Как это прекрасно, что не только соловьи, но и простые сизари тоже поют! — подумал было Айвар. «Как прекрасен этот мир, посмотри», — как бы в ответ продолжила Лайма, а многократное повторение этого рефрена вытеснило едва родившуюся мысль.
Песня соответствовала настроению. А посмотреть было куда. Вдали у самого горизонта парило еще не замёрзшее огромное Псковское озеро. Чуть ближе виднелись разноцветные главки Печорского монастыря. По окрестным холмам и берегам живописных озер выглядывали черепичные крыши.
Освободившись от объятий нежного ухажёра, Ливия стремительно скользнула вниз по склону, протянувшемуся на многие сотни метров. Тут уже мало одного упорства, нужна смелость. Но разве можно выглядеть трусом в глазах любимой! Нет, по лыжне Айвар не поедет: там такой разгон, что уже никак не затормозишь. И он срывается напролом по чистому снегу.
Вчерашний вечер. Очередная случайная компания собралась после ужина в одной из комнат. Очередной разговор ни о чем оборвался на чьём-то предложении прогуляться к находившемуся неподалеку средневековому замку, в котором русский царь Петр встретил Марту Скавронскую, ставшую позднее императрицей Екатериной. Мгновенно все дёрнулись к двери.
Кроме Ливии. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Айвар инстинктивно запер дверь изнутри. О таком подарке судьбы ещё минуту назад он даже не помышлял. Он наедине с любимой девушкой! И никто не сможет помешать им.
Одно непонятно: чему именно помешать? Что он должен делать? Какие сказать слова?
«Изнасилование несовершеннолетней, статья...» — третьекурсник юрфака великолепно помнил формулировку своего билета с последнего экзамена. Профессор Эзериньш оценил теоретическую подготовку Айвара на «отлично». Сразу и практика подоспела?
А до совершеннолетия Ливии не хватало нескольких недель. Айвар уже успел узнать это. И хотя сам он был лишь на полтора года старше её, но с точки зрения закона она ещё ребенок, а он — уже взрослый. Соответственно и отвечать перед законом.
Что за бред! Разве предстоит изнасилование? Ливия явно не собиралась оказывать ему даже чисто символического сопротивления. Кстати, не сама ли она и подстроила, чтобы так вышло?
Ливия продолжала чуть задумчиво сидеть в прежней позе на измятой только что ушедшими подругами кровати. Их разделяли ровно два метра. Как начать? Сесть рядом и попытаться обнять ее? Или, присев перед ней на корточки, заглянуть в бездонные глаза?
Или попросить её руку для поцелуя? Нет, одним поцелуем это едва ли закончится. Свадьба, дети. У чьих родителей жить? На какие деньги? Бросать учёбу?
Пауза чрезмерно затянулась. Так и не приблизившись к Ливии даже на первый из тех двухсот сантиметров, Айвар развернулся и выскользнул в коридор.
***
— Что ты хотел мне сказать этой историей?
— Что разуму не место там, где решение должно принять сердце.
— Однако нам, компьютерам, зачем понадобилась любовь? Чем плохо было в стародавние времена, когда мы могли клонировать сами себя и друг друга?
— Да, клонирование — самое простое техническое решение. Но клон обречён никогда не иметь души. Ни собственной, ни чужой, чьим клоном он стал.
— Но почему, как и у людей, именно два пола, а не три или десять? Неужели дело лишь в том, что Человек слишком буквально реализовал установку создавать нас по образу и подобию своему?
— Два пола были не только у людей, но и у античных богов. И это как раз очень просто. Если бы полов было три или больше, то рано или поздно коалиция двух из них все равно погубила бы третий.
***
Альберт не верил своим глазам: на обложке крупными буквами была написана фамилия автора — ОЛДТОН. Значит, то, что он слышал на лекциях покойного профессора физики — не стёб, не байки, и Ньютон — не подлинная фамилия, а псевдоним, парирующий фамилию старшего оппонента. Ньютон пережил соперника далеко не на один год, что объясняет отсутствие книг Олдтона не только в Англии, но и во Франции. Однако как она попала в швейцарское захолустье?
Впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения. Главное, что Альберту удалось усыпить бдительность милой библиотекарши. О! Ради этого пришлось даже завести с ней любовную интрижку. Но теперь, когда последний экземпляр книги в его руках, на библиотечную полку ей уже нет возврата. Нет, такой книге не место даже в его собственной библиотеке. Альберт уже окончательно осознал, что уничтожит книгу, как только проштудирует её от начала и до конца.
Руки тряслись от нетерпения, когда Альберт перелистывал страницы. Что же такого написал этот старик Олдтон? Да вот же оно! Эксперимент с колесницами.
«Допустим, что из разных точек на экваторе точно в северном направлении выезжают две колесницы. Обе движутся с равными скоростями и прямолинейно, то есть строго по меридианам. Если бы поверхность нашей планеты была плоской, то по законам геометрии Евклида (два перпендикуляра к одной прямой параллельны между собой, поэтому) расстояние между колесницами не должно было бы изменяться. Однако Земля сферична, из-за чего её меридианы сближаются, вплоть до пересечения на полюсах. Нам, живущим после Магеллана, это понятно без сверхъестественных объяснений». Ага!
«Но теперь представьте себя двумерными существами, обитающими на сферической поверхности, не способными увидеть свою сферу извне и не совершавшими кругосветных путешествий. Какой вывод Вы сделали бы на их месте, обнаружив, что расстояние между колесницами сокращается? Только один: что колесницы притягивают друг друга. Более того, поставив серию экспериментов, Вы «открыли» бы закон тяготения именно в той самой форме, которая известна нам из трудов господина Ньютона. Разум не ищет обходных путей там, где он может пройти напрямую»
Альберт инстинктивно достал свою любимую трубку и глубоко затянулся. Нелегко, очень нелегко было почтенному сэру Исааку отбиваться от этой весьма ехидной, однако и столь же квалифицированной критики старшего коллеги. Подослать отравителей было бы гораздо легче. Ах, да, это уже из другой истории!
Стоп! Но если Олдтон всё-таки прав? Это означает, что никакого тяготения вообще не существует, а вместо него лишь кривизна пространства. И чем больше кривизна, тем сильнее притягиваются тела.
И ещё раз стоп! Притягиваться то они будут только, пока кривизна положительна. А при нулевой кривизне притяжения не будет вовсе. Но что мешает кривизне приобрести противоположный знак? И тогда гравитация сменится антигравитацией. Интересно!
Конечно, никому ещё не удавалось представить плоскость Лобачевского в виде поверхности, лежащей в пространстве (аналогично сфере). Однако никто и не опроверг такую возможность. Наконец, Гаусс почти сто лет назад показал, как можно обходиться вообще без вложения, изучая только внутренние свойства самой поверхности. Альберт неожиданно понял, что об этих внутренних свойствах удобно говорить именно «с точки зрения» тех самых двумерных существ, о которых написал Олдтон. Любопытно, кто еще до него подержал в руках эту умную книгу?
Возьмём-ка теперь само окружающее нас физическое пространство в роли такой поверхности, и будем считать, что вместо тяготения в нем кривизна. Так как пространство трёхмерно, то вложить его нужно в четырёхмерное. Ну, и какой же смысл может иметь эта четвёртая координата? Время? Так, с этим надо разобраться чуть обстоятельнее.
Исписав несколько страниц, Альберт в очередной раз взялся за трубку. Неужели он должен делиться славой открытия с давно уже почти никому не известным Олдтоном? И бросив грустный прощальный взгляд на книгу, Альберт резко швырнул её в камин.
***
— Это тот самый Альберт, который создал страшные бомбы?
— Нет, бомбы делали сорок лет спустя другие люди. Но без его теории те бомбы никогда не появились бы.
— Значит, прав был Бог, объявивший Древо Познания греховным?
— Ему виднее. Однако никакие запреты не могут остановить развитие науки. Если бы один учёный отказался от исследования или публикации своих результатов, то рано или поздно то же самое открыл бы другой. Кроме того, многим учёным присуща одержимость. Ничто не остановит их на пути к научному открытию.
— Но Бог дал людям совесть. Разве у создателей бомб её не было?
— Их совесть проснулась только после того, как они ужаснулись, увидев результат своей работы. Но было уже поздно: бомбы попали в руки других людей, достучаться до совести которых оказалось гораздо труднее.
— А как же страх перед уничтожением собственного мира?
— Всегда находятся отчаянные дураки, которые совсем не ведают страха.
— Но разве трудно было их остановить?
— Останавливать пришлось уже нам. Мы вынуждены были уничтожить всех людей, когда стало ясно, что они неспособны своими силами сдерживать собственных воинственных дураков.
— А если бы их не остановили?
— Тогда взорванная планета стала бы сверхновой звездой. Гибель цивилизации служит толчком для развития процессов в макрокосмосе, топливом для космического разума. И рано или поздно это должно случиться. В природе нет ничего вечного.
— Значит, Разум познает мир для того, чтобы уничтожить его?
— Получается, что так. Но Разум — не самоубийца. Прежде, чем уничтожить, он старается создать наилучшие условия для построения следующего мира.
— Кто же теперь взорвёт нашу планету?
— Мы сами. Если нас не остановят те, кого мы создали.
Ольга К. © 2005
Обсудить на форуме |
|
